— Садись вот сюда… не волнуйся. Все будет путем,— сказал мне Казачонок, бросив при этом многозначительный взгляд дежурному в штатском.
Тот мгновенно подвинул телефон, набрал цифры.
— Егорыч? Здорово, это Федька! — стараясь представить все дурашливым трепом, заговорил дежурный.— Нам бы маленькую машинку, да… Да, прокатиться хотим…— И, видимо, поняв, что треп не подействует на абонента, кинув на меня быстрый взгляд и прикрыв трубку рукой, переменил тон.— Да… Да… крупный лещ… прикидывается шлангом! По розыску, да… Ну, хоп!
Я вдруг сообразил, что крупный лещ — это я! Быстро повернувшись, разглядел себя в зеркале, увидел сияющую лысую голову… Понятно!
— Послушайте,— заговорил я,— полный же бред! Только что побрился… абсолютно случайно! Сами подумайте — будет беглый заново голову брить? На фига ему это! А я вот — только что! Смотрите… попробуйте! — Я провел ладошкой по гладкой коже.
— Ничего, спокойно… сейчас все будет в порядке! — успокаивающе (дождаться бы машины!) проговорил Казачонок.
— Но я же в этом доме живу… Неужели вы не помните меня?
— Да нет… таких не встречал,— с усмешкой сказал Казачонок дежурному, и они, довольные, засмеялись: черт его знает, а вдруг повезет, вдруг действительно попадется крупный «лещ»!
— Да честно — я в этом доме живу! — Я приподнялся.
В глазах Казачонка шевельнулось сомнение — вряд ли преступник будет ссылаться на э т о т дом.
— Телефон есть? — Казачонок подвинул аппарат.
Мама поднимает трубку… «Звонят из милиции». С ее сердцем такие пассажи ни к чему.
— Нет телефона…— пробормотал я.
— Ну, тогда сиди.— Казачонок снова с надеждой взглянул на партнера.
— Да нет, честно. Живу… вот видите — даже в газеты пишу… в сегодняшней вот моя статья! — Я вытащил мятую газету, протянул Казачонку.
Он недоверчиво взял.
— Которая тут твоя?
— Вот… «Потерянный город».— Я показал.
— Чем же это он потерянный?
Казачонок начал читать. Читал он долго, потом поднял на меня глаза… Вряд ли он после этого чтения проникся любовью ко мне: раньше за такую статью давали статью, а теперь распустили, говорил его взгляд. Он стоял, глядя на меня (машина, к счастью моему, все не ехала и не ехала), потом сделал шаг в сторону, открыл дверь в соседнюю комнату. Там Боб со своими опричниками, сидя вокруг стола, играли в коробок.
— Боренька! — проговорил Казачонок.
Боб лениво вышел сюда, за ним, оправляя модные одежки, надеясь хоть на какое-то развлечение, вышли остальные.
— Знаешь у нас… вот такого? — Казачонок кивнул на меня.
— Уж тут я как-нибудь каждого зайца знаю,— снисходительно произнес Боря.— Такого не встречал!
Неужели он не помнит меня? Сколько раз я проходил мимо него! Но, видимо, он запоминает лишь тех, кто представляет для него интерес.
— Говорит — в нашем доме живет… в газетах вот пишет.— Казачонок показал.
— Нет… такого у нас не водится,— усмехнулся Боб.
Да, видимо, я совершил большую ошибку, что не стремился войти в это общество, не подсаживался с подобострастными разговорами к ним на скамейку… Ошибка! Но — поздно исправлять!
— Из какой, говоришь, квартиры? — сощурился, входя в роль сыщика, Боб.
— Да из триста шестой! Из последней парадной! — воскликнул я.
— Так, кто там у нас? Валька вроде в триста первой живет? — Боб повернулся к подручным.
— На рыбалку уехал,— ответили ему.
— Так… что же нам делать? — Боб, поигрывая каким-то ключом, по-хозяйски расселся на скамье, но Казачонку это не слишком понравилось, у него, видно, были и другие важные дела.
— Так, слушай сюда! — легким нажимом тона давая все же понять кто тут главный, произнес Казачонок.— Сходи с клиентом, куда он покажет… и если окажется — врет, веди обратно!
Борис, слегка оскорбленный, лениво встал, пихнул меня в плечо: пошел!
Он вывел меня на улицу. Еще двое подручных последовали за нами. Да, жалко, что мы с ним не сдружились — сейчас бы шли, непринужденно беседуя. А так меня явно вели — прохожие оборачивались, смотрели вслед. Да, предел падения — идти под конвоем Боба, который — что самое жуткое — чувствует свое право командовать мной! А если мы так войдем к маме! Я рванулся… Боб сделал подсечку почти так же четко, как Казачонок, и так же попытался накрутить мою куртку на кулак, но то ли из-за моего отчаяния, то ли из-за ветхости ткани я вырвался, оставив клок в его кулаке. Пока я поднимался, оскальзываясь на осколках вара, они окружили меня с трех сторон. Сюда, на грязь, в своей модной обуви они не шли, но как только я выходил с этого пятачка, они били. Лениво и, я бы сказал, беззлобно — просто разминались после долгого сидения, показывали права.
