Вот и обрезали концы. А он — встал на место Кулакова.
Так что Пирожков сдаст. Всех кого знает — сдаст. Максимум — помолчит несколько дней, ожидая, пока его вырвут из рук следователей. Если нет — начнет говорить.
И тогда всё. Смерть. Измена Родине, убийство, наркоторговля… гарантированная вышка.
И за измену — гарантированная вышка.
Мысли сталкивались в голове как шары бильярда, разбитые умелым ударом.
Завтра лететь на границу. Может быть, сделать как Птицын — приставить пистолет к башке пилота, приказать изменить курс?
Не выйдет — теперь при таких полетах в районе дежурят истребители. Официально — для прикрытия от пакистанских ВВС, которые давно уже даже чихнуть боятся, не то что раньше. А неофициально…
Что же делать, что…
Перейти по земле? И куда? Попадет в лагерь беженцев, его просто растерзают на части. Пакистанцы их ненавидят лютой ненавистью после того, что произошло. Немудрено — потери в той войне у них больше миллиона.
Стоп!
А ведь у него сидят американцы. Американские засланцы, которых забросили сюда для террористических актов. У них — прямой, не скомпрометированный канал с американцами, их куратор должен быть неподалеку от границы. И если…
Тренированный мозг мгновенно просчитывал варианты, складывая разрозненные мысли в стройную схему плана оперативных мероприятий. Так… это можно спихнуть с себя, поручить… а вот это делать самому и только самому. Самое главное — чтобы до последнего момента все это выглядело как обычная операция по внедрению, которой он и должен заниматься по своей должности. А потом… потом будет уже поздно.
Надо только взять хороший подарок. Да… обязательно хороший подарок. Американцы не примут с пустыми руками. Надо что-то такое, что позволит существовать там, под чужим именем. Американцы ценят перебежчиков, принесших хороший подарок, а сейчас, когда разгромлена их сеть и они как слепые — будут ценить тем более. Непыльная работенка, новые документы, возможно, новое лицо…
Какой-то ошалевший (а в Кабуле они все были ошалевшие) таксист резко нажал на клаксон, вернув полковника Телятникова в грешную реальность.
Он знал правила. Убери за собой, зачисти все следы — потому что иначе идущий за тобой по пятам убийца уберет тебя. Его все равно уберут — но позже, сначала отзовут в Москву, потом устроят автомобильную катастрофу или отравление газом. Здесь это делать слишком опасно, здесь он свой, вжился в окружение, многие ему должны — опытный контрразведчик, контролирующий ситуацию, он сразу вычислит, кто за ним приедет и нанесет ответный удар. Нет, его обязательно отзовут сначала в Москву. Так было еще со времен Сталина — обреченного сначала вырывали из привычного окружения, переводили на другую должность, в другой регион и только потом брали. Убирать его будет кто-то, кому он доверяет… это еще одна омерзительная традиция его ведомства. Когда надо убивать своего — это всегда поручают делать лучшему другу, коллеге, соратнику. И как верх цинизма — убийца должен посетить похороны того, кого он убил…
Нет, пока он здесь — он в силе. Отзыв в Москву — сигнал опасности, даже если он придет — нужно откладывать, саботировать изо всех сил. Даже если он отлучится в Ташкент — сюда он может не вернуться. Но прежде чем думать по американцам, что да как — нужно решить первостепенные вопросы — здесь и сейчас…
Полковник перегнулся через сидение — набалдашник коробки переключения передач ткнулся в бок. Открыл бардачок машины и достал небольшой, кожаный пенал. Раскрыл его — в руку упал небольшой, плоский, выглядящий как игрушка вороненый пистолетик, уже заряженный…
Его наставником здесь — был полковник государственной безопасности Кулаков. Старый волк, в молодости еще СМЕРШ. Абакумова, Кобулова заставший. Какое то время он служил в Корее, засветился и во Вьетнаме, побывал на Кубе. Он учил — всю грязную работу, все острые акции — старайся делать сам. Не будь белоручкой, никому не доверяй. Стопроцентная гарантия от распространения информации может быть только в одном случае — когда эта информация замкнута только на тебя и больше никому не известна. Нанял бандитов, они попались в полицию, раскололись. Поручил сделать подчиненным — любой из них может начать болтать или хуже того — оказаться врагом. Только сам — и тогда никто не узнает…
Сергей Телятников впитывал новые знания как губка — а полковнику было приятно, что его опыт, страшный, кровавый — еще пригодится и кто-то — продолжит его дело. Телятников и продолжил — именно из этого пистолета он выстрелил одному из проверявших работу резидентуры в спину во время инспекции одной из пограничных частей на границе с Ираном. Никто ничего не догадался — пистолет заряжался специальным бесшумным патроном, пуля в котором представляла собой пулю от патрона 7,62х39 от автомата Калашникова. Если внимательно не присматриваться — то можно сделать заключение, что человек убит неизвестно откуда прилетевшей автоматной пулей Особенно — если дело идет в бою или при обстреле…
Полковник прикинул пистолет на вес. Потом — из того же футляра достал толстую, прочную резинку, притянул пистолетик к ладони. Незаметно, а если нужно — он сразу окажется в руке.
