вы промчались за дома...
1985
ЧАЙКИ В ГОРОДЕ
Чайки в городе, в городе... Птицы!..
Не людей, так хоть их пожалеть!
Чайкам голодно, надо кормиться
И в полёте не умереть.
Вот зима, но исчезли вороны.
Странный признак! — чего им не жить?
Только чайки летят на балконы,
Рвутся в окна, прося их впустить.
Чайки, чайки, хорошие птицы.
Трудно вам? Я впущу вас, впущу!
Только где же вам всем разместиться?
Что, не в гости? Хоть корм притащу!
Но пугливы вы страшно — и точка.
Подойдёшь — всех, как ветром снесёт,
Не берёте из рук ни кусочка.
Верно! Пуганый дольше живёт.
Всё равно вам, кто чуток, не чуток...
Всё меняется, всё до поры.
Снег пойдёт через несколько суток,
а пока чайки белят дворы.
1985
ТАГАНКА
Театр осиротел. Любимов в Хайфе
иль в Тель-Авиве. Там ему и жить!
Обиделся, послал все власти на фиг.
Театр в сомненьях: быть или не быть?
Назначен Эфрос. Сверху так решили, —
незаменимых нет между людьми.
Но с Эфросом артисты не дружили,
а с кем они дружили, чёрт возьми?!
От перепалок и интриг не в духе,
зверел главреж, упав в тенёта дней.
срывал спектакли с треском Золотухин,
бравируя известностью своей.
Освобождаясь от чинов и рангов,
склоняя на анархию народ,
бурлит вовсю мятежная Таганка
и скоро режиссёра доведёт.
1985
ПРО НОБЕЛЕВСКУЮ ПРЕМИЮ
Альфред Нобель, изобретший порох
(Анька говорит, что — динамит),
дал возможность шляться по просторам
войнам, где никто не победит.
А потом опомнился, бродяга,
столько душ невинных загубя!
Нам и человечеству во благо,
создал фонд по имени себя.
В физике мы с Анькой не меркуем,
правда, был на химии в цене...
А за то, что нынче не быкую,
можно дать и премию вполне.
Накопились в банке денег кучи,
мне ж за трёшку засветили в глаз!
Только эту премию получим, —
морды будут бить уже за нас.
Из ментовки, значит, приезжаю, —
шлю запрос. Какая там страна?
Присуждайте, я не возражаю.
Утром — дома, прямо с бодуна.
1985
ИНОГДА ВЕЧЕРА ОЖИВАЮТ...
Иногда вечера оживают:
звёзды чиркают белыми стрелками.
Люди здравствуют, не умирают.
Звезды - камешки тёплые, мелкие.
Небо странное, без суеверий:
тучи стаяли, воду отплакав,
и комочки далёких материй
точно входят в черты Зодиака.
Ковш Медведицы, Волосы Веры,
Скорпион, дальше - вихри из пыли.
Где границы неведомой сферы?
Где мы все до рождения жили?
Иногда вечера оживают,
только люди им редко внимают.
1985
***
Отчего нам в старых книгах
так уютно и надёжно,
что неотвратимость мига
не заметна, не тревожна?
Отчего дрожанье нервов
утихает понемногу,
и душа летит, наверно,
исповедоваться Богу?
Мы забыли, мы устали
ночью вглядываться в звёзды.
Что читали, что листали
отвечает нам: «Не поздно!»
И седые каравеллы,
покачавшись на страницах,
нас уводят за пределы,
если только нам не спится.
Странное успокоенье
в старых книгах притаилось.
Может, от того, что зренье
авторов в слезах омылось?
Или жили люди лучше
в те века, не зная сроков,
а осознанные кручи
нам теперь выходят боком?
Так ли это? Не отвечу,
не задам вопросов лишних.
И уду противоречий
не возьму. Я верю вышним.
1985
НЕЖДАННЫЙ ДРУГ, НЕЗВАННЫЙ ГОСТЬ...
Нежданный друг, незваный гость
сошлись в моём дому.
И к радости мешалась злость,
как будто в душу впился гвоздь,
неясно почему.
Я потерялся и поник
в плену ненужных слов,
запутался в плену улик,
которых смысл не нов.
Два человека принялись
словами тормошить,
а ты меж них юлой вертись,
не успевая жить.
Я б в одиночку их скрутил
и перевербовал,
с них суету и хамство смыл...
А, может, промолчал?
