правда не пьют. Но коллекционная тинктура крепкой выдержки — это для них…
— Символ власти, — вставила Лада, — и превосходства над остальными плебеями, которых за одну мысль о спиртном на электрический стул отправят. Вот за такое они готовы хорошо раскошелиться.
— Понятно. И вас никогда за это дело не ретушовали?
— Никогда. Кроме последнего раза… — Томаш икнул и опустил нос в пустой стакан. Он чувствовал себя совершенно пьяным, как после целой бутылки. — Кроме последнего раза — нет. И в последний раз — так, ерунда, к документам придрались.
— Ерунда, да? — ядовито улыбнулась Лада. — Посмотри, куда нас эта ерунда завела!
— Хорошо, не ерунда. Но придрались же к документам, к этой… — Томаш с трудом сдержал икоту, — ерунде. А раньше вообще на всё сквозь пальцы смотрели, все там давно куплены с потрохами.
— Куплены и перекуплены! — закивал Насир. — Сунул на лапу — и кабирах абрам!
Он уже наливал Томашу очередную порцию.
— Мальчики, может, вам закусить чем-нибудь? — спросила Лада.
— Да, — согласилась Фён. — Как бы у вас от этого замумлата мозги не вытекли.
— Да у меня вообще ни в одном глазу! — заявил Насир. — Но сейчас закусим, не вопрос!
Он встал и какой-то развинченной, шаткой походкой подошёл к кухонным шкафам. Томаш схватил свой стакан, пригубил — в нос ударил терпкий до слёз запах — и прикрыл глаза. На секунду ему показалось, что он в вирте — плывёт в тёплой обволакивающей пустоте навстречу мерцающим где-то вдалеке звёздам.
— А кому-то, может, и вообще хватит, — проворчала Фён.
Тут же, словно в подтверждение её слов, загромыхали попадавшие на пол тарелки.
* * *
Томаш был уверен, что прикорнул на пару секунд, но, когда пришёл в себя, за столом на камбузе никого не оказалось. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и сжимал в руке стакан с недопитым глотком тинктуры. Стало как-то горестно и одиноко. Томаш потянул носом тинктуру и тут же с отвращением поставил стакан на стол.
Под череп забивали острые гвозди. Похмелье.
Он встал, отыскал в ранце с припасами бутылку подслащенной воды с анальгетиком, осушил её несколькими жадными глотками. И поймал себя на мысли, что начинает воспринимать этот полумёртвый грузовоз как новый дом. «Припадка» больше нет, но они всё так же куда-то летят— и всё так же трещит с похмелья башка. Главное, чтобы движение не прекращалось. Главное — продолжать свой бег. Как та бедная крыса в кабинете Айши.
И тогда всё будет…
В коридоре Томаш услышал обеспокоенные голоса.
Когда он зашёл в отсек с ложементами, то подумал, что ещё спит — и его никак не отпускает тягучий, сводящий с ума кошмар.
В ложементе лежал Джамиль. Голова у идаама была запрокинута, как у сломанного манекена, а из приоткрытого рта стекала по щеке слюна. Куртки на Джамиле не было, а рубашку он расстегнул на несколько пуговиц, точно изнывал от жары. По приделанному к подлокотнику экрану бежали зелёные и оранжевые огоньки, которые напоминали раскрашенную из-за придури искусственного интеллекта кардиограмму.
Фён смотрела на идаама, как на изуродованный труп в морге. Под ложементом ползал на коленях Насир, дёргал за бурые провода и тихо, почти неслышно ругался на бакарийском. Лада что-то проверяла на терминале в соседнем ложементе и раздражённо морщилась.
— Что? — выдавил из себя Томаш. — Что здесь происходит?
Лада посмотрела на него, как на провинившегося ребёнка.
— А ты сам не видишь?
— Кто его сюда пустил? Зачем он полез в вирт?
— Никто его не пускал! — огрызнулась Лада. — Не надо было тинктурой глаза заливать!
Насир что-то промычал ей в ответ.
— Прекрати! — крикнула Лада. — Что ты там делаешь? Повредишь ещё что-нибудь! Иди, проспись лучше!
Насир со старческим кряхтением поднялся на ноги.
— Ничего я не поврежу, — проговорил он. — Я подключения проверял.
Лада нахмурилась.
— Ты их уже проверял. В самом начале.
— Но я не понимаю! — сказал Томаш. — Что происходит? Как Джамиль здесь оказался? Вы можете мне объяснить?
— Он так уже лежал, когда мы пришли, — ответила Фён. — Он сам подключился. Я тоже была в шоке.
Томаш приблизился к ложементу. Он с трудом узнавал Джамиля — лицо идаама вытянулось, побледнело, как после изнуряющей голодовки, как после сотен часов без сна. Глазные яблоки лихорадочно двигались под опущенными веками.
— Он действительно в вирте?
— Похоже на то, — сказала Лада. — Подключиться здесь несложно, даже последний недоумок сможет. Всё настроено и подготовлено — лёг и нажал на кнопку.
— Но это выглядит так… — Фён с болью во взгляде смотрела на Джамиля. — Я много раз видела людей в вирте, но это… Это что-то другое. Он как будто при смерти. Как будто он страдает.
— Собранный на коленках интерфейс, — спокойно сказала Лада. — Чего ты хотела?
— Но это…
— Ты бы так же выглядела, если бы подключилась. Радуйся, что тебя опередили.
— Я потому и проверял, — проворчал Насир, — потому и проверял, что ненормально это. Это же вход с полным погружением. С полным, херзац его, подключением! Может, ему там мозги поджаривает сейчас!
— Насик, — устало произнесла Лада, — иди проспись, а? Никто никому ничего не поджаривает. Мы вообще не знаем, к чему он подключился на самом деле.
— К искусственному интеллекту корабля? — спросила Фён.
— А похоже?
— Нет. — Фён мотнула головой. — Не похоже. Это дабельщина какая-то. Кажется, что он в симуляции, что с ним происходит что-то… что-то не слишком хорошее.
Рука Джамиля дрогнула и соскользнула с подлокотника.
— Но ведь это не имеет смысла, — сказал Томаш. — С чего он решил сюда залезть? Он же вроде против был. Никому ничего не сказал, просто ушёл и залез в ложемент.
— Надышался этим отровом из чёрного баллона, вот у него мозги и встали набекрень. — Фён взглянула на Томаша с укоризной.
— Всё равно не понимаю! Должна же быть какая-то причина. Если только…
Томаш задумался.
— Что, если только? — спросила Фён.
Лада перестала мучить терминал и уселась в ложементе, устало вздохнув.
— Айша? — спросила она. — Думаешь, у него ещё один альтаам оставался?
— Не исключено. Айша вполне могла ему целую горсть отсыпать.
Рот Джамиля открылся, как будто он задыхался в созданной пыльным компьютером фальшивой реальности.
— Кстати, а где его визор?
— Куртка, — сказала Фён. — На нём была куртка.
* * *
Куртка Джамиля валялась на кровати в первом же открытом отсеке. Рядом с ней лежал визор, помутневший от жирных отпечатков пальцев. Томаш встал посреди каюты, как следователь на месте преступления.
— Визор он доставал, — послышался за спиной голос Фён, — значит…
Томаш поднял куртку и ощупал карманы. Ничего. Он опустился на колени. В углу, под кроватью, что-то блеснуло. Томаш