Он незаметен. Самая обычная внешность, ничем не примечательный вид. Аноним, блеклое, ничем не примечательное лицо в калейдоскопе лиц Майванда. Одет он был в гражданское, ни в коем случае не в военную форму…
Остается только подождать, пока этот п…… закончит там свои дела.
Ему было плевать на этого ублюдка и на то, что он делает. Он был мулом, заодно и полезным идиотом. Он не знал полковника — его передали на связь московские коллеги, все контакты — осуществлялись через эту газахурию или через двоих его подручных, которых он послал в Кандагар разобраться с этими американскими делами. В какой-то степени он даже был интересен — полковнику нравились болезненные типы личности: их можно было легко прокачать, ими можно было легко манипулировать, запугивать, подчинять своей воле. Этот штурман Аэрофлота даже какое-то время был в браке, недолгом и несчастливом — но потом развелся, понял, что не сможет сдерживать себя. На него вышли через диссидентов — там было изрядное количество гомосексуалистов, а они — с радостью стучали друг на друга. Конкретно этот ублюдок — помогал вывозить какие-то рукописи, ввозил в СССР новые книги издательства Посев,[134] чтобы потом эти деграданты размножали их на пишущих машинках и первых фотокопировальных аппаратах. С тех рейсов его сняли — объяснив, что родине он сможет послужить и в другом месте, а в Кабуле — удовлетворить свои нездоровые потребности он сможет куда проще, чем в Москве…
Что же касается дуканщика и его брата — те еще фрукты. Младший брат — любовник одного из членов Политбюро ЦК НДПА, он же ему с братом и устроил этот дукан. Заодно — постукивал в ХАД за своего покровителя. КГБ перехватило архивы ХАД, не дало вывезти в Пакистан — большинство агентов конечно было потеряно, но кое-кого удалось пристроить к делу, в том числе и этих. На моральный облик никто не глядел — по количеству источников оценивается работа офицера разведки. Разведке все впору…
Этих — тоже пора убирать. Совсем обнаглели — торгуют наркотиками почти в открытую, младший — один из известнейших сводников Кабула. Говорят, что где-то в новых, построенных советскими строителями микрорайонах находится подпольная порностудия, где снимаются фильмы с мальчиками. Рано или поздно их раскроют — и к этому времени им лучше быть мертвыми. Потому что в отличие от Суваева — они видели полковника в лицо и знают его как своего курирующего офицера…
Надо вытащить этих двоих бездельников из Кандагара. Основная игра сейчас развернется в Кабуле, они нужны ему здесь. Что касается пути проникновения американцев — он сейчас не так важен. Они сами его покажут, если будет достигнута договоренность. К тому же — два преданных, повязанных общими делами и общей кровью телохранителей — будут весьма кстати…
Где же они прокололись…
Наджибулла — единственный, кто сейчас находился в бегах, на нелегальном положении и кто знал его имя, мог назвать его — был мертв. Он точно знал, что Наджибулла мертв и американский агент, прихваченный с ним тоже мертв, для американцев оставили наживку. Тогда где же они прокололись? На чем? Как они вышли сразу на такую фигуру, как Пирожков?
Если бы прокололся он — то начали бы разработку с него, и он сразу бы это почувствовал. Получается, прокол не в Афганистане, прокол в Москве. Но это ничего не значит — заметая следы и спасая своих, партейные сдадут любого.
Как же он их ненавидит…
Наглые, напыщенные ублюдки, учившиеся в спецшколах, потом в МИМО, с детства не знавшие никаких проблем, лицемерные, вечно пьяные или навеселе. При этом — наглые, совершенно отмороженные, прущие вперед как танк. Считающие что все им по жизни должны и везде — есть их доля. Они никогда ничего не делали, принимали деньги за покровительство и даже Пирожков — делая это, выставлял все так, будто без него и солнце не встанет, что они — едино его милостью и живы. Если бы его сейчас назначили в оперативную бригаду по их делу — он бы покуражился. Кровавыми соплями бы плакали и молили о пощаде эти детки и внучки лучших советских семей…
