нашего солдата все идет нам назад – вся Польша, да еще отдают всю Галицию, а кроме того, «наш Царь требует 20 миллиардов рублей денег, да чтобы каждому жить сам по себе… ни торговать, ни што-либо сообща». «А царь немецкий говорит, что больше 15 миллиардов дать не может, да штобы была торговля и все прочее по-старому…»
Что-либо подобное я слышу почти каждый день в передаче Осипа. И мне думается, отчего это наши военные корреспонденты не поживут немного в окопах, чтобы понаблюдать их интересную жизнь и потом рассказать о ней людям. Обыкновенно они снимаются у пушек на «передовых» позициях, а такие пушки подчас стоят от окопов верстах в 3–4, особенно тяжелые, и на таких позициях нет даже артиллерийского огня, а ружейная пуля не долетит сюда, если бы она и хотела. Когда офицеры получают эти отчаянные картины, то смеются много и на разные лады…
«Новое время», 22 декабря
Государь Император во время смотра армии, в обращении к георгиевским кавалерам подтвердила что не заключит мира, пока последний неприятельский воин не брать изгнан из пределов России, и не заключить его иначе, как в согласии с союзниками, с которыми мы связаны истинной дружбой и кровью.
В. А. Теляковский, 23 декабря
Дороговизна в столице непомерная. Недостаток муки, соли и масла, а также мяса ставит в очень затруднительное положение бедный класс.
«Раннее утро», 25 декабря —
Письмо Татьяны «наших дней»
«Я вам пишу – чего же боле?..»
Бумаги нет – удел жесток —
Последний трепетный листок
Несу вам в жертву с чувством боли…
В Москве осталась пара стоп,
И скоро бедные поэты, —
Хоть песни их еще не спеты, —
Печальной музе скажут: стоп!
Быть может юноша влюбленный,
Безумной страстью ослепленный,
В любви признанья пишет ей
На коже собственной своей,
Но я, – спешу сказать заране, —
Таких не стану жертв нести.
Ах, кожа – редкость! – и Татьяне
Нужна на жизненном пути.
Итак, прочтите лист последний
И отвечайте – без письма! —
Не надо больше нежных бредней,
Когда на сцене жизнь сама.
Я расскажу вам до порядку,
Чем заслужить любовь мою.
Во-первых, – сахар. Не таю,
Что, чай люблю я пить «в накладку»;
(Питаю ненависть к песку:
Он навевает грусть-тоску),
Что в день обычно тратить надо
Не меньше фунта рафинада
(В медовый месяц будет «мед» —
И меньше сахару уйдет).
Второе… (Жизнь пошлей романа:
Тупые, серые слова
Произносить должна Татьяна)
Второе – о, mon Dieu! – дрова…
Любовь согреет нас лучами
Животворящего огня…
Но дом с холодными печами,
Зима с морозными ночами
Отымут пламя у меня.
Твои уста кривит гримаса?..
Ну, что ж, не верь моей любви,
Но без обильного запаса
И дров, и угля – не зови!..
Судьба нас делает рабами…
Но – скажем, правды не тая, —
Стуча от холода зубами,
Нельзя шептать; «люблю… твоя!..»
Да… Мы стоим во мгле распутья,
В недоуменье и тоске…
(Увы! – должна упомянуть я
О хлебе, масле, молоке…)
Все, все достать, – вот в чем заслуга! —
Спеши, – теперь нельзя дремать.
И верь, во мне найдешь ты друга.
Я буду «верная супруга и добродетельная мать».
«Другой? Нет, никому на свете»
(Слова Татьяны повторю)
Я не отдам любви зарю…
Но… не забудь о туалете:
Весь век в плену мы у портних —
И мерных цен не жди от них.
«Я знаю, ты мне послан Богом,
До гроба ты»… Но… бросим вздор.
Хочу сказать еще о многом:
Мне нужен фордовский мотор,
Абонементы в три театра и два врача (без кислых мин!):
Один по женским и один
По нервам… вроде психиатра.
Друзья?.. Интимнейший кружок!
Ты – мой единственный дружок,
И о других я не мечтаю.
Игру лишь в клубах я веду,
А из гостей – имей в виду —
Поставщиков предпочитаю…
Аддио! Жду вас завтра в шесть —
С рукой и сердцем, полным пыла…
«Кончаю. Страшно перечесть»:
Наверно, что-нибудь забыла…
С душевным прискорбием списал Lolo.
И. Мазуров, 26 декабря
Вам все пишут незначительные потери наших. Эх начальнички наши… Никогда наши не выиграют и думать нечего, теперь весь народ понял в чем дело. Воюем второй год и защищаем интересы отечества, и до сего времени нет ни одного манифеста для крестьян – защитников русской земли.
Знаете дорогой братя я думаю будет ли когда конец этому убийству и спрашиваю себя – к чему это, Богу что ли все это надо, но для чего он тогда дал заповедь – «не убий».
М. К. Лемке, 27 декабря
Южная операция кончилась ничем, мы потеряли около 50 000 чел. Все мечты о Буковине надо бросить, и притом совершенно. Пережив Бог знает что за эти дни, Алексеев докладывал эти цифры Николаю со слезами на глазах и дрожью в голосе, а идиот рассматривал в это время какую-то карикатуру и затем как ни в чем ни бывало стал спрашивать о всяком вздоре…
«Ну что же делать – без потерь нельзя», – утешил он начальника штаба, видя, как того крючит от царского внимания к павшим за его подлую шкуру.
«Новое время», 29 декабря
В Галиции, восточнее Черновиц, противник, понеся огромные потери от нашего короткого и сильного удара, никакой активности не проявлял.
Николай II, 31 декабря
В 9 ½ часов прибыл в Могилев и тотчас поехал в Ставку. Осмотревшись, пошел к докладу. Завтракали и обедали все иностранцы с генералом По во главе. Занимался до 3 часов и погулял в саду. Потом писал Аликс и читал книгу. В 11.45 поехал к молебну на Новый Год. Молился горячо, чтобы Господь благословил Россию окончательной победой и укрепил в нас веру и терпение!!!
Вторая осада Перемышля принесла успех русскому оружию
