— Мы приедем вместе с адвокатом, — сказал Дмитрий.
Колосов кивнул: валяй, раз денег не жалко… Адвокаты за каждый час работы дерут, а уж за поездку с клиентом за город в какой-то занюханный изолятор… Тем более такой дорогой адвокат, как это светило… Ну, деньжонок-то у хлыща после смерти отца и деда теперь куры не клюют.
— Дим, а ты, наверное, как и брат, спортом прежде всерьез занимался? спросил он вдруг, неожиданно для самого себя.
Просто словно впервые увидел фигуру близнеца в дверном проеме: плечи косая сажень, мощная шея, сильная кисть на дверной ручке… Все же они так похожи, эти чертовы близнецы!
Дмитрий, уже готовый покинуть его кабинет, медленно обернулся на пороге.
— Да, было дело. Давно. Сейчас я спорт совсем забросил.
Колосов понимающе покивал: да, такие события в семье отбивают пристрастие к бодибилдингу, сауне и восточному массажу даже у таких холеных новорусских хлыщей. Что ж, каждому в жизни что-то одно дается: деньги есть счастья нет. Это уж как кому выпадет. А то, что у Дмитрия Базарова счастья не водилось, видно было с первого взгляда.
Глава 28
МЫШИНАЯ ВОЗНЯ
Дни после задержания Степана Базарова прошли для Кати очень трудно. Каждый день, являясь утром на работу, она спускалась в управление розыска за новой порцией информации по этому делу. Но такая открытость и щедрость на факты со стороны начальника отдела убийств, обычно хмурого, скрытного, совсем ее не радовала. Участие в этом деле от начала и до конца Катя заслужила — Колосов играл с ней честно. Другой вопрос — какой ценой заслуживала… А каждый новый день начинался для нее и Колосова с одного и того же мучительного вопроса: «ОН сказал, где Лиза? Нет?»
Кате, чтобы она угомонилась и перестала спрашивать об одном и том же каждый день, даже позволили сунуть нос в святая святых — материалы оперативно-разыскного дела.
Колосов не напоминал ей об обещании, что она не будет писать об этом деле до тех пор, пока он не разрешит. Он не знал, что Катя, вполне возможно, теперь не сможет об этом писать, а если все же решится, то напишет так, что читатель не узнает и половины правды.
Кроме того, по строжайшему велению прокуратуры фамилия подозреваемого в «раздольском кошмаре» от всех непосвященных и посторонних тщательно скрывалась. Базаровы были в Москве слишком известны, чтобы предавать огласке сложившуюся ситуацию до предъявления обвинения Степану Базарову.
А вот с предъявлением обвинения пока было глухо. Рабочее неконкретизированное обвинение Базарову предъявили в присутствии адвоката непосредственно перед ознакомлением с постановлением о заключении под стражу на первом, таком мало результативном допросе. Это Кате было известно. Но все было сделано чисто формально, а Базаров, отказавшись давать показания, наотрез отказывался ставить свою подпись под какими-либо процессуальными документами. Адвокат, нанятый Дмитрием, настаивал, ссылаясь на болезненное состояние своего подзащитного и ранее поставленный ему диагноз «хронический мозговой синдром», на немедленном проведении Степану стационарной судебно-психиатрической экспертизы. В случае ее вердикта «не вменяем» любые поползновения следователя на предъявление Базарову конкретизированного неформального обвинения в убийствах вообще бы свелись к нулю. На это защита и рассчитывала.
Но экспертиза для Базарова обещала быть долгим делом.
Стационарные наблюдения в Институте им. Сербского и по рядовым-то делам быстрыми не бывают, а тут редчайший случай ликантропии!
Случаи классической ликантропии, как объяснил Кате знакомый эксперт из Московской областной клинической психиатрической больницы, вообще крайне редки. Катя узнала, что мировая психиатрическая практика в принципе знала всего три случая чистой ликантропии, когда человек начинал вести себя как опасное животное, хищник. И базаровский случай представлял для специалистов огромный интерес. Они не собирались торопиться с выводами. Катя чуть не посоветовала эксперту-энтузиасту ликантропии съездить в Раздольск к цыганам: глядишь, и четвертый оборотень добавился бы в медицинские справочники.
