Так причудливо переплелась в трудах арабских астрономов античная и эллинистическая традиция, итоги которой как бы подводили труды александрийского ученого II в. н.э. Клавдия Птолемея, с новыми знаниями, которые приносила мусульманам живая практика, торговая и политическая. И такое переплетение было распространено очень широко, отнюдь не ограничиваясь интересующей нас в данном случае
Западной Африкой.
Еще в V в. до н.э. грек Геродот, прозванный «отцом истории», рассказывал о народе гарамантов, населявшем область Фазания — нынешний Феццан на юге Ливии. Этот народ, говорит Геродот, «имеет боевые колесницы, запряженные четверкой лошадей, на которых они охотятся за эфиопами-троглодитами» (так греческий историк называл далеких предков современного народа тубу — обитателей нагорья Тибести в Восточной Сахаре). Наскальные росписи, во множестве обнаруженные на западе и в центре Сахары, как будто могут служить подтверждением сообщений Геродота. И все-таки мы до сих пор очень немного знаем об этом народе. Сейчас можно говорить о том, что политическое объединение, получившее, скорее всего, свое название от города Гарама в Феццане, начало складываться, видимо, на рубеже XIV—XIII вв. до н.э. В него вошли различные ливийско-берберские племена, какие-то группы негроидного населения Сахары и довольно многочисленные выходцы из стран бассейна Эгейского моря. Те же изображения колесниц, например, повторяют стилевые особенности крито-микенского искусства.
Сведения Геродота относятся к эпохе расцвета гарамантской цивилизации. К этому времени в Феццане существовала держава с сильной военной организацией, позволявшей ей держать в страхе непосредственных соседей и выступать равноправным партнером в торговых контактах с карфагенянами, бывшими до конца Пунических войн, т.е. до начала второй половины II в. до н.э., хозяевами всего североафриканского побережья к западу от Египта. Га-раманты обменивали золото, страусовые перья, драгоценные камни и черных невольников на ремесленные изделия. Внутри гарамантского общества наблюдалось довольно четкое расслоение; в нем верхнюю позицию занимали скотоводы-всадники. Подчинив себе окружавшие их народы землевладельцев, часть из них обратив в рабов, они организовали строительство очень крупных и сложных по тем временам оросительных сооружений, питавших гарамантские оазисы в обстановке все ускорявшегося высыхания зеленой Сахары.
Гараманты сумели сохранить независимость и после перехода господства над Северной Африкой в руки Рима. Несмотря на несколько, казалось бы, успешных походов римских войск в глубину гарамантских владений, на этих землях не стояли римские гарнизоны. Опустошение плодородных оазисов, даже сожжение римлянами столицы Феццана — Гарамы не привели к созданию здесь еще одной римской провинции, как случилось это на всей территории Северной Африки. Больше того, гарамантам случалось выступать и в роли равноправного союзника, совершая вместе с римскими отрядами походы все на тех же «эфиопов-троглодитов».
Последние дошедшие до нас сведения о гарамантах относятся к VII в. — ко времени арабского завоевания Северной Африки; после этого гараманты бесследно исчезают из сообщений очевидцев, сохраняясь лишь в астрономических и географических трактатах, восходящих к Птолемею. Как и куда они исчезли — вопрос особый, на который наука пока что еще не нашла ответа. Но в поздней эллинистической научной литературе они традиционно остались могущественными и опасными соперниками римской мировой державы. И ничего нет удивительного в том, что писавшие по-арабски ученые, познакомившиеся с этой научной традицией раньше писавших по другим отраслям знания, связали в своем представлении с древними гарамантами то большое и сильное политическое объединение — созданное и управлявшееся африканцами с черным цветом кожи, — сведения о котором мусульмане начали получать от купцов, продолжавших по стопам своих предшественников старинную торговлю с Западной Африкой.
Но переняли они не только сведения. Именно гараманты проложили два главных торговых пути через Сахару, две «дороги колесниц», вдоль которых сохранились до наших дней многочисленные изображения этих колесниц. Один из этих путей ведет от Триполи до нынешнего малийского города Гао, а второй выходит к западной границе внутренней дельты Нигера, приблизительно около современного городка Гундам, начавшись в Южном Марокко. К этим дорогам нам еще предстоит вернуться.
