«Все будет живым — мои точки и мои линии…» — повторила она.
Остаток пути они проделали в молчании, и каждый думал о своем.
7
На Пасху их пригласили в замок.
Филибер нервничал.
Боялся уронить свой престиж…
Он обращался на «вы» к родителям, те говорили «вы» ему и друг другу.
— Здравствуйте, отец.
— А, вот и вы, сын мой… Прошу вас, Изабель, предупредите вашу матушку… Мари-Лоране, вы ведь знаете, где стоит виски? Никак не могу найти…
— Попросите помощи у Святого Антония, друг мой! Сначала они изумлялись, потом перестали обращать внимание.
За ужином гостям пришлось нелегко. Маркиз и маркиза задавали кучу вопросов, но не с целью составить мнение о гостях. Они вообще не ждали ответов. Да и вопросы оказались «на грани фола».
— Чем занимается ваш отец?
— Он умер.
— Ах, простите…
— Э-э-э… А ваш?
— Я его не знал…
— Прекрасно… Вы… Не хотите ли еще салата?
— Спасибо, довольно.
По старинной столовой пролетел тихий ангел.
— Итак, вы… Повар, не так ли?
— Да…
— А вы?
Камилла повернулась к Филиберу.
— Она художница, — ответил он за нее.
— Художница? Как это необычно! И вы… Вы этим зарабатываете?
— Да. В общем… Я… Полагаю, что так…
— Очаровательно… Вы живете в одном доме с Филибером?
— Прямо над ним…
Маркиз судорожно искал на жестком диске памяти светский файл.
— …Значит, вы — малышка Рулье де Мортемар!
Камилла запаниковала.
— Э-э… Моя фамилия Фок…
И добавила, отчаянно пытаясь спасти положение:
— Камилла Мари Элизабет Фок.
— Фок? Какая прелесть… Я знавал одного Фока… Весьма достойный был человек… Кажется, Шарль… Не ваш ли он родственник?
— О… Нет…
Полетта за весь вечер не вымолвила ни слова. Она сорок лет прислуживала за столом людям их круга и слишком неловко себя чувствовала, чтобы «выступать» на «рауте».
За кофе легче не стало…
Теперь отдуваться пришлось Филу.
— Итак, сын мой… Вы по-прежнему занимаетесь открытками?
— Да, отец.
— Увлекательно, не правда ли?
— Я этого никогда не утверждал…
— Не будьте столь ироничны, прошу вас… Ирония — удел лодырей, думаю, я достаточно часто вам это повторял…
— Да, отец… «Крепость», Сент-Эк…
— Что-что?
— Сент-Экзюпери.
Маркиз сглотнул, дернув кадыком.
Когда они покинули наконец мрачную залу, где по стенам над их головами висели набитые соломой головы представителей местной фауны, в том числе драного павлина и даже олененка, Франк на руках отнес Полетту в ее комнату. «Как новобрачную», — прошептал он ей на ухо и уныло покачал головой, сообразив, что будет спать за тысячу миллиардов километров от своих принцесс — двумя этажами выше.
Он отвернулся и рассеянно держал за ногу чучело кабана, пока Камилла раздевала Полетту.
— Поверить не могу… Нет, вы когда-нибудь видели такую мерзкую жратву? Бредятина какая-то! Дрянь, а не ужин! Своим гостям я бы никогда такого не подал! Лучше уж приготовить омлет или гренки.
— Может, они стеснены в средствах?
— Брось, у любого хватит денег на пышный омлет. Я не понимаю… Просто не врубаюсь… Хлебать дерьмо старинным серебром и наливать дешевый пикет[65] в хрустальный графин — может, я придурок и чего-то не понимаю… Да продай они один из своих пятидесяти двух подсвечников — могли бы прилично питаться целый год…
— Думаю, они иначе смотрят на вещи… Мысль о том, чтобы продать фамильную зубочистку, кажется им такой же нелепой, как тебе — угощать гостей покупным салатом…
— Да у них и салат-то был не из лучших! Я видел пустую коробку в помойке… Leader Price! He понимаю… Приказывать слугам именовать себя «господин маркиз» — и поливать готовым майонезом салат для бедных, клянусь, этого я никогда не пойму…
— Ладно, успокойся… Ничего такого уж страшного в этом нет…
— Вот именно что есть, черт возьми! Есть! Зачем передавать наследие детям, если ты не способен сказать им ни одного ласкового слова? Ты слышала, как он говорил с моим Филу? Видела эту его оттопыренную губу, а? «По-прежнему занимаетесь почтовыми открытками, сын мой?» Читай: «придурокты гребаный»! Клянусь, я едва сдержался, чтобы не влепить ему по лбу… Мой Филу — бог, он самое замечательное человеческое существо из всех, кого я встречал в жизни, а этот кретин срет ему на голову…
— Черт возьми, Франк, прекрати выражаться, — расстроилась Полетта.
