«Надо же, — с отстраненным каким-то удивлением подумал Глазов, — как будто родным людям его опасность грозит. А ведь всего лишь деньги…»
— Ты ведь все перечеркиваешь! — завопил Самородов, подскакивая к Алексею Максимовичу. — Все перечеркиваешь! И в первую очередь, себе все перечеркиваешь! Кстати, насчет совести и долга… Ты чем долги отдавать собираешься, а? — рявкнул он майору в лицо. — Отвертеться думаешь? Как в этом плане насчет совести, а? Ты расписки мне писал, помнишь? Так что отвертеться не получится, так и знай! Ты ж по миру пойдешь!
— Дом продам и рассчитаюсь, — сказал Глазов. Видимо, он уже продумал ответ на этот вопрос.
— Ты ж вроде как переехал туда, правильно? На ведомственную квартирку вернешься?!
— На казенную пойду, — спокойно поправил Алексей Максимович.
До Самородова не сразу дошел смысл сказанного. По инерции он прокричал еще что-то об интеллектуальных способностях некоторых контрразведчиков, о растоптанном чувстве локтя… И замер, открыв рот, в котором застрял очередной вопль.
— На казенную? — очень тихо переспросил полковник. — Ты… ты с повинной, что ли, собрался идти?..
— Так точно, — помедлив, проговорил Алексей Максимович.
Самородов положил руку на грудь и задвигал нижней челюстью, словно ему было трудно дышать. Спотыкаясь, он вернулся за стол, но в кресло садиться не стал. Оперся одной рукой о стол (вторую он так и держал на груди) и заговорил придушенно, растягивая слова и то и дело дергая головой:
— Ты… ты на самом деле больной… Тебе-то какая выгода со всего этого… что с повинной пойдешь?..
Глазов не отвечал. Он уже сказал Самородову все, что собирался сказать, и вступать в какие бы то ни было пререкания явно не собирался. Теперь, когда предназначавшаяся полковнику информация была донесена до адресата, с лица Алексея Максимовича спало напряжение. Он наблюдал за Семеном Семеновичем почти что спокойно… даже с некоторым любопытством — что тот еще выкинет.
— Ты ведь взрослый человек, ты ведь знаешь, как у нас в стране все устроено… — продолжал нашептывать Самородов. — Да как бы ситуация ни повернулась, ты в любом случае огребешь больше всех, а мы с Сигизмундовичем соскочим… Понимаешь это? Понимаешь или нет?
Глазов молчал. Смотрел.
— Пошел вон отсюда! — сорвавшись на визг, взмахнул руками Самородов. — Пошел вон из моего кабинета, мразь!..
Когда особист вышел, полковник подался назад и упал в кресло. Посидел там немного, тяжело дыша, невидяще глядя прямо перед собой, потом встрепенулся и рывком извлек из-за пазухи записную книжку. Размашисто полистал ее, остановился на странице, где сверху стояла фамилия Алексея Максимовича, шевеля губами, прочитал сумму, поставленную в графе «Итого»… И воюще застонал.
Швырнув книжку на середину кабинета, полковник схватил мобильник.
— Михаил Сигизмундович, — выпалил он, как только абонент ответил на вызов, — у нас проблемы. У нас большие проблемы, Михаил Сигизмундович!
* * *
От Самородова Глазов сразу же направился к своей машине, щурясь на свет холодного утреннего солнца. Усевшись за руль, Алексей Максимович чуть усмехнулся, и усмешка эта вышла у него нервическая, кривая.
Вот и все. Правильно ли он поступил? Конечно, правильно, а как же. Только вот…
«Как бы ситуация ни повернулась, ты в любом случае огребешь больше всех, а мы с Сигизмундовичем соскочим, — еще звучали в ушах Алексея Максимовича слова Самородова. — Понимаешь это?..»
Он понимал. Понимал, и ему было больно от этого понимания.
Глазов не лгал полковнику. Хотя с Трегреем майор теперь общался довольно часто, почти каждый день, он и впрямь никогда не говорил с ним о своих потаенных отношениях с Сам Самычем, следовательно, не обсуждал с Олегом возможные выходы из этого жалкого и стыдного положения, в которое угодил по глупости и слабости. Алексей Максимович чувствовал, что разобраться со всем этим должен именно сам. Принять решение должен именно сам.
Но сейчас майору Глазову просто необходима была поддержка. Вся накопленная за последние дни уверенность в правильности совершаемого словно только что выплеснулась из него. И нужно было заново заполнить начинавшую уже тоскливо подсасывать душу пустоту внутри.
Алексей Максимович закурил, завел двигатель.
— Ничего, — сказал он себе. — Все будет нормально. Все будет… правильно.
Он подъехал к КПП, у которого толпилась группка срочников с увольнительными листами в руках. В этой группе был и Олег. Увидев автомобиль Глазова, Трегрей сдержанно улыбнулся майору. Тот, укрытый поднятыми стеклами, чуть кивнул.