Простил бы, сетуя на суть
Земли в её соку,
что каждому неровный путь
написан на веку.
Нежданный друг, незванный гость
совсем с ума сошли:
мысль, как обглоданную кость,
забросили в пыли.
Бокалы стукались, треща,
перегружась вином,
и если что-то хмель прощал, —
так споры ни о чём.
Но спор умолк и шум утих,
в день обратились дни.
Но что ж я возвращаюсь в них,
когда прошли они?
1985
ФИЛОСОФСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ
Философский факультет —
нету дома, денег нет,
общежитие, гитара и студенческий билет.
Постигаем мысли шустро,
как сказал бы Заратустра,
если б жил при нашем строе,
где на койке спят по трое
и на трёх — один обед.
А когда сдадим зачёты,
заживём, съедя кого-то,
иль в котельные работать, —
вниз — по лестнице почёта.
Ужаснутся Кант с Платоном
смазке рельсов под вагоном,
аспирант, метя метлою,
будет жить, за всех спокоен,
Вспоминая тех, кто Маркса
адаптирует для Марса,
или же наследье древних
сводит к уровню деревни.
Философский факультет,
пятилетка — наших нет.
1985
***
Когда вникаешь в мысли мудрецов,
освобождается от бед лицо.
И цепь ошибок так мелка, мелка...
Лишь жизнь вчерашняя горчит слегка.
Тацит, Сенека и Лукреций Кар
мне говорят, как мир нелеп и стар.
Метанье атомов, крушенье, ноль...
А в результате — глуп и гол король.
И наши страсти и идеи — блеф,
но принимаешь это, постарев.
И всё не стоит сожаленья, нет —
случайна жизнь и глуп её сюжет.
Мы неорганикой полным-полны
и от реальности отвлечены.
Забыв про грозные дела основ,
вредим друг другу водопадом слов.
1985
***
Александру Кушнеру
Я говорю: прекрасен Кушнер
в тончайшей музыке времён,
но критикой полузадушен
и пустословьем заглушён.
Шакалов много — пищи мало!
Тому, кто вышел на тропу,
дают вакансию Тантала,
а хвалят косточки в гробу.
Я говорю: прекрасен Кушнер,
когда он, светлый, входит в дом,
когда он открывает душу.
Пишите, Саша! Мы поймём.
1985
ДИОГЕН
Потрёпaнных полков уходят поколeнья, —
ни слaвы, ни побeд, a бойнe нeт концa.
Из мглы вeков глядят нa повторeнья тeни,
и трудно уцeлeть, нe потeряв лицa.
Нe можeт зaлeчить ничто душeвной рaны.
Философы твeрдят: «Врeмён прeрвaлaсь связь...»
Зaпугaнный нaрод склонился прeд тирaном
привычною спиной и опустился в грязь.
Жуёт сухaрь нужды, тaясь, полу-кaлeкa,
чтоб мeж собой связaть нaчaлa и концы,
и ищeт Диогeн со свeчкой ЧЕЛОВЕКА,
а вслeд ему идут ищeйки и лжeцы.
1986
ГОФМАН
1
Ещё не время полночь бить,
но из зеркал, из темноты
выходят призраки творить
дела зловещие. Слиты
в единый ком осколки дня
и тонкой теплятся свечой,
но в беглом отблеске огня
дрожит тревога, не покой.
В потёмках шорох. Лунный блик,
через свечу пройдя, поблек,
а там, куда он не проник,
стоит песочный человек.
И медленно сходя с ума,
струю вина вливая в бред,
напишет странные тома
полу-фантаст, полу-поэт.
2
Вися на елке у Мари,
невесть по чьей затее,
Щелкунчик молит: «Отвори
мне в сказку дверь скорее!
Полгосударства за коня,
полжизни за возмездье,
пока мышиная возня
и не сошлись созвездья».
Вот он уже скликает рать,
расправил плащ пурпурный,
оставив девочку гадать:
возьмёт ли в край лазурный?
1986
МЫ РАЗУЧИЛИСЬ В ГОСТИ ПРИХОДИТЬ...
Мы разучились в гости приходить,
и принимать друзей, даря им душу.
Нам стало трудно двигаться и жить
в том измеренье, что казалось казалось лучшим.
Но не казалось это нам ничуть!
Мы были проще, чутче и умнее,
и наша юность освещала путь,
в котором мы блуждаем, став старее.