Простолюдин заткнулся.
— Пфф… В довершение всех бед я еще и ночую на выселках… Кстати, хочу сразу предупредить: на мессу я завтра не пойду! Ах-ах-ах, за что, скажите на милость, мне благодарить Небо? Лучше бы мы с тобой и Филу встретились в сиротском приюте, вот так…
— О да! В доме мадемуазель Пони!
— В каком-каком доме?
— Ладно, проехали.
— Ты-то пойдешь в церковь?
— Да, конечно.
— А ты, бабуля?
— …
— Останешься со мной. Мы покажем этой деревенщине, что такое хорошая еда… Денежек у них нет — ладно, сами их накормим!
— Я теперь мало что могу, ты же знаешь…
— Но рецепт пасхального паштета не забыла?
— Как можно!
— Вот и чудненько! Говорю тебе, мы им покажем! «На фонарь аристократов!» Ладно, я пошел, а то сам окажусь в застенке…
Да уж, госпожа маркиза Мари-Лоране сильно удивилась, спустившись назавтра в восемь утра на кухню. Франк уже вернулся с рынка и командовал армией невидимых слуг.
Она была ошеломлена.
— Боже, но…
— Все прекрасно, госсспожа маррркиза. Все очень хорошо, очччень хор-ро-шо! — напевал он, открывая шкафы. — Ни о чем не беспокойтесь, обед я беру на себя…
— А… А мое жаркое?
— Я убрал его в морозилку. У вас — совершенно случайно — не найдется дуршлага?
— Я не поняла…
— Может, сито есть?
— А… Да, вот в этом шкафу…
— Замечательно! — восхитился он, доставая охромевший на одну ножку «прибор». — Какого оно века? Думаю, это конец XII столетия, я не ошибся?
Они вернулись из церкви голодные и в прекрасном настроении — Иисус воскрес и вернулся к ним — и расселись вокруг стола в ожидании пиршества. Ох ты господи! Франк и Камилла поспешно вскочили — они снова забыли о молитве…
Отец семейства откашлялся.
— Благословите нас, Отец наш Небесный, благословите эту трапезу и тех, кто ее приготовил (Филу подмигнул повару), и пошлите хлебы голодным…
— Аминь, — хихикнул в ответ выводок юных созданий.
— Что же, воздадим должное этим замечательным блюдам… — продолжил господин маркиз. — Луи, принесите нам две бутылки вина дяди Юбера, не сочтите за труд…
— О, друг мой, вы уверены? — всполошилась его тишайшая супруга.
— Ну конечно, конечно… А вы, Бланш, оставьте в покое прическу брата, мы ведь, кажется, не в салоне красоты…
Им подали спаржу под нежнейшим умопомрачительным соусом, потом фирменный пасхальный паштет Полетты Лестафье, жареного ягненка с печеными помидорами, кабачки с цветками тимьяна, клубничный торт и лесную землянику со сливками.
— Взбитыми вручную, прошу вас…
Вряд ли сотрапезники когда-нибудь чувствовали себя счастливее, сидя за этим столом на двенадцать персон, и уж точно никогда еще они так весело не смеялись. Выпив несколько бокалов вина, маркиз оттаял и даже рассказал пару-тройку запутаннейших охотничьих историй, в которых не всегда выглядел героем в сверкающих доспехах… Франк то и дело отлучался на кухню, Филибер отвечал за подачу. Оба были безупречны.
— Им бы следовало работать вместе, — шепнула Полетта Камилле. — Маленький задира — у печей, высокий сеньор — в зале, это было бы потрясающе…
Кофе они пили на крыльце, и Бланш снова устроилась на коленях у Филибера.
Уф… Франк смог наконец приземлиться. После такого обеда он предпочел бы полежать, но, увы… Он предпочел бы свернуться калачиком, но… рядом была Камилла.
— Что это? — спросила она о корзинке, на которую нацелились все остальные.
— Пончики, — хихикнул он, — это было сильнее меня, я не смог удержаться.
Он спустился на ступеньку и сел, прислонившись к коленям своей красавицы.
Она положила ему на макушку блокнот.
— Тебе неудобно?
— Очень удобно.
— Вот я и говорю, тебе стоит об этом подумать, пышечка моя…
— О чем об этом?
— Об этом. О том, как мы вот тут сидим…
— Не понимаю… Хочешь, чтобы я поискала у тебя вшей в голове?
— Валяй. Ты поищешь вшей, а я кое-что другое.
— Франк… — вздохнула она.
— Да нет, чисто символически! Чтобы я на тебе отдыхал, а ты на мне — работала. Что-то в этом роде, понимаешь…
