день, когда принес тебя домой. Эмоции душили меня, рвя душу надвое. Одна часть хотела напиться и забыться, оплакивая любимую жену, а вторая гнала в церковь отмаливать свои грехи, чтобы ты была жива и здорова. И я почти сделал выбор, но ты ухватила мой мизинец и так серьезно посмотрела в глаза. Твои румяные щечки и безумно голубые глаза. Боже! Янка! Да я готов весь мир перевернуть, чтобы обезопасить тебя. Ты думаешь, что все это мне надо? — отец сделал резкий шаг и с силой пнул высокое мраморное кашпо с зеленым деревом. — На фиг мне это не надо. Но у меня нет выбора. А у тебя есть. Будет. Хочешь свободы? Я тебе ее устрою.
— Это шантаж! — прошептала, заглядывая в красные от гнева глаза отца. — Нет! — взвизгнула я и бросилась к двери, но в проеме показалась мужская фигура.
— Знакомься, вернее ты его знаешь, — отец прислонился к стене, пропуская темную фигуру. — Динар.
— Кто? Ты сошел с ума?
— Нет, недавно проверялся, — он грустно улыбнулся, а потом вздрогнул, будто вспомнил о неоконченном разговоре. — Пока готовитесь к свадьбе, я подготовлю все документы, и вы уедете. Сразу.
— Па…
— Я все сказал! — впервые крикнул отец, зло сверкнув своим взглядом.
Тело трясло от переизбытка адреналина, выбежала в коридор, а потом на улицу. Подъездная дорожка была заполнена мужчинами, сгруппировавшимися у беседки с большим мангалом. Громкий смех и музыка, от вибрации которой мое сердце дрожало, сбивая привычный ритм биения. Бросилась в сторону конюшни. Там всегда тихо. Высокие шпильки проваливались в размякший от дождя газон, но я все равно бежала, срезая путь, минуя витиеватые мощеные дорожки.
— Тенёчек! — ворвавшись в конюшню, рухнула в пышный стог сена у загона с моим конем. — Что же это?
Не стала включать свет. Темнота ласково окутывала трясущееся тело, сердце отбивала ритм боли.
— Хотела замуж? Сама же говорила, что хочешь? Чего теперь реветь? — сквозь дикий рев орала сама себе, словно хотела докричаться, убедить и успокоить. Перед глазами вспыхивали воспоминания последних месяцев, на этих картинках менялись обстоятельства, помещения, время года, но только один человек был постоянным — Олег.
— Ян? — тихий голос вырвал меня из темной пучины самобичевания. Динар вошел в конюшню и плотно закрыл за собой дверь. — Держи.
Он раскрыл ладонь, в которой лежала связка ключей.
— Что это?
— Моисей сказал, что это ключи от твоей свободы. Куранов здесь, он отвезет тебя в твою квартиру, — парень присел на край стога, расстегнув короткое серое пальто. — Хочешь, я откажусь? Что нужно сделать? Не могу смотреть на твои слезы. Ян?
— Почему?
— Потому что сейчас очень опасно. Он переживает за тебя, не может больше ни о чем думать. А как только мы уедем, он выдохнет и успокоится. Скоро все наладится.
— Как ты согласился? Как мог?
— Я не знаю, что тебе ответить, — парень закинул голову, погрузившись ладонями в вьющиеся волосы, и откинулся на сено. — Я просто хочу тебе помочь. Это не значит, что ты должна меня полюбить. Нет, ты будешь свободна. Я не стану играть роль «мужа», мы просто будем рядом. Вернее, я буду всегда рядом. А как только все устаканится, мы вернемся. Поверь, все будет хорошо. Это когда-нибудь закончится, должно закончиться…
— Ты так спокоен, — биение сердца стало замедляться, а неконтролируемый поток слез прекратился.
— Мне не свойственны истерики. Не переживай, это всего лишь формальность. Как только мы поженимся, сразу уедем в Австралию. А пока, ты можешь делать то, что считаешь нужным. Я не враг тебе. Буду всегда рядом и не дам в обиду.
— Я не знаю, кому можно доверять. Все уходят, бросают, решают и могут только приказывать! А мне не хочется! Хочу свободы!
— Ян, если успокоиться и подумать, то ты поймешь, что все это только ради тебя. — Динар встал, отряхнул сено с брюк и направился к выходу, но застыл у самых ворот. — Ты переживаешь за него?
Я застыла, наблюдая, как Динар, опустив голову, нервно сжимал деревянный засов.
— За кого? — прохрипела, не в силах вспомнить, как пользоваться голосовыми связками.
— За Наскалова…
— Нет.
— Пока! — дверь скрипнула и громко лязгнула, заставив вздрогнуть мое напряженное тело.
***
— Салам, Халик! — в тишине просторной комнаты мой голос прозвучал слишком громко. Неприятная, скорее даже удручающая пустота помещения и какой-то рваный интерьер, совмещающий в себе разлапистость восточного колорита и простоту европейского, напоминал лоскутное одеяло. На полу лежал дорогой ковер ручной работы, на окнах висели вертикальные офисные жалюзи, в углу стоял кальян, вокруг которого были разбросаны пышные яркие подушки, а завершающим штрихом был кожаный, абсолютно европейский диван. Мужчина, сидевший ко мне спиной на мягком диване, вздрогнул и подавился дымом самокрутки. По сладковато-приторному запаху было понятно, что курит он не табак.
— Салам, Корд*! — он обернулся и растянулся в широченной улыбке. Мускулы дергались, отчего казалось, что его верхняя губа вибрирует. Глаза вспыхнули ярким светом и стали жадно шарить по комнате.
— Не надо, Халик… Ты же знаешь, что это бессмысленно. Двое у дверей спят и проснутся еще не скоро, а охрана у ворот успеет прибежать уже после того, как я нарисую кровавую, но очень аккуратную линию на твоей шее, — заметил, как он дернул рукой в поисках телефона. — Как-то ты расслабился. Твою домину охраняет всего шесть человек? Это же несерьезно, Халик. Ты очень безответственно относишься к собственной жизни.
— Призрак, ты же знаешь, что нельзя тебе появляться на этой земле после того, как перерезал половину моих ребят. Мы договорились, что я не ввожу дурь к тебе в страну, а ты забываешь про мою!
— Да, я помню, — я закурил, присев на широкий каменный подоконник, откуда был хороший вид на пустынный двор. У костра сидела охрана, пуская косячок по кругу. — Но ты первый нарушил наш уговор.
— Ну, возможно. Но мне сказали, что тебя шлепнули. В Стамбуле была заварушка, после которой ты исчез без следа!
— Тебя обманули, Халик. Ну, давай говорить?
— О чем?
— Скажи мне, кто купил у тебя дурь?
— Ха, смешно, Корд. Очень смешно. — Халик встал и подошел