Майор выехал за ворота части. После этого короткого обмена знаками ему стало полегче.
* * *
— Я лучше с тобой поеду, да? — предложил Мансур.
— В этом нет нужды, — сказал Олег. — К тому же, ты вовремя не озаботился обратиться за увольнительной.
— Нужна она мне!.. — хмыкнул Разоев. — Я и без нее обойдусь. Кто мне чего скажет-то?
— В натуре, не мешало бы тебя проводить, — высказался и Двуха. — Черт его знает, что-то неспокойно мне. Слухи такие ходят… — он неопределенно покрутил руками, — нехорошие. Вроде как заказали тебя.
— Глупости, — пожал плечами Олег.
— Не глупости никакие, — буркнул Женя Сомик.
— Почему же глупости?.. — негромко произнес Командор. — Вполне обычная практика, амигос. Уж я-то знаю. Вот, помнится, у нас в Разинске… — толкнул он в бок Двуху, но тот предупреждающе выставил в его сторону ладонь — мол, погоди пока, потом расскажешь, не до тебя сейчас. И рядовой Александр Вениаминович Каверин послушно замолчал, не выказав ни малейшего недовольства столь бесцеремонным обращением.
— Ладно, — проговорил Олег. — Мне пора. В мое отсутствие занятие проводит Игорь, как и договаривались.
Двуха согласно кивнул.
— Я тоже могу провести, да? — ревниво сказал Разоев. — Почему он-то? Я сильнее, правильно, нет? Ты сам говорил, Гуманоид, что я на первую ступень Столпа скорее других взойду!
— А это без разницы, кто сильнее, — важно пояснил очень довольный Двуха. — Тут главное, у кого преподавательская жилка есть!
* * *
На КПП скучающий дежурный поинтересовался у Олега:
— Куда направляемся-то?
— Намерен ответить на приглашение, — ответил Трегрей. — Нанести визит соратнику.
— Товарищу, что ли? — не понял дежурный.
— Соратнику.
— A-а… Понятно, — приправил дежурный свой ответ сарказмом, — усе понятно…
До города парни шли по трассе все вместе. Изредка проезжающие автомобили они останавливать даже не пытались — у солдата каждый рубль на счету, а бесплатно кто ж повезет, да еще целую толпу… Достигнув окраины города, группка начала таять. Кто-то остановился у киоска с вывеской «Разливное пиво», кто-то побежал в сторону сетевого супермаркета, кто-то направился на остановку маршрутки. Несколько человек свернули к автобусной остановке. Олег, попрощавшись с ними, продолжил шагать вдоль по тротуару в одиночестве.
Скоро он вышел на центральную улицу города Пантыков, носящую название, естественно, проспект Ленина. Там, в условленном месте его ждал майор Алексей Максимович Глазов на своей «четырнадцатой».
— Извини, что прогуляться тебе пришлось, — сказал майор, когда Трегрей сел в автомобиль. — Но, сам понимаешь: не вполне удобно, когда офицер и срочник встречаются в неслужебное время.
— Ни для кого в части не секрет, что мы общаемся часто и подолгу, — ответил Олег, внимательно поглядев на Глазова. — Поэтому, сдается мне, дело не только в соблюдении приличий и норм субординации. У вас ко мне что-то серьезное, Алексей Максимович, верно?
— Верно, — помолчав, подтвердил майор и повернул ключ в замке зажигания.
Он как-то сразу помрачнел, лицо его нахмурилось и потемнело, отчего седая голова показалась еще белее. На некоторое время он полностью ушел в свои мысли, управляя машиной бездумно, автоматически. И вопроса Олега:
— Буду ли я иметь честь встретить сегодня Светлану Алексеевну? — не услышал.
Олег повторил вопрос.
— А?.. — откликнулся майор. — Нет… Светлана сегодня у матери ночует. В больнице.
Трегрей разочарованно выдохнул. Но Алексей Максимович этого не заметил, не до того ему было.
* * *
— Пивка холодненького, — распорядился Гусь, с удовольствием вытягивая под столиком ноги. — Закусить чего-нибудь… Креветки есть? Нет… Чипсов давай тогда, роднуля. Тэ-экс… Меню давайте. А меню у вас где?
— Вона, — сказала «роднуля», неопределенного возраста громоздкая бабища, похожая на тумбу для афиш, ткнув большим пальцем куда-то себе за спину.
Гусь вытянул шею и прищурился. На стене за стойкой белел листок бумаги, исписанный черным маркером.
— Со… солянка мясная сборная, — прочитал Саня, — борщ… так, так… Значит, давай-ка мне, роднуля, порцию солянки. Шашлыка две порции. Салатик вон тот, который снизу… И нарезочку. Ну и, конечно, — он подмигнул официантке, — двести граммов под обед.