на шее вену, напряженные скулы, влажные глаза. Хотел бы почувствовать то, что она пыталась донести. Хотел забрать все, что скопилось в ее груди. Не понимает меня, находясь в мечтаниях. Не осознает всю серьезность. Думает только о чувствах, надеясь получить отдачу. Но я-то не могу погрузиться в болото скандалов, чувств, слез и истерик…
Глупо врать, что не зацепила. Конечно, не могла не зацепить. Грустный, опустошенный взгляд затрагивал самые дальние уголки темноты, тревожа похороненные чувства страха и тревоги. Давно не испытывал более отчетливой потребности защитить и спрятать. Все это граничило с неконтролируемым желанием наказать, а потом пожалеть. Ощущал себя садистом, но не мог по-другому. Все, что она делала, каждое движение, вздох, всхлип — все выворачивало меня наизнанку. Но Янке было мало. А для меня это было пыткой, потому что признаться в слабости перед женщиной — ерунда. Главное — невозможность быть вместе…
— Хватит… — запрыгнул в джип и стартанул, поднимая дорожную пыль в воздух…
****
— Салам!
— Салам… — продавец вздрогнул, а потом машинально потер длинную бороду, накрутив на указательный палец черную, как смоль прядь. Обвел прилавок с овощами беглым взглядом. — Деньги есть или так, посмотреть?
— Если есть, что продать, то и деньги найдутся! — отсалютовал, прислонив два пальца к козырьку черной бейсболки и снова нырнул в толпу местных. К таким, как я, тут привыкли. Хоть мы и отличались от безликой бедной массы населения, перестали бросаться в глаза. Кожаная куртка, военные светлые штаны и высокие ботинки на толстой подошве, чем больше ты похож на военного, тем менее заметен. Парадокс? Страна, изъеденная войнами, погрязла в ощущении постоянного вмешательства извне. Для людей стало нормой, что по уличному базару старого города разгуливает европеец, за поясом которого пара стволов.
Рынок находился почти в самом центре города. Снующая под ногами ребятня дергала меня за руку, рассчитывая на подачку. Карманы куртки были заполнены конфетами и мелочью, которую я горстями выгребал. С громкими криками мимо пробегали носильщики, толкающие деревянные телеги с тюками. Атмосфера оживленности, жизни, общей возбужденности давила на мозг. Воздух был переполнен ароматами специй, пота, выпечки, жареного мяса и крепкого кофе. Хаотичное людское движение, пестреющие лавки с детскими игрушками, у которых стояла орава детей. Молчаливые женщины в голубой парандже, до сих пор боящиеся скинуть глухую оболочку, несмотря на то что суровый режим талибов пал много лет назад. Они прячутся за плотной тканью, чтобы быть незаметными, чтобы слиться с неприглядной действительностью, лелея мнимое ощущение защищенности от внешних угроз.
Уши резало монотонное чириканье птиц в клетках, которыми были увешаны торговые лавки. Там, где готовилась еда, тут же стригли волосы, продавали птиц, от которых в разные стороны летели перья и опилки. Торговцы фруктами лениво отгоняли мух, слетающихся на запах гнили. Под ногами хлюпала вода, хрустел мусор. Непрекращающееся баранье блеянье, мужские крики, детский смех, лай собак.
Ускорил шаг, увидев свою машину, оставленную у обочины. И, запрыгнув, выехал на дорогу, плотно закрыв окна, чтобы не впускать непривычный спертый воздух, обогащенный разными запахами. Дорогой это было можно назвать только с натяжкой: хаотичное движение транспорта, монотонный звук автомобильного клаксона, звонкие крики. В открытых багажниках катались дети, животные и женщины, не удостоившиеся места в салоне. В открытых кузовах грузовиков перевозили скот, обогащающий и без того спертый запах. Хотелось закрыть глаза и отстраниться от этого постоянного мельтешения. Свернув с центральной дороги старого города в переулок, остановился на заднем дворе неприметного дома.
— Наскалов! Ты, что тут забыл? — как только я вышел из салона, правую руку крепко сжали, заводя за спину. — Ты же знаешь, что тебя здесь ищут!
— Знаю, Акир, знаю… Поэтому ты должен мне помочь, и я свалю.
— Как ты въехал в страну? — парень отпустил мой локоть и отпрыгнул к забору, прислонившись лбом к желтому пыльному камню. Он морщился и с силой растирал морщинистый лоб. — Ты в розыске уже три года.
— Через Пакистан. — улыбнулся, рассматривая друга. На нем была длинная светлая рубаха, коричневая жилетка, светлые шаровары и тюрбан на голове.
— Олег, у меня осталось мало людей, способных помочь в твоем деле…
— Акир, мне нужна другая помощь. Нужно найти того, кто продал фуру «кайфы». Я видел упаковку, фирменный узел Халика. Только он так скрупулезно завязывает подобные узлы бечевкой, с вкраплениями сухих стеблей мака.
— Сколько? — перебил парень, округлив глаза.
— Фуру. Я дошел до Кабула, все нити идут отсюда. Хотя его плантации находятся на юге.
— Черт! — выругался парень, а потом задрал голову к небу и стал что-то нашептывать, быстро перебирая в руках деревянные четки. — Халик давно захватил рынки Кабула, задавив всех, кто мог более-менее конкурировать. Подкупил деревни. Люди, находящиеся на грани бедности, сдавали полиции плантации конкурентов, после чего их выжигали дотла.
— Это все знаю, Акир. Ты мне скажи, как выйти на тех, кто купил. Я приехал не для того, чтобы перекраивать рынок опиата, я здесь, чтоб найти того, кто ввез это в мой город.
— Твой? — парень скинул тюрбан и взъерошил черные волосы. — Как только Халик узнает, что ты снова здесь, то ты уже ничего не сможешь сделать для своего города. Я думал, что ты умнее, что не вернешься, тем более один…
— Сведи меня с Халиком, — я закурил, делая глубокие затяжки. Горячий густой дым заполнил мои легкие. Кабул не тот город, где можно вычислить людей, фамилии, лица, только просматривая городские камеры, потому что их тут нет. Фура пересекла границы нескольких стран, и ни на одной камере я не нашел лиц. Шестерку в панаме я нашел уже давно. Клим работал шофером у Моисея, пока Козырев не привел своего родственника. Собственно, после этого Козыря и убрали. Но компания, с кем был Клим, остается для меня главной целью. Узнаю компанию— пойму на кого они работают. Пойму на кого они работают — пущу на корм собакам. Он станет первым. Первым и долгожданным…
— Я помогу, а ты вывезешь мою семью в Индию…
Глава 24
Яна
Рано радовалась выпавшему снегу. Земля, как по волшебству, сбросила белоснежный, почти свадебный наряд, облачившись в траурное одеяние из грязи. Собственно, все это настолько
