1926
«Отрицательный полюс молчит и сияет…»
Григорию Решоткину
Отрицательный полюс молчит и сияет.Он ни с кем не тягается, он океан.Спит мертвец в восхитительном синем покое,Возвращенный судьбой в абсолютную ночь.
С головой опрокинутой к черному небу,С неподвижным оскалом размытых зубов.Он уже не мечтает о странах где не был,В неподвижном стекле абсолютно паря.
На такой глубине умирает теченьеИ слова заглухают от нее вдалеке.На такой глубине мы кончаем ученье,Боевую повинность и матросскую жизнь.
Запевает машина в электрической башнеИ огромным снопом вылетает огоньИ с огромными ртами, оглохшие людиНаклоняются к счастью совместно с судном.
И прожектор ложится на плоскую водуИ еще полминуты горит под водой.Металлический дом, точно колокол духов,Опускается тихо звонит в синеве.
И айсберг проплывает над местом крушеньяКак Венера Милосская в белом трико.
Астральный мир
Ольге Коган
Очищается счастье от всякой надежды,Черепичными крыльями машет наш домИ по-птичьему ходит. Удивляйтесь, невежды,Приходите к нам в гости, когда мы уйдем.
На высоком балконе, над прошлым и будущимМы сидим без жилетов и молча жуем.Возникает меж звезд пассажирское чудище,Подлетает. И мы улетаем вдвоем.
Воздух свистнул. Молчит безвоздушный прогонВот земля провалилась в чернильную лузу,Застегните, механик, воздушную блузу.Вот Венера, и мы покидаем вагон.
Бестолков этот мир четырех величин.Мы идем, мы ползем, мы взлетаем, мы дремлем;Мы встречаем скучающих дам и мужчин,Мы живем и хотим возвратиться на землю.
Но таинственный мир, как вода из-под крана,Нас толкает, и ан, исчезает сквозь пальцы.Я бросаюсь к Тебе, но шикарное зальцеОсвещается, и я перед белым экраном,
Перед синей водою, где круглые рыбы,Перед воздухом: вертится воздух, как шар.И над нами как черные айсбергов глыбыХодят духи. Там будет и Ваша душа.
Опускаются с неба большие леса.И со свистом растут исполинские травы.Водопадом ужасным катится росаИ кузнечик грохочет, как поезд. Вы правы.
Нам пора. Мы вздыхаем, страшимся и машем.Мы кружимся как стрелка, как белка в часах.Мы идем в ресторан, где стоит на часахЗлой лакей, недовольный одеждою нашей.
И как светлую и прекрасную розуМы закуриваем папиросу.
Paysage d'Enfer
Георгию Шторму
Вода клубилась и вздыхала глухо,Вода летала надо мной во мгле,Душа молчала на границе звука.Как снег упасть решившийся к земле.
А в синем море, где ныряют птицы,Где я плыву утопленник, готов,Купался долго вечер краснолицыйСредь водорослей городских садов.
Переливались раковины крыши,Сгибался поезд, как морской червяк.А выше, то есть дальше, ближе, ниже,Как рыба рыскал дирижабль чудак.
Светились чуть медузы облаков,Оспариваемые торопливой смертью,Я важно шел походкой моряковК другому борту корабля над твердью.
И было все на малой глубине,Куда еще доходит яркий свет.Вот тонем мы, вот мы стоим на дне.Нам медный граммофон поет привет.
На глубине летающего моряУтопленники встретились друзья.И медленно струясь по плоскогорьюУж новых мертвецов несет заря.
Вода вздыхает и клубится тихо,Как жизнь, что Бога кроткая мечта.И ветра шар несется полем лихо,Чтоб в лузу пасть, как письма на почтамт.
1926
Звёздный ад
Чу! подражая соловью поетБезумная звезда над садом сонным.Из дирижабля ангелы на ледСойдя молчат с улыбкой благосклонной.
В тропическую ночь, над кораблем,Она огнем зеленым загорелась.И побледнел стоящий за рулем,А пассажирка в небо засмотрелась.
Блуждая в звуках над горой зажглась,Где спал стеклянный мальчик в платье снежном,Заплакал он не раскрывая глаз,И на заре растаял дымом нежным.
Казалось ей; она цветет в аду.Она кружится на ночном балу.Бумажною звездою на полу,Она лежит среди разбитых душ.
