своими маленькими рыльцами в поисках материнских сосков — крохотные комочки с пока еще не раскрывшимися глазками, розовыми подушечками лапок, мягкими коготками.
Сликит решилась.
— Этот и этот,— сказала она, взяла одного и указала на второго, что был поближе.
— Сюда, госпожа, — поторопил Мэйуид, указав на тень под лапами огромной фигуры, которая когда-то была Сцирпасом.
Когда Сликит побежала туда, схватив зубами за загривок одного из детенышей, Мэйуид посмотрел на второго, избранного ею. Этот был меньше и темнее, чем другие. Он не понравился Мэйуиду. Почему-то в этот миг ему представился бесконечный тоннель, не обещающий ничего хорошего, и интуиция Мэйуида, развитая сильнее, чем у любого другого крота, подсказала ему: не нужно брать этого малыша. Мэйуид лучше всех умел определять правильную дорогу. Вот и сейчас, в этот момент, он должен был выбрать наилучший путь для всего кротовьего мира!
— Да простится мне, ничтожному, если я ошибся! — проговорил Мэйуид и, оставив детеныша, выбранного Сликит, взял другого, посветлее.
Мэйуид быстро последовал за Сликит, догнал ее там, где начиналась тень, и повел в тоннель, пройдя который, они, если будет угодно Камню, выйдут к свету.
Хенбейн видела, что Сликит и Мэйуид унесли двух кротят, а если не видела, то почувствовала, потому что, испустив крик утраты, она нашла в себе силы задержать преследователей и убить на месте первого сидима, который осмелился приблизиться, а потом отшвырнуть второго. И тут наконец Хенбейн отомстила за позор своего рождения. Она всем телом навалилась на Руна. Никто не смог бы остановить ее тогда, сидимы стояли как вкопанные.
Они бесстрастно наблюдали, как Хенбейн, собрав последние силы, приволокла Руна на плато, где до сих пор лежал ее последний детеныш. Рун даже не сопротивлялся, когда она забросила его на плато, а следом забралась сама. Пока маленький черный кротенок поднимал слабенькую головку, она схватила когтями его деда и с силой ударила об одну из блестящих фигур, затем о другую и наконец добила, швырнув на самый большой нарост — на Сцирпаса.
И вот сверху упала первая капля из миллионов капель, что еще упадут, и тут же на окровавленном мехе появилось блестящее пятнышко — начало конца Руна под этим подземным дождем бессмертия.
Хенбейн отвернулась и медленно пошла к малышу, взглянула на него, а потом, не обратив никакого внимания на сидимов, устремила долгий взгляд на Скалу Слова. Она с достоинством поклонилась и вошла в священное озеро, погрузив темные тело и душу в темные воды, чтобы очиститься в их холоде.
Когда Хенбейн вылезла и отряхнулась, она подошла к детенышу. Улеглась, обвив его своим телом, и нежно подтолкнула его рыльце к соску. Умиротворенная, она наконец подняла глаза на сидимов, столпившихся вокруг.
— Каковы будут твои распоряжения, Хозяйка Слова? — спросил самый старый из них.
Она улыбнулась. Тело еще плотнее обняло единственного кротенка, который с жадностью сосал. Хенбейн еще раз оглянулась на Скалу и опять удовлетворенно улыбнулась. Это была прежняя Хенбейн. Она справилась с собой и была теперь совершенно спокойна.
— Найти и убить их.
— И детенышей?
— О да,— прошептала она, лизнув своего последнего и единственного, — именно детенышей в первую очередь. Мне нужен только один, вот этот.
Только одного я должна воспитать. Других найдите и убейте.
Несколько сидимов кинулись туда, куда убежали Мэйуид и Сликит, другие отправились к выходу; оставшимся рядом Хенбейн приказала:
— Принесите мне еду. Я останусь здесь на несколько дней, а затем вернусь в свою нору. Пусть весь Верн узнает, что Хозяин умер и теперь у них будет Хозяйка.
— Мы всех оповестим, — отозвались сидимы. — Да здравствует Хозяйка!
— Она будет здравствовать, — с победоносной улыбкой прошептала Хенбейн.
Воцарилась тишина. Слышны были лишь всхлипы падающих капель да причмокивание детеныша.
— Да здравствует Хозяйка и ее детеныш! — воодушевленно промолвили сидимы.
Скала Слова переливалась разными цветами, воды самого темного озера в кротовьем мире, казалось, нашептывали что-то своему новому сыну.
Часть II. Пришествие Крота Камня
Глава двенадцатая
Наступил декабрь. Первые же снегопады изменили западный склон Верна, выбелив его нижнюю часть, так что крутые, более высокие скалы казались теперь еще чернее.
Много ниже, у подножия южных склонов, не ведая о тени, притаившейся поблизости, и о том, что в Верне уже наступила и утвердилась зима, двое кротят, почти подростков, резвились в снегу, радуясь его свежему хрусту и слепящей белизне.
Они с удивлением трогали снег, хихикали и хохотали, с восхищением любовались, как он мягко падает со свинцового неба, трясли одинокую кривую березу. Снег бесшумно валился со ствола и ветвей прямо на них, спрятавшись в расселине, из которой и росло дерево.
— О полные сил молодые кроты, надо слушаться Сликит, идите есть! — послышался знакомый голос; они потрусили на зов и накинулись на пищу, принесенную теми, кто о них заботился. Никто не мог увидеть этих кротов, никто не подозревал, что они прячутся здесь, в самом сердце Верна.
Изобретательный Мэйуид взглянул на кротят, потом на Сликит, которая ответила ему ласковым взглядом. Однако во взгляде была и тревога. Мэйуид и Сликит по воле обстоятельств и складу характеров научились в полной мере доверять друг другу и читать друг у друга в глазах.
❦
Удача сопутствовала отважным Мэйуиду и Сликит в тот день, когда они, взяв двух детенышей Хенбейн, бежали из мрачного зала с каменными нерукотворными изваяниями. Они бежали быстро, и Мэйуид ни разу не оглянулся, он знал, что Сликит не отстанет. И потом, когда они вышли наружу и когда Мэйуид вел ее по торфяникам к известнякам, пронизанным трещинами, к опасному Лабиринту. За ними охотились, шли по их следам, высматривали снизу и сверху. Но двое беглецов то высовывались из вереска, то снова пропадали. В конце концов они стали задыхаться от быстрого бега и спотыкаться от усталости. Тогда Мэйуид на минуту положил , свою ношу на землю и сказал:
— Госпожа, меня преследовали раньше и, думаю, еще будут преследовать. В Верне погоня — обычное дело. Я, ничтожный, остановился, чтобы сказать: доверься Мэйуиду, госпожа, и мы спасемся. Нашим убежищем станет зловещий Лабиринт, который Мэйуид тщательно обследовал. Он сомневается, что сидимы пойдут в Лабиринт, но, если даже они решатся на это, заблудятся, а Мэйуид пройдет дорогой, известной одному ему. Доверься Мэйуиду, следуй за ним, госпожа, и все будет хорошо. — И, улыбнувшись, добавил: — Я надеюсь.
