– в покушении на жизнь этой дамы, – продолжил Паркер.
– Старая дура! – с презрением сказала Мэри Уиттакер. – Она силой ворвалась сюда и напала на меня. Это все, что вы имеете?
– Очень может быть, что не только это, – ответил Паркер. – Предупреждаю: все, что вы скажете, записывается и может быть использовано в качестве доказательства в ходе суда над вами.
Один из полицейских и впрямь уже достал блокнот и невозмутимо записал: «Будучи ознакомлена с обвинением, арестованная ответила: «И это все?» Замечание явно поразило его как неразумное, и он с довольным видом послюнил карандаш, чтобы продолжить.
– С этой дамой все в порядке?.. Кто она? – спросил Паркер, возвращаясь в спальню.
– Это мисс Климпсон. Бог знает, как она здесь оказалась. Думаю, с ней все обошлось благополучно, хотя досталось ей неслабо, – взволнованно ответил Уимзи, бережно промокая кровь на голове мисс Климпсон.
В этот момент раненая открыла глаза и едва слышным голосом выдохнула:
– Помогите!.. Шприц… не надо… О! – Она вяло отмахнулась, но тут увидела перед собой встревоженное лицо Уимзи. – О господи! – воскликнула она. – Лорд Питер, какая жалость. Вы получили мое письмо? Все хорошо?.. О боже, в каком я виде! Я… эта женщина…
– Не волнуйтесь, мисс Климпсон, – с большим облегчением произнес Уимзи, – все в порядке, вам сейчас вредно разговаривать. Вы все расскажете нам позже.
– А что там насчет шприца? – поинтересовался Паркер, полностью сосредоточенный на расследовании.
– Она держала в руке шприц, – задыхаясь, ответила мисс Климпсон, пытаясь сесть и шаря рукой по постели. – Думаю, я потеряла сознание… мы так боролись… а потом что-то ударило меня по голове. И я увидела, как она приближается ко мне со шприцем. Я выбила его у нее из рук, а что было дальше – не помню. Однако я, оказывается, невероятно живуча, – добавила она радостно. – Мой дорогой отец всегда говорил: «Климпсонов так просто не убьешь!»
Паркер обшаривал пол.
– Вот он! – наконец воскликнул инспектор, поднимая шприц.
– Она не в своем уме, самая настоящая сумасшедшая, – сказала арестованная. – Это всего лишь шприц, которым я делаю себе уколы во время приступов невралгии. В нем же ничего нет.
– Совершенно верно, – ответил Паркер, многозначительно кивая Уимзи. – В нем ничего нет… кроме воздуха.
Во вторник вечером, когда арестованной в суде было предъявлено обвинение в убийстве Берты Гоутубед и Веры Файндлейтер, а также в покушении на убийство Александры Климпсон, Уимзи и Паркер ужинали вместе. Лорд Питер нервничал и был подавлен.
– Отвратительное дело, – проворчал он.
Они засиделись за полночь, обсуждая только что раскрытое преступление.
– Но интересное, – сказал Паркер. – Очень интересное. Кстати, я должен тебе семь шиллингов и шесть пенсов. Нам следовало раньше обратить внимание на эту мадам Форрест, но у нас не было никаких причин сомневаться в словах мисс Файндлейтер, подтверждавших алиби ее подруги. Сколько бед случилось из-за ее ложно понятой преданности.
– Думаю, нас сбило с толку то, что все это началось слишком давно. Казалось, нет никаких причин подозревать миссис Форрест. Но теперь, в свете того, что случилось с мистером Триггом, все становится ясно как божий день. Она сильно рисковала, вторгаясь в тот пустой дом, а кроме того, не могла рассчитывать, что другой пустой дом всегда окажется под рукой, когда ей надо будет расправиться с кем-нибудь еще. Вот она и придумала себе двойника, чтобы иметь возможность, если Мэри Уиттакер в чем-то заподозрят, тихо исчезнуть, превратившись в легко поддающуюся соблазну, но во всех других отношениях совершенно невинную миссис Форрест.
Первый промах она совершила, забыв изъять пятифунтовую купюру у мертвой Берты Гоутубед. Если бы не это, мы, вероятно, никогда бы вообще не узнали о существовании миссис Форрест. Должно быть, она страшно испугалась, когда мы у нее объявились. После этого полиция заинтересовалась обеими ее ипостасями. Убийство Веры Файндлейтер явилось отчаянной попыткой замести следы и привело к провалу – больно уж сложно все задумано.
– Согласен. Но убийство Доусон было очень красивым в своей легкости и простоте.
– Остановись она на нем, мы бы никогда не сумели ничего доказать. Мы и сейчас не можем доказать убийство мисс Доусон, поэтому-то я и не включил его в перечень обвинений. Никогда не встречал столь алчной и бездушной убийцы. Она словно считает, что никто из тех, кто ей неугоден, не имеет права на существование.
– Алчная и коварная. Достаточно вспомнить, как она свалила вину на бедного старика Аллилуйю. Видимо, считала, что он совершил смертный грех, попросив у нее денег.
– Ну, теперь он их получит – хоть что-то хорошее из всего этого вышло. Яма, которую она вырыла для кузена Аллилуйи, обернулась для него золотой жилой. Чек на десять тысяч фунтов приняли к оплате, я первым делом позаботился об этом, пока Уиттакер не вспомнила о нем и не попыталась отозвать. Впрочем, она в любом случае не могла этого сделать, поскольку чек был предъявлен еще в прошлую субботу.
– Юридически деньги принадлежат ей?
– Разумеется. Мы знаем, что присвоены они преступным путем, но не можем этого доказать, так что по закону преступления не было. Я, конечно, ничего не стал говорить кузену Аллилуйе, иначе он бы не взял деньги. Бедный старикан, он верит, что она прислала их в пароксизме раскаяния.
– Значит, теперь кузен Аллилуйя и все маленькие Аллилуйчики обеспечены. Это прекрасно. А что будет с остальными деньгами? Их все-таки получит Корона?
– Нет. Если она никому их не завещает, они перейдут к наследнику следующей очереди Уиттакеров. Насколько мне известно, к ее двоюродному брату по имени Эллок. Весьма достойный человек, проживающий в Бирмингеме. Но только в том случае, – добавил Паркер, вдруг усомнившись, – если двоюродные братья и сестры входят в число наследников согласно новому закону.
– О, двоюродные, думаю, вне опасности, – ответил Уимзи. – Хотя кто в наши дни может быть уверен, что он вне опасности? И все же, черт побери, должен же кто-нибудь из родственников иметь шанс, иначе что останется от святости семейных уз? Ну, коли так, то это самое позитивное событие во всей этой мерзкой истории. Знаете, когда я позвонил доктору Карру и все ему рассказал, он не проявил ни интереса, ни малейших признаков благодарности. Сказал, что всегда подозревал что-то в этом роде, но надеется, что мы не собираемся снова ворошить старое, поскольку сам недавно получил наследство, о котором рассказывал нам, благополучно осваивается на Харли-стрит и скандалы ему не нужны.
– Никогда он мне не нравился. Жалко сестру Филлитер.
– Не стоит ее жалеть. Этим вопросом я тоже поинтересовался. Карр теперь слишком зазнался, чтобы жениться на медсестре, – по крайней мере, я так понял
