при свете Звезды надежды Самой Долгой Ночью.
Все звезды на небе засияли ярче. Потрясенные кроты шептали:
— Эта Ночь — Самая Долгая. Это поворот к свету. Скоро будет свет, грядет Крот Камня!
А Фиверфью все бежала по тоннелям, освещенным звездами, минуя письмена, оставленные когда-то ученым кротом; в письменах этих говорилось: однажды явится Крот Камня. Фиверфью оказалась наконец у грота, вход в который загораживала каменная глыба, чтобы ни один смертный крот не мог бы ее отодвинуть. Припав к земле, она внимала звучному эху, которое было гласом мудрости, обращенной к молодости, к будущим поколениям. Наконец эхо угасло, и осталось лишь одно слово:
— Слушай!
Фиверфью поняла, что уловила зов грядущего Крота Камня. Он был еще далеко, но она знала, что зов обращен к ней. Как и многие другие кроты этой ночью, Фиверфью повторяла:
— Крот Камня! Крот Камня! — и смеялась от радости. Именно ее, последнюю молодую кротиху Вена, он звал помочь ему, собираясь вскоре явиться, и она была нужна ему. Фиверфью почувствовала: Камень с нею! Это он поведет ее, он осветит ей путь.
Фиверфью выбралась на поверхность. Сверху лился свет: с востока — для всего кротовьего мира, кроме Вена, а для Вена — с запада. В свете огромной яркой Звезды облезлое рыльце Фиверфью казалось белым, а мех — густым и блестящим. Ее ждал Хит.
— Ты искал меня? — спросила Фиверфью.
Хит кивнул и хотел идти с ней.
Но она ласково дотронулась до его лапы и покачала головой:
— Нет, мой друг, не сейчас. Вы придете на его зов, но не прежде. Будь готов привести Старлинг, когда настанет время.
— Но ты заблудишься в тоннелях или тебя убьют! — возразил Хит.
— Камень ведет меня, он меля не оставит.
Прежде чем отправиться в путь, она вернулась к Старлинг, чтобы проститься.
— Приглядывай за ними получше, — прошептала Фиверфью, имея в виду детей и стариков, которые были еще живы.
— Мы будем стараться, — ответила Старлинг, — когда-нибудь мы тоже придем. Я позабочусь, чтобы они были живы и здоровы, и когда-нибудь мы придем, Фиверфью, многие придут.
Фиверфью радостно засмеялась. Хиту и Старлинг показалось, что звезды освещали землю, на которую ступали ее лапы, когда она отправилась на запад — выполнять свою великую миссию.
❦
— Почему мы сегодня идем ночью? — спросил крот, которого мало бы кто теперь узнал.
— Эту ночь запомнят многие кроты, и я бы хотел, чтобы ты тоже ее запомнил, — ответил Босвелл. — Нам идти не так уж далеко.
Бэйли посмотрел на старого крота с любовью. Босвелл помнил: когда-то у Триффана было такое же выражение. Сколько же лет назад это было? Босвелл не смог вспомнить точно: годы, кроты — все перепуталось. Должно быть, не так уж давно.
— Светло, как днем! — воскликнул Бэйли.
Он почти бежал этой звездной ночью. Бэйли, воспитанный Хенбейн, просто не мог бы так бежать. Того Бэйли Босвелл уничтожил. Вернее, тот Бэйли исчез где-то в долгом и суровом пути, он отпал, как падают сухие листья с дерева, постепенно обнажая крепкие ветки. Исчезли его грузность, его изнеженность, капризность и потливость непривычного к движению крота. В этом путешествии родился новый, никому доселе не знакомый крот. Теперь он выглядел старше, чем раньше, гораздо более сильным и стройным, в его походке чувствовалась уверенность, а когти стали крепкими. Теперь ему иногда случалось смеяться. Он сохранил наивность и простодушную веселость, которой отличался, когда жил с сестрами Старлинг и Лоррен. Все они были детьми, Данктон еще принадлежал им, и в Бэрроу-Вэйле раздавалась детская болтовня и радостный смех.
Глядя на Бэйли в последние дни пути, когда цель путешествия была уже почти достигнута, Босвелл вспомнил, о чем подчас многие забывают: кроты могут меняться или, по крайней мере, сбросить с себя все темное, что овладевает порою их душами. Но Босвелл знал также, что не проходят бесследно старые испытания судьбы. Отсюда сумбур в мыслях и робость души бедного Бэйли, который считал себя недостойным, но больше всего на свете хотел встречи со Старлинг и Лоррен. Мудрый Босвелл тяжело вздохнул: сколько времени кроты тратят на переживания!
Но в эту ночь прошлое не омрачало душу Бэйли. Он смотрел, как и все остальные, на сверкающую Звезду. Он, вероятно, был одним из немногих, кто не знал и даже не догадывался, что эта Звезда знаменовала Пришествие Крота Камня.
— Что это за Звезда, Босвелл? — спросил Бэйли, стараясь закинуть голову повыше, потому что Звезда была над ним.
— Что за Звезда? — переспросил Босвелл, продолжая идти и не поднимая головы. — Все кроты знают, что это за Звезда. Ее появление значит, что грядет Крот Камня.
— О! Куда же мы идем? — воскликнул Бэйли.
— Теперь уже недалеко, — вздохнул Босвелл.
Бэйли посмотрел на старого крота сбоку, и ему показалось, что мех Босвелла сверкает даже ярче, чем искрящийся снег и даже сама Звезда. И в то же время Босвелл показался ему сейчас очень старым и таким слабым, что Бэйли захотелось оградить его от тягот пути.
— Я думаю, тебе лучше отдохнуть, — сказал Бэйли, — ты ведь очень стар!
— Не приставай ко мне с глупостями! — ответил Босвелл с некоторым раздражением. — Все остальные кроты могут спокойно смотреть, но мы должны идти.
— Смотри! — крикнул Бэйли, позабыв о своем беспокойстве за Босвелла, когда они, взобравшись на холм, увидели перед собой море огней под звездным небом.
— Это Вен, — сказал Босвелл. — Я тебе о нем много рассказывал.
Туман в долине рассеялся, и Вен был как на ладони.
— Ты не говорил мне, что он такой! Поразительно! . — Лучше, чем Звезда?
— Пожалуй,— ответил Бэйли, уже не зная, на что смотреть.
— Я покажу тебе кое-что совсем необычное, друг мой, если ты будешь идти, не останавливаясь всякий раз, как увидишь что-нибудь новое,— сказал Босвелл, снова двинувшись с места. — Пойдем! — Смотри и слушай, крот, — добавил Босвелл через некоторое время,— и запоминай, многие будут спрашивать тебя об этой ночи.
Перед ними, вдалеке за деревьями, яркое сияние высвечивало силуэты стволов. Они подошли ближе и увидели наконец, что сияние исходит от большого Камня, который улавливал свет Звезды, сверкавшей прямо над ним. Камень словно светился изнутри.
— Этого не может быть, — прошептал Бэйли, охваченный священным трепетом. Он невольно остановился
