Черный заяц
Николаю Оцупу
Гаснет пламя елки, тихо в зале.В темной детской спит герой умаясь.А с карниза красными глазамиНеподвижно смотрит снежный заяц.
Снег летит с небес сплошной стеною,Фонари гуляют в белых шапках.В поле, с керосиновой луною,Паровоз бежит на красных лапках.
Горы-волны ходят в океане.С островов гудят сирены грозно.И большой корабль затертый льдамиНакренясь лежит под флагом звездным.
Там в каюте граммофон играет.И друзья танцуют в полумраке.Путаясь в ногах собаки лают.К кораблю летит скелет во фраке.
У него в руке луна и роза,А в другой письмо где желтый локон,Сквозь узоры звездного морозаАнгелы за ним следят из окон.
Никому войдя мешать не станет.Вежливо рукой танцоров тронет,А когда ночное солнце встанетЛед растает и корабль утонет.
Только звездный флаг на белой льдинеВ южном море с палубы узнают.И фуражки офицеры снимут.Краткий выстрел в море отпылает.
Страшный заяц с красными глазамиЗа двойным стеклом, замысловатым,Хитро смотрит: гаснет елка в зале.Мертвый лысый мальчик спит в кровати
Hommage A Pablo Picasso
Привиденье зари появилось над островом черным.Одинокий в тумане шептал голубые слова,Пел гудок у мостов с фиолетовой барки моторной,А в садах умирала рассветных часов синева.
На огромных канатах в бассейне заржавленный крейсерУмолял: «Отпустите меня умереть в океане».Но речной пароходик, в дыму и пару, точно гейзерНасмехался над ним и шаланды тащил на аркане.
А у серой палатки, в вагоне на желтых колесахАкробат и танцовщица спали обнявшись на сене.Их отец великан в полосатой фуфайке матросаМылся прямо на площади чистой, пустой и весенней.
Утром в городе новом гуляли красивые дети,Одинокий за ними следил улыбаясь в тумане.Будет цирк наш во флагах, и самый огромный на свете,Будет ездить качаясь в зеленом вагон-ресторане.
И еще говорили, а звезды за ними следили,Так хотелось им с ними играть в акробатов в пылиИ грядущие годы к порогу зари подходили,И во сне улыбались грядущие зори земли.
Только вечер пришел. Одинокий заснул от печали,А огромный закат был предчувствием вечности полонНа бульваре красивые трубы в огнях зазвучали.И у серой палатки запел размалеванный клоун.
Высоко над ареной на тонкой стальной бечевеШла танцовщица девочка с нежным своим акробатомВдруг народ приподнялся и звук оборвался в трубеАкробат и танцовщица в зори ушли без возврата.
Высоко над домами летел дирижабль зари,Угасал и хладел синевеющий вечера воздух.В лучезарном трико облака голубые цариБезмятежно качались на тонких трапециях звездных
Одинокий шептал: «Завтра снова весна на землеБудет снова мгновенно легко засыпать на рассвете.Завтра вечность поет: Не забудь умереть на заре,Из рассвета в закат перейти как небесные дети».
Мальчик и ангел
Юрию Фельзену
Солнце было низко, низко в небеВ черном мире между черных туч.В золотом своем великолепьеВозвращался в горы мертвый луч.
Под сиренью в грязном переулкеСинеглазый ангел умирал.И над ним, идя домой с прогулки,Нежный, пьяный мальчик хохотал.
Что вас носит, ангельские дети,Меж сиреней плакать на земле,Нужно было рано на рассветеУлететь на маленьком крыле.
Помню, звал сквозь розовые веткиГолос часто слышанный во сне:«Поздно, поздно возвращайся, детка,День идет с небес, как синий снег».
Застывают в зеркале над паркомОтраженья звезд — цветы во льду.Улыбаясь, разбивает паркаЭто зеркало весной в аду.
Розовые звезды равнодушья,Что вас носит в небе в белый день.Только ангел мальчика не слушал,Он смотрел как падает сирень.
Каждый крестик мимо пролетая,Пел ему: «Возьми меня с собой».А потом он точно снег растаял.Черт же мальчика унес в кафе домой.
В духов день
Борису 3аковичу
Карлики и гномы на скамьях собораСлушали музыку с лицами царей.Пели и молились еле слышным хоромО том, чтобы солнце взошло из морей.
Только ночь была глубока, как годы,Где столько звезд зашло и не встанет;Черные лица смотрели в сводах,Черные дьяконы шли с цветами.
Солнышко, солнце, мы так усталиМаленькие руки к небу подымать.Черные бури в море перестали,Розовый голос Твой все ж не слыхать.
Солнце, взойди! Наши души остынут,Мы станем большими, мы забудем свой сон.Ложное солнце плывет из пустыни,Солнце восходит со всех сторон.
И к земле наклонялись. А духи смеялись,Черные лица в колоннах пряча.Серое зарево в небе появлялось,К бойне тащилась первая кляча.
А когда наутро служитель в скуфейкеПришел подметать холодный собор,Он был удивлен, что на всех скамейкахМертвые розы лежали, как сор.
Тихо собрал восковыми руками,В маленький гроб на дворе положил,И пошел, уменьшаясь меж облаками,В сад золотой, где он летом жил.
Под землю
Сергею Кузнецову
Маленький священник играл на роялеВ церкви заколоченной, в снежную ночь.Клавиши тихо шумели и вралиИм было с метелью бороться невмочь.
Она сотрясала иконостасы,Гасила лампады и плакала в трубах.Тихо склонясь к земле ипостасиКутались в жесткие, желтые шубы.
А в глубоком снегу засыпал проходимецВ белой рубашке с черным крестом.Он в маленьком свертке нес в церковь гостинец,И заснул заблудившись под тощим кустом.
А белые зайцы смотрели из норок,О чем-то шептались — хотели помочь.А волки царапались в двери собораНо лапками разве чугун превозмочь.
И карлики, ангелы белых снежинок,Его покрывали своими лучамиТам, где уснувши в тепле пелеринокЕлки сияли звездами-свечами.
И все было глухо и тягостно в чаще.Над всем были снежные толщи и годы,Лишь музыка тихо сияла из ЧашиНеслышным и розовым светом свободы.
И плакали волки. А мертвый был кротокИсполнив заветы Святого ГрааляИ только жалел что оставил кого-тоВ подземной часовне за черным роялем.
Звёздный яд
Иде Григорьевне Карской
В гробовом таинственном театреНеземные на столах лежали.Их лечил профессор МориатриОт желанья жить и от печали.
В классе был один самоубийца.Он любил с ним говорить о розах,А другой боящийся разбитьсяУглублялся с ним в свои неврозы.
А Ник Картер утром приходил.Он смотрел сквозь лупу в очи мертвыхРазмышлял: Профессор здесь вредил.Он разведал адрес самых гордых.
Каждой ночью в бездну прилетая,С золотой звездой в кармане фракаЗдесь смеясь, грустя и сострадаяОн поил их звездным ядом мрака.
Синие смотрели в океаны,Черные на башне звали ночь.Белые спускались за туманы,Алые в зарю летели прочь.
А Ник Картер под дождем рыдал:Ведь не усмотрел, а как старался,Но профессор вдруг покинул даль,И к нему со скрипкою подкрался.
Бедный сыщик тихо вытер слезы.Прямо в сердце револьвер приставил.И случилась с ним метаморфозаАнгелом он этот лик оставил.
Саломея I