И вдруг проснулась; холод плыл в кустах,Она сияла на руке Христа.
1926
Артуру Рембо
Никто не знаетКоторый часИ не желаетВо сне молчать.
Вагон левеет.Поет свисток.И розовеетПустой восток.
0! ПриснодеваПростите мнеЯ встретил ЕвуВ чужой стране.
Слепил прохожихЗеленый газ.Была похожаОна на Вас.
Галдел без толкуКафе — шантан,И без умолкуШипел фонтан.
Был полон ЛондонТолпой шутовИ ехать в КонгоРембо готов.
Средь сальных фраковИ кутерьмыУ блюда раковСидели мы.
Блестит коленоЕго штановА у ВерленаБыл красный нос.
И вдруг по сценеПо головам,Подняв колени,Въезжает к нам
Богиня Анна,Добро во злеДуши желанныйБог на осле.
О день забытый…
С посудой битойЛюдей родня,Осел копытомЛягнул меня.
Но знак удараМне не стеретьИ от удаваНе улететь.
О дева, юныйПогиб твой лик.Твой полнолунныйВзошел двойник.
Небес богиня,Ты разве быльЯ даже имяТвое забыл.
Иду у крупаВ ночи белесойС улыбкой трупаИ папиросой.
1926–1927
Черная Мадонна
Вадиму Андрееву
Синевели дни, сиреневели,Темные, прекрасные, пустые.На трамваях люди соловели.Наклоняли головы святые,
Головой счастливою качали.Спал асфальт, где полдень наследил.И казалось, в воздухе, в печали,Поминутно поезд отходил.
Загалдит народное гулянье,Фонари грошовые на нитках,И на бедной, выбитой полянеУмирать начнут кларнет и скрипка.
И еще раз, перед самым гробом,Издадут, родят волшебный звук.И заплачут музыканты в обаЧерным пивом из вспотевших рук.
И тогда проедет безучастно.Разопрев и празднику не рада,Кавалерия, в мундирах красных.Артиллерия назад с парада.
И к пыли, к одеколону, к поту,К шуму вольтовой дуги над головойПрисоединится запах рвоты,Фейерверка дым пороховой.
И услышит вдруг юнец надменныйС необъятным клешем на штанахСчастья краткий выстрел, лет мгновенный,Лета красный месяц на волнах.
Вдруг возникнет на устах тромбонаВизг шаров, крутящихся во мгле.Дико вскрикнет черная МадоннаРуки разметав в смертельном сне.
И сквозь жар, ночной, священный, адный.Сквозь лиловый дым. где пел кларнет,Запорхает белый, беспощадныйСнег, идущий миллионы лет.
1927
Diaboloque
Виктору Мамченко
Хохотали люди у колонны,Где луна стояла в позе странной.Вечер остро пах одеколоном,Танцовщицами и рестораном.
Осень вкралась в середину лета.Над мостом листы оранжевелиИ возили на возках скелетыОранжады и оранжереи.
И в прекрасной нисходящей гаммеЖар храпел на мостовой, на брюхе,Наблюдал за женскими ногами,Мазал пылью франтовские брюки.
Злились люди, и не загораяОтдавались медленно удушью.К вечеру пришла жара вторая.Третью к ночи ожидали души.
Но желанный сумрак лиловатыйОтомкнул умы, разнял уста;Засвистал юнец щеголеватыйДеве без рогов и без хвоста.
И в лиловой ауре ауре,Навсегда прелестна и ужаснаВышла в небо Лаура ЛаураИ за ней певец в кальсонах красных.
Глухо били черные литавры,Хор эриний в бездне отвечал,А июль как Фауст на кентавре,Мертвый жар во мраке расточал.
Но внезапное смятенье духов,Ветер сад склоняет на колена.Тихий смех рождается под ухом,Над вокзалом возникает глухо:
Королева ужасов Елена.
А за нею Аполлоны Трои,С золотыми птицами в руках,Вознеслись багровым ореолом,Темным следом крови в облаках.
А луна поет о снежном рае.Колыхался туч чернильных валИ последней фразою, играя,Гром упал на черный арсенал.
И в внезапном пламени летящем,Как на раковине розовой, онаПоказалась нам спокойно спящейПеною на золотых волнах.
Последний парад
