В результате он чуть не испортил куриное фрикасе, предназначенное на завтрак отцу ректору.
Принужденный скрывать раздражение и молчать, Дюран переглядывался с Горацием, и в кротком взгляде друга де Шалон впервые видел нечто, похожее на злость. Его настроение в эти дни было неустойчивым и зыбким. Он то давал себе слово, что непременно оставит педагогическую стезю, ибо оказался на ней банкротом, то уверял Горация де Шалона, что ни один из его учеников просто не мог убить, при этом — почти ничего не ел, ибо потерял аппетит и вкус к жизни. Но вот ему сообщили, что он должен умереть. Дюран не хотел в этом участвовать, не хотел ловить убийцу, не хотел прикидываться умирающим. К тому же, как назло — захотел есть. Сказался трехдневный пост. Сейчас он с ожесточением, в котором угадывались нервозность и гнев, грыз свиные ребрышки, словно срывая на них раздражение.
Тем не менее, у отцов-иезуитов слово не расходилось с делом. Доступ к отцу Дюрану с вечера был перекрыт. Появился Эммеран Дешан, чёртов артист, так горестно покачал головой и с такой неподдельной скорбью упал на глазах Дамьена де Моро на грудь отцу Эрминию и отдал распоряжение отцу Симону приготовить гроб отцу Дюрану, что наблюдавший за этим из окна отец Гораций заскрипел зубами. Сыграно было безупречно. Он и сам бы расчувствовался.
Отец ректор и отец Эзекьель в церкви — как раз рядом с хорами, где сидели Потье и де Галлен, затеяли горестный разговор о том, что поручить руководство классом отца Дюрана после его смерти, которую Дешан ожидает через пару дней, придётся отцу Горацию де Шалону, больше некому… Заметив потрясённый взгляд, который бросил Эмиль на Гастона, отец Эзекьель удовлетворенно блеснул глазами, предварительно опустив их долу, — будут знать, шельмецы, как дурачить его да нервы ему трепать…
Лазарет был закрыт для посетителей, у постели умирающего отца Дюрана неотлучно находились отец Аврелий и Эммеран Дешан. Даниэль, находящийся одной ногой в могиле, другой с досадой отстукивал по спинке кровати похоронный марш. На отца Аврелия он старался не смотреть, да и тот, бросая на него порой осторожные взгляды, тем не менее, предпочитал не встречаться с ним глазами. Эммеран Дешан развлекал его свежайшими анекдотами, а отец Илларий впотьмах принёс медовые круасаны. Но ничто не радовало «умирающего». Мысли его были сумрачны и тоскливы. Неожиданно он отпихнул от себя блюдо с круасанами, и спросил коллегу, что больше всего удивляет его в этом деле? Сговор? Он упорно считает, что они сговорились?
Отец Аврелий покачал головой. Нет, кто бы ни убил Венсана, остальные не только покроют грех товарища, но и искренне отпустят его ему. Они не считают убийцу виновным, и в этом причина монолитного единодушия. Удивительно другое. Сам он… отец Аврелий замялся. В юности сам он не думал о педагогическом служении, хотя учитель и рекомендовал ему это. Но молодость… он женился, дети… Он вернулся из Рима, куда ездил по делам, вечером того дня, когда от вспыхнувшего днем пожара выгорела уже половина предместья. Жена и дочь погибли, просто задохнулись в дыму, сына он, ринувшись в пламя, вытащил… Так вот… на пожаре погиб на его глазах и его сосед Виктор Арну. На него упало балконное перекрытие. Все случилось неожиданно, он не нагибался, не ожидал ничего. У несчастного Арну шея была сломана почти так же, как у Лорана. И так же размозжена голова. Но Лорана де Венсана предположительно убил его ровесник, шестнадцатилетний мальчишка. Как? Какой балкон он на него сбросил? Где его убили и чём? Даже если предположить, что их было двое, а эта мысль напрашивается — сила нанесённого удара превосходит любое воображение.
Услышанное не удивило отца Дюрана. Он тоже думал об этом, но как раз жестокость нанесённого Лорану удара и пугала его. Кто из его духовных чад мог совершить такое? Он не представлял себе произошедшего. Как это могло случиться? Лорана заманили к болоту, обрушили в темноте ему на голову нечто вроде огромного булыжника, раздели, надругались над телом и швырнули болото? Но ведь тот не мог не понимать опасности! Зачем он пришёл? Или его всё же убили в другом месте, а потом швырнули в болото? Но тогда… да, с этим не мог справиться кто-то один.
— Но тогда это те, кто весьма дружен и силён…
— Это могли бы быть Дамьен и Дюпон. Но Дамьен больше дружен с Гаттино, а Котёнок не мог убить. Это смешно. Дюпон скорее выбрал бы партнером Потье, он высокого мнения о Гастоне. Но Потье не пойдёт на убийство. Разве что ради Дофина. Нет, бред всё…
Гораций де Шалон тоже бесился, понимая, что задуманное является единственной возможностью понять совершённое с Лораном де Венсаном и раскрыть преступление, и решись он подсказать кому-то из питомцев, что всё происходящее — рождественский маскарад, фарс и буффонада, они снова неминуемо обречены будут оказаться в тупике. Кусок не лез в горло. Но больше всего педагога злило недоверие, которое он прочёл в глазах отцов Эзекьеля и Аврелия. Его попросили не покидать палаты лазарета, соседней с той, где лежал Дюран, так еще и некоторое время тихо обсуждали, не запереть ли его там? Он знал, что отцы надзиратели уже заняли свои посты в спальне их класса. Все пятеро находились под неусыпным надзором. Котёнка, после окончания службы ринувшегося в лазарет, туда не просто не пустили, а убедительно попросили не мелькать под ногами: сейчас отец Жизмон придет исповедовать и соборовать отца Дюрана. Ему нужно подготовиться к последней исповеди… Никто не ожидал такого, но ночью ему стало совсем худо, и Эммеран Дешан сказал, осмотрев его, что, дескать, он не Бог, и медицина тут бессильна…
Эмиль покачнулся, но поддерживаемый отцом Эрминием, дошёл до спальни. Там сидел Дамьен де Моро с лицом напряженным и тёмным. Он только что обегал всю коллегию — от гимнастических кортов до трапезной в поисках отца Горация, но того нигде не было. Он, значит, не отходит от Дюрана, а, следовательно, дело, и впрямь, худо. Подошли мрачные Потье с д'Этранжем. Филипп был просто убит болезнью отца Дюрана, Гастон, плюхнувшись на кровать и откинувшись на подушку, мрачно смотрел в потолок. Котёнок тихо рыдал в подушку. Как это могло случиться? Он же чувствовал себя лучше… Последним пришёл Дюпон. Он оглядел своих одноклассников и почесал макушку.
— Да полно вам, так ли всё серьезно?
Ответом на его недоумённый вопрос были новые рыдания Эмиля. Повисло молчание, снова нарушенное Мишелем Дюпоном, подошедшим к де Моро. Он был единственным, кто не проявлял видимых признаков уныния и скорби. Всё это может оказаться и неправдой, заявил он. Отцу Дюрану — тридцать один год, и это совсем не те годы, когда отправляются на тот свет. Котёнок заверещал, что Дешану верит, а тот сказал, что отец Дюран умирает!! Эмиль захлебнулся слезами.