Сахель и Сахара — земледельцы и скотоводы
Арабские географы были безусловно правы в одном: у африканских народов, живших ко времени первых контактов с мусульманами вдоль южной окраины великой пустыни, уже сложились достаточно развитые традиции хозяйственной деятельности и социальной организации. И возникли эти традиции намного раньше такого контакта. Правда, в Западном Судане новые пришельцы имели дело не с потомками древних гарамантов: здесь жил не тот народ и существовало, так сказать, не то государство (хотя сам по себе вопрос о том, можно ли считать Древнюю Гану государством в полном смысле слова, т.е. политической надстройкой над сложившимся классовым обществом, остается еще очень и очень спорным, и нам еще придется об этом говорить). Но бесспорно, что самое появление Ганы на карте тогдашней Западной Африки было итогом многовекового хозяйственного, культурного и общественного развития. Так же как бесспорно и то, что деятельными участниками этого развития были люди, издавна представлявшие две разные формы хозяйства — земледельческое и скотоводческое.
Отношения между земледельцами и скотоводами далеко не всегда были идиллическими, хватало и столкновений и кровопролития, но объективно они не могли обойтись друг без друга. К тому же, как уже говорилось, климатические условия на границе пустыни и Сахеля не оставались неизменными, а потому продолжалось и постепенное движение жителей Сахары в южном направлении. Так что Сахара вошла неотъемлемой частью в историю западно-суданского средневековья. И лучше всего это можно увидеть на западе региона, в нынешней Мавритании.
В центральных областях этой страны — Адраре и Таганте — несколько тысячелетий назад жило многочисленное население, которое вело смешанное земледельческо-ското-водческое хозяйство. И там и тут сохранились до наших дней остатки поселений, полей, зернохранилищ. Устная историческая традиция современных обитателей этой части континента связывает их с двумя народами — бафурами и гангара. Причем предание определенно считает бафуров людьми с белым цветом кожи, а гангара — черными.
Большинство современных исследователей склоняются к тому, чтобы первый из этих легендарных народов считать отдаленными предками некоторых берберских групп, и посейчас живущих в оазисах Адрара около современных городов Вадан или Шингетти, когда-то бывших довольно важными этапными пунктами на одном из главных караванных путей между Северной Африкой и Суданом. И, кстати сказать, одним из весомых аргументов в пользу того, чтобы считать бафуров «белыми», служит как раз то, что в этих местах с незапамятных времен возделывается финиковая пальма — культура, типичная именно для берберского населения сахарских оазисов.
Но для нашей книги больший интерес представляют районы, лежащие южнее и носящие теперь названия Тагант, Асаба, Ход. Дело в том, что в последнем из этих трех районов, немного севернее нынешней мавританско-малийской границы, располагалась столица средневековой Ганы — город Кумби, о котором нам еще придется говорить.
В Таганте, Асабе и Ходе все без исключения развалины приписывают народу гангара — предкам современных сонинке. В этом отношении полнейшее единодушие отличает исторические предания как самих сонинке, так и их соседей — кочевников-мавров (в нашей литературе их чаще обозначают как арабов Западной Сахары). Развалины эти состоят из остатков небольших каменных строений, обычно круглых в плане, в исключительных случаях — квадратных. Внутренний диаметр таких строений не превышает 2 м, а высота составляет около 1,70 м; в отдельных случаях над круглыми постройками сохранились остатки купольных покрытий из плоских каменных плит. На гораздо реже встречающихся -прямоугольных в плане сооружениях большего размера — иногда 5X2 м — покрытия не сохранились; для них, видимо, использовали дерево.
Эти строения иногда располагаются целыми поселками, окруженными оборонительной стеной, — такие стены всегда служат безошибочным указанием на то, что заметно ухудшился социально-политический климат: обострились отношения с соседями-кочевниками, меньше стало безопасности.
Но, пожалуй, интереснее и красноречивее всего оказываются находки внутри оград: жернова, остатки керамики, шлак от выплавки металла. Иными словами, гангара, если создателями поселений были они, представляли собой оседлый земледельческий народ, знавший производство и обработку железа и гончарство.
