мост, и паром, и солдаты, и «Дубинушка». Солнце заходит мягкое, почти сентиментально-розовое, а не кровавое или огненное. Вообще все кругом сентиментально-просто, солнце, мальчишки, солдаты. В деревне хорошо умирать, словно засыпаешь. <…>
Военная кривая, кажется, действительно повернула, или, по меньшей мере, узнали мы теперь, «когда же мы наконец остановимся?» Впереди зимовка и, вероятно, в этих самых «Орешковичах».
А. А. Штукатуров, 16 октября
Утром была гимнастика, а потом церемониальным маршем ходил весь полк. Говорили, что сегодня пойдем погружаться в вагоны. После обеда выдавали сапоги и я получил рубашку. Приказали починиться, помыться и почиститься. Вечером постриглись и побрились. Приказали все приготовить, помыть руки, шею и лица теплой водой.
Утром приготовили чай. Получили хлеб, сахар и чай. После обеда с музыкой выступили в путь. Дорога была недальняя – всего 8 верст. Пришли на станцию Полочино перед вечером, здесь дали ужин. Погода засеверила. В 10 часов началась погрузка. Наша рота назначена была грузить обоз. При погрузке началась неразбериха, но часа через три все-таки погрузили обоз и пошли сами садиться. Вагоны грязные, нет ни досок для нар, ни печки, ни фонаря. В каждый вагон поместили по 41 человеку, было тесно. Мы залегли на нарах; в 2 часа ночи поезд тронулся.
«Кремль Иловайского», 16 октября
В нашей правой печати много говорилось и говорится об инородческом засилье, особенно немецком и еврейском; но от внимания русской читающей публики постоянно ускользает громадный факт: тесная связь инородческого засилья с господством антинациональной левой печати, которая является органом жидо-кадетской партии, действует с замечательным единодушием в вопросах внешней и внутренней политики и, пользуясь своим господством, направляет общественное мнение в нужную ей сторону; возвеличивает одни личности, травит другие, смотря по своим расчетам; причем не стесняется прибегать ко всякого рода средствам, в особенности к наглой лжи.
«Новое время», 17 октября
Исполнился уже год войны с Турцией и почти пятнадцать месяцев войны с двумя немецкими империями, но общие результаты пока неутешительны. Этот внешний факт, как для всех ясно, находится в теснейшей связи с внутренним состоянием нашего отечества, с государственной неорганизованностью нашей, которой более популярное имя – «неготовность». <…> Мне кажется, низкая культура наша, и земледельческая, и политическая, объясняется одной главной причиной: нам мешали. <…> Завоевание это было мирное, но если рассмотреть его пристально, то оно, по существу, почти ничем не отличалось от военного. Подобно готам и варягам, немцы после Петра Великого внесли свои начала в нашу национальную государственность, вовсе не способствовавшие ее силе. Ни тирания Бирона, ни голштинско-прусская муштра Петра III и Павла I не могли дать России того, чего ждал от немцев последний московский царь, довольно подчинившийся немецкой культуре. Он ждал и надеялся, что немцы помогут России догнать Европу в том немногом, в чем мы тогда отставали, и главным образом в технике, в технической организованности народного труда. Если бы немцы сделали это, то Россия была бы богатейшим и могущественнейшим государством в мире, но немцы обманули надежды Петра. Ни в какой области техники Россия, как оказывается, не догнала Запада, а наоборот – даже в области военной обороны немцы довели нас до крайне опасной отсталости. <…> Стоящая доныне, уже четвертое столетие, в Кремле Московском, она служит немым свидетелем богатырских возможностей нашей старины, задушенных немецким вторжением. Любопытно, что еще за целое столетие до этой Царь-пушки, в 1488 году, была в Москве же отлита тоже Царь-пушка, до нас не дошедшая. Если с этими фактами сопоставить то обстоятельство, что в 1915 году, при всем героизме армии, мы были вынуждены отступить перед 42-санти-метровыми орудиями Крупна, то вы убедитесь, что в области наиважнейшей в культуре, там, где решается жизнь и смерть народа, немецкое владычество не утвердило могущества нашего племени, а, напротив, в опасной степени расшатало его.
М. О. Меньшиков
М. М. Богословский, 17 октября
Привезли, наконец, нам дрова, сажен 12–14, купленные по бешеной цене – рублей по 22 за сажень. Трамвайная забастовка продолжается, ходят только немногие вагоны, совершенно перегруженные. <…> Лиза с Миней ушли с утра к Богоявленским на рожденье. В 5½ я отправился к ним же пешком и там обедал. Оттуда шли пешком, извозчики ломили прямо-таки фантастические цены. От угла Тверской и Газетного до нас – 1 рубль, от Арбатской площади до нас 80 коп. Большего безобразия в Москве давно не бывало. Спасибо вам, кадетский городской голова Михаил Васильевич Челноков. Вот плоды вашего политиканства, помышлений об ответственном министерстве и полного пренебрежения городскими делами. И трамваи, и извозчики уже не дело правительства, а ваше дело. Если вы не умеете сладить с этими малыми делами, куда же вы лезете в большие! Трамвайщики бастуют потому, что им не уплатили за три дня политической забастовки в сентябре. Но политическую забастовку вызвали вы своими политическими резолюциями!
В. П. Кравков, 18 октября
Солдаты и лошади голодают; недостаток мяса, хлеба, фуража. Командир 8-й ополченской артиллерийской батареи Левашов, из запасных, плакался мне, что боится бунта. Но мы, сытые, голодных не понимаем…
А. В. Орешников, 19 октября
Вечером был у Езучевских <…>; встретил там генерала
В. И. Соколова, только что приехавшего на 3 недели с австрийского фронта; жалуется, мало снарядов у них, хотя на Северном много; недостаток в ружьях; критиковал способ ведения войны нашим штабом; говорил, что наступление «кулаком», как у германцев, целесообразнее, нежели у нас – фронтом; говорит, что наши летчики (на австрийском фронте) неважны, неприятельские смелее; хвалил пищу нашу и одеяние; к зимней кампании мы хорошо приготовились.
М. С. Анисимов, 20 октября
День пасмурный, тяжелая и дальнобойная артиллерия постреливают. Наши винтовочные остроконечные пули, испытанные на диких козах, когда при вылете делает большую рану, около 2-х вершков, наподобие разрывной пули разрывает рану. Ночь темная, девять часов вечера, сильный артиллерийский огонь продолжался около часу и ружейная перестрелка.
«Раннее утро», 23 октября
Все подорожало… Дорожает, между прочим, и удовольствие умереть. Сильно возросли и цены на могилы в Царицыне. Так, могила, стоившая зимой 45 руб., теперь стоит 200 руб.
«Петроградский листок», 25 октября
Отсутствие спичек.
За последнее время во многих мелочных и свечных лавках, а также в продаже нет совсем спичек. По словам торговцев, спичек они не имеют потому, что не могут продавать их по существующей таксе, так как сами платят оптовым складам дороже таксы