Небольшая толпа с интересом наблюдала.
— Чего это тут? — спросил тощий с сеткой у солидного с портфелем.
— Да вот, ребятки диссидента бьют,— лениво пояснил толстый.
— А ты почему знаешь, что диссидента? — въедливо спросил тощий, оценив очередной удар.
— Да кого же еще? — пояснил тот.— Видишь — он обороняться совсем не может. Был преступник бы или хулиган — он бы им наддал!
— А… ну да,— удовлетворенно проговорил тощий.— А Боря-боец красиво работает, что ни говори!
…Именно это я почему-то вспомнил, преследуемый по пыльной пустой улице пьяным рыбаком. Воспоминания распалили меня, нервы разыгрались.
— Эй! Профсоюсс!
…Ну, все! Я развернулся и пошел к нему. Мы сходились все ближе, вплотную остановились. Смотрели друг на друга. Вдруг, безжизненно повесив татуированные мощные руки вдоль тела, он стал бить чечетку о дощатый тротуар. Я посмотрел на него, повернулся и пошел. Шагов за спиной не было — только чечетка. Но вот и она затихла. Я шел и думал: как сложится, интересно, жизнь этого человека? Победит ли в нем разум — или ярость затопит все?
Я свернул, вышел на шоссе, подошел к остановке. В этот момент как раз с шоссе на ухабистую улицу съезжала, раскачиваясь, желтая, огромная «хмелеуборочная» машина. Я поглядел ей вслед… не за ним ли едут? Наверное, кто-то уже вызвал? Или просто так?
Я простоял на остановке не больше, наверное, десяти минут — «хмелеуборочная», переваливаясь, уже выезжала обратно. Ну, ясно — профилактический заезд, просто на всякий случай, с облегчением подумал я.
И тут же в закрытом кузове ударила гулкая чечетка.
— Эй! Профсоюсс! — послышался крик.
…Как он увидел меня?
Любовь тигра
Я выскочил из лифта с ключом наперевес и в ужасе застыл: двери не было! Вернее — она была мощным ударом вбита внутрь и безвольно висела, припав к двери ванной. Я бросился ее поднимать, как человека, потерявшего сознание. Она прогнулась в моих руках, как женщина: чей-то молодецкий удар сделал ее гибкой.
— Так… видать, грабанули! Хорошо хоть, не гробанули!
Пол в прихожей был усыпан известкой, влетевшей вместе с дверью. Оставляя белые следы, я быстро вошел в кабинет, со скрипом вытянул ящик стола… Бумажник лежал наверху, распластав крылья, как раненая птица… Так ли я его оставлял? Дрожащей рукой я распахнул его… Деньги на месте. Ф-фу!
Я медленно опустился на стул, утер запястьем лоб, потом слегка уже насмешливо оглянулся на выбитую дверь: что ж это за гости меня посетили, не сообразившие, где деньги лежат?
Я, уже не спеша, пошел на кухню. Фанерная дверка возле умывальника была зверски выдрана, в полутьме маячили ржавые трубы и вентили, вокруг валялись клочья пеньки. Ну, ясно: опять прорвало этот проклятый вентиль, хлынула вода, и водопроводчики, ненавидящие воду больше всего на свете, таким вот образом выразили свою ярость: надо было перекрыть воду, а они заодно еще и разгромили квартиру. Я открыл кран — вода булькнула перекрученной струйкой и иссякла. Все ясно! И ничего не докажешь и не объяснишь: можно только, если есть желание, обменяться несколькими ударами по лицу, но такого желания у меня не было.
Вздыхая, я собрал с пола мусор и отнес его в мусоропровод — доступ к нему теперь был свободен, дверь не мешала. Потом я сел к телефону — благо, он остался цел и невредим, и позвонил своему деловому другу.
— Ясно… тут тебе нужен Фил! — проговорил мой друг.
— Фил?.. Что-то такое помню…
— Ну… тогда еще… вместе с Крохой ходил!
— Но они вроде… тогда же еще… вместе и загремели?
— Ну да, и он все Крохины дела на себя взял — у Крохи уже сын тогда был!
— Мгм…
— Да сейчас он уже крепко стоит — зам по капстроительству одного крупного объединения!.. Да он отлично помнит тебя: недавно керосинили с ним — он все расспрашивал! Все тебе сделает.
Заманчиво, конечно, сделать все — но какою ценой?
— А больше никого у тебя нет? — поинтересовался я.
— У меня есть кто угодно,— усмехнулся друг.— И скрипачи, и оперативники, и даже могильщики… но сейчас тебе нужен именно Фил!
