и посоветовал Государю послать в Румынию для переговоров Великого Князя Николая Михайловича, а к микадо – одного из генерал-адъютантов, и уверен, что если такое послание состоится, микадо будет так тронут, что пришлет массу ружей. Как все это детски наивно, и до чего, однако, дожила могущественная Россия. Какие у нас заманчивые перспективы – кажется, скоро мы и Хиванского хана будем просить милости, вместо того чтобы готовить орудия. Грустно, обидно и нечего впереди ждать. Появились уже симптомы анемии – признаки голодной забастовки, не злобной, не революционной, а просто покорного утомленного бессильного народа.
«Петроградский листок», 21 ноября
Рекорд дороговизны.
Нам пишут, что рекорд всякой дороговизны надо считать теперь за Харьковом; например, десяток яиц там стоит 75 колеек, овес 2 рубля 50 копеек пуд, пшеничная мука 14 копеек фунт и т. д., и т. д.
Никаких такс не существует, и дороговизна объясняется только лавочным мародерством.
Ф. Ф. Фидлер, 22 ноября
Я спросил Гумилева (Николая Степановича – прим. авт.), принимавшего участие в военных действиях на трех фронтах, приходилось ли ему быть свидетелем жестокостей со стороны немцев, и он ответил: «Я ничего такого не видел и даже не слышал. Газетные враки!»
– «Значит, немецкую жестокость Вы испытали лишь тогда, когда были моим учеником в гимназии и получали у меня единицы?» – спросил я.
Он подтвердил, засмеявшись…
3. Н. Гиппиус, 23 ноября
Войне конца-краю не видать. Германия уже съела, при помощи «коварной» Болгарии – новой союзницы, – Сербию; совсем. Ездят прямо из Берлина в Константинополь. Вот, неославянофилы, ваш Царь-Град, получайте. Закидали шапками?
У нас, и у союзников, на всех фронтах – окостенение. Во всяком случае мы ничего не знаем. Газет почти нельзя читать. Пустота и вялое вранье.
Царь катается по фронту со своим мальчиком и принимает знаки верноподданства. Туда, сюда – и опять в Царское, к престарелому своему Горемыкину.
Смутно помню этого Горемыкина в давние времена у баронессы Икскуль. Он там неизбежно и безлично присутствовал, на всех вечерах, и назывался «серым другом». Теперь уж он «белый», а не серый.
Впрочем, Николай вовсе не к этому белому дяде рвется в Царское. Там ведь Гришенька, кой, в свободные от блуда и пьянства часы, управляет Россией, сменяет министров и указует линию. В прочее время, Россия ждет… пребывая в покое.
«Новое время», 24 ноября
Обнародованы Высочайший указ Сенату и рескрипты на имя председателей Государственного Сов. А. Н. Куломзина и Государственной Думы М. В. Родзянко об отложении созыва законодательных учреждений до окончания разработки бюджета.
А. Н. Савин, 24 ноября
Третьего дня было собрание Общества сближения с Англией в Думе. Народу было очень много, скверный оркестр играл гимны, но было гораздо менее торжественно, чем в мае. Председательствовал Мануйлов, но на эстраде кроме докладчиков и председателя совсем не было видных людей. У распорядителей бестолковость: например меня, кажется единственного человека на эстраде, сносно говорящего по-английски, не познакомили ни с кем из официальных англичан, которых впрочем было очень мало.
Говорили Котляревский, Дживелегов, Вяч. Иванов, Новиков и я. Дживелегов был прямо плох, сравнивал английский взгляд на государство с немецким, без малейшей оригинальности, длинно и нудно. Новиков говорил на очень специальную тему – об английских натуралистах.
Зато Вяч. Иванов был широк, говорил о том, что Германия есть Китай, Кант – кенигсбергский китаец, что две срединных империи – Германия и Китай – несут с собой дехристианизацию, что им должна противостоять в Азии двуединая белая христианская империя, Англороссия, что Англия уже на пути к превращению в державу по преимуществу азиатскую, что обратившаяся в христианство Индия должна сокровищами своего духа обогатить жизнь христианского мира. Все эти фантазии говорились очень докторально и красиво.
Котляревский по обыкновению был очень благодушен, оптимистичен, уравновешен и прекраснодушен. Я говорил о взглядах англичан на войну и мир, по общим отзывам нескучно. Под конец позволил себе дерзость, прочитал собственный Сонет, который был одобрен Вяч. Ивановым, может быть, только из любезности.
«Раннее утро», 25 ноября
В виду введения в Архангельске таксы на мясо, на рынке появилось в продаже необычайно большое количество коровьих ног и голов при полном отсутствии туш, от которых эти головы и ноги были отрублены. Торговцы цинично заявляют: «Отмените таксу – и мясо будет».
М. К. Лемке, 26 ноября
В пришедшем сегодня номере «Русских ведомостей» (от 25 ноября) очень смелый фельетон Пругавина «Книга Илиодора». В нем не столько об Илиодоре, ныне С. М. Труфанове, сколько о «старце», имя которого не названо, но понятно всем, потому что навязло в зубах всей России.
Распутин – миф, это человек, который получил необыкновенную популярность – и по существу, и по распространенности. Это русская бытовая и политическая загадка Желание знать о нем что-нибудь создало целые легенды; они растут, множатся, принимают иногда донельзя чудовищные формы и размеры. Как-то Распутин с компанией попал в Москве в «Яр». Пьянство было великое – конечно, в отдельном кабинете. Позвали цыган. Разумеется, он стал держать себя с дамами и цыганками по-своему; те, особенно цыганки, отбивались, дрались и с помощью цыган, наконец, надавали ему тумаков. Тогда Распутин стал вопить: «Ах вы, сволочь черномордая, недотроги! Да как вы смеете, когда я саму царицу так же хватаю!» До какой степени все это становится известно народу, по крайней мере подгородному, видно из дела, разбиравшегося недавно при закрытых дверях в московском окружном суде. Серый мужичонка привлекался за оскорбление величества. Вызвали свидетеля обвинения, тоже серого мужика. Председатель спрашивает его: «Скажите, свидетель, вы сами слышали, как обвиняемый позволял себе оскорблять словом имя его императорского величества?» – «Да как же, вашество. И что только нес-то! Я и то уж ему говорил: «Ты все его, дурака, ругаешь, а лучше бы ее, стерву этакую…» Tableau (фр. «картина»)!
У Алексеева в самом начале сентября был разговор с царем о желании Распутина приехать в Могилев, и тогда же было решено не пускать его сюда ни в коем случае.
Н. И. Реморов, 27 ноября
Сколько радости и восторга была в живых детских глазенках, когда они укладывали в них свои подарки! Почти каждая принесла по две осмушки простого табака, по два листа бумаги, некоторые, по несколько плиток сахара, по осьмушке чаю. В каждый мешочек вложили кроме того по карандашу и по открытке с видами Москвы…
– Пусть вспоминают наши родные воины Матушку