Катя дотошно допытывалась у эксперта и насчет малопонятных медицинских терминов базаровского диагноза. Слово психбольной, как и у большинства далеких от психиатрии людей, ассоциировалось для нее с чем-то ужасным, разрушительным. Это словно был «конец всему» — конченый человек. Степан действительно казался не совсем нормальным в их последние встречи, но теперь Кате он вспоминался и другим: на похоронах на Ваганькове, на поминках, где он читал стихи, наконец, как совершенно здраво и деловито он обсуждал какие-то проблемы школы с Мещерским в Отрадном…
На ее наивный вопрос: «Как же один и тот же человек может быть таким разным, руководить школой боевых искусств, учить какому-то „выживанию“, держать в повиновении здоровенных костоломов, наконец, вести дела семьи, собираться жениться, и в то же самое время бегать по лесу по ночам, совершать убийства людей, нападать на животных?» (Колосов показал Кате пленку задержания вервольда почти сразу же. Она смотрела ее почти спокойно. Но потом сразу ушла в туалет. Включила воду — все ждала, что ее вот-вот вырвет. Вот так надо излечиваться от темных желаний, от грез о суперсамцах, от извращенных мечтаний!) — на этот Катин вопрос эксперт только пожимал плечами: «Вы, Екатерина Сергеевна, знаете по этому делу больше меня. Вы общались с этим странным человеком. Душевная болезнь — стихия. Что мы знаем о ней? Мало, очень мало, несмотря на весь прогресс науки. Топчемся на одном месте: Сербский, Фрейд, Бехтерев… Диагноз у Базарова нехороший — это все, что я могу вам сказать. Дорого обошелся парню кусок медвежьего мяса. Трихинеллез… Но больной мозг — это очень тонкая материя… Порой симптомы болезни дают себя знать очень медленно, годы проходят, десятилетия… А в нашем случае — если учесть то, что ему приписывают, — четыре убийства, и каких… Хотя временами он и мог производить впечатление вполне нормального, но это было уже как тень тени, понимаете? Тень тени человека… человеческого существа».
Грань между нормальным и аномальным в характере Базарова, как было известно Кате, занимала и Колосова. Он как-то признался ей, что не считает это дело законченным: «Не могу сбросить его с себя, Катя». Хотя все вроде было, как говаривают в розыске, почти в ажуре. Но это самое загадочное «почти» и не давало Колосову возможности расслабиться.
За изучение личности «психа» Никита взялся чуть ли не добровольно, в принципе это была теперь прямая обязанность следователя Касьянова. Сыщики отдела убийств доставляли в прокуратуру на допросы учеников школы в Отрадном. Допросили всех, кого сумели там отыскать. Но это был, по-видимому, новый курс — новобранцы, они мало что знали про Базарова. Прежних же штурмовиков, участвовавших, по свидетельству Кати, в налете на цыганский поселок, и след простыл. В самой же школе добиться информации о бывших учениках так и не удалось. Списки оказались липовыми — видимо, ученики, приходившие к Базарову, не желали себя афишировать. В результате выяснить то, что больше всего интересовало следствие — где именно мог скрываться Базаров до и после нападения на свою невесту, — так и не удалось.
Правда, кое-какие сведения об «учителе» все же дал некто Константин Баринов. В нем Катя снова бы узнала того, кто «заботился» о ней в Отрадном. Он и вправду оказался спортивным тренером, мастером спорта по легкой атлетике и дзюдо. Это был еще очень молодой человек, напористый и энергичный. Он долго распространялся о системе обучения в школе, о курсе «выживания в экстремальных условиях» и, казалось, ничего не скрывал.
Колосов пытался выяснить у него: участвовали ли ученики в каких-либо, как он выразился, «оргиях», в охоте на домашний скот в окрестностях Половцева, Мебельного, Грачевки и Уваровки? Баринов помялся-помялся, а потом признался: да, мол, Степан Базаров пару раз предлагал испытать себя. В экстремальной ситуации, во время военных действий, при выполнении спецзаданий, когда нельзя палить костров, готовить пищу обычным способом или пища-то на исходе, нужно иметь навыки обходиться «нетрадиционной едой», в частности сырым мясом отловленных животных. Баринов тут же угодливо предложил «возместить ущерб», рассказал: «Ребята, помнится, кроликов каких-то где-то нашли, ободрали, распотрошили и, кажется, козу. Но мясо то ели не все. Половина сразу же блевать стала. Степан Владимирович, помнится, сердился чрезвычайно…»
Сердился «оборотень»… Колосов едва не, ухмыльнулся, услышав рассказ. Баринов цветисто заговорил о методах самоконтроля и адаптации к природным условиям, о тибетском учении «изживания навыков цивилизации», о тренировках таких столпов карате-до, как Масутацу Ояма и Масаюки Хасатака. О путях выживания «без всего», выработанных школой Кекусинкай. У Колосова уже голова шла кругом, а Баринов все сыпал названиями дисциплин, преподававшихся в базаровской школе: «готтон-но» — искусство маскировки в связи с теорией пяти элементов; техника «тейхендзюцу» — искусство передвижения: падения, прыжки, перекаты, кувырки (Колосову вспомнился Базаров, катавшийся по мокрой росистой траве), техника «шинби» — умение сливаться со средой; техника бросков, захватов и удушений…
