О-го-го! Вот это сон. Интересно, вспомнил бы я о нем завтра утром, если бы меня не разбудил звонок Жан-Клода. На небе почти полная луна, ее глупый лик сияет в обрамлении оконной рамы. Нет, никогда я их не помню, свои сны. Сегодня ночью Жан-Клод оказал мне услугу: он меня разбудил, и благодаря этому я навсегда запомню ту наклонную пустоту и тот безумный поцелуй. Я ничего для него, Жан-Клода, не сделал. Он там, сирота, раздавленный, пьяный в стельку, слушает Элтона Джона; и даже, сверх ожидания, для него наступил торжественный момент, в такой момент он, может быть, встанет на табурет в ванной комнате и просунет голову в петлю из электропровода, а я ведь все равно буду сидеть здесь, на диване, с набухшим, твердым членом и смотреть приключения пса Мендоса, ведь я ничего не смогу сделать, чтобы помешать ему. Вот какая она, моя правда. О, доктор Фикола, скажите мне, пожалуйста, почему всегда так получается, что я мало чем могу помочь другим? Что это была за женщина? Кто это мог быть? Почему это я продолжаю так дико возбуждаться, вместо того чтобы страдать?
30
— Слушаю!
— Привет, братан.
— О-о-о, привет, Карло.
— Как ты там?
— Хорошо. А ты?
— Слегка притомился, но все хорошо.
— Ты где?
— В Риме.
— Ах да, сегодня вечером ты участвуешь в программе MTV. Я прочел твое интервью в «Республике».
— Какое еще интервью?
— Как это, какое? Интервью корреспонденту газеты «Республика», в сегодняшнем номере.
— Да не давал я никакого интервью.
— Прекрасно. Тогда выходит, что оно мне приснилось.
— Разве что… Ты говоришь в «Республике»?
— Да.
— Не в «Вечернем курьере»?
— Нет. В «Республике».
— А ты уверен?
— Я же тебе говорю, в «Республике»…
— Знаешь, многие путают «Республику» с «Курьером».
— Да о чем ты говоришь? Я не спутал.
— Ты, может, и нет, а вот я — да. Мне показалось, что я по телефону разговаривал с одной бабой из «Курьера», а не из «Республики». Я даже и не понял, что это было интервью.
— Значит, ты его не видел.
— Нет. Сегодня я еще не читал газеты.
— Извини меня, пожалуйста, но разве у тебя на фирме нет пресс-отдела, который ежедневно для тебя делает обзор прессы?
— Думаю, что есть. Но ведь сегодня суббота, и в офисе никого нет.
— Ну да. Это верно.
— Да ладно. Какая разница. Скажи лучше, как там Клаудия? Я позвонил ей на мобильник, но она его выключила.
— Она — хорошо. Она здесь, рядом со мной, на пляже.
— На пляже?
— Да. Мы сейчас в Роккамаре.
— Да ты что! Когда вы туда приехали?
— Сегодня ночью.
— Вы одни?
— Да. С нами должна была поехать Марта с детьми, но в последний момент у нее что-то не получилось.
— Значит, там только вы вдвоем…
— С нами еще Дилан.
— А! И как вам?
— Отлично. Как в июле. Мы сейчас на пляже, здесь полно народа. Некоторые даже купаются, вода еще теплая и…
— Да нет, я спрашиваю, как вам там? Ведь вы приехали впервые, так? После того как…
— Все в порядке.
— А Клаудия?
— Она у моря, играет с подружкой.
— Да. А дома она как? Как она все восприняла?
— Спокойно. Ведет себя так, будто ничего не случилось.
— Да не может быть? Ведь это дом, где ее мать…
— Что тебе сказать, Карло, я не знаю, но факт остается фактом. Все так и есть.
— А ты в этом уверен? А ты, часом, брат, не переборщил — приехать туда одним, не слишком ли это для нее?
— Я тебе уже говорил, что с нами должна была приехать Марта, но в последний момент у нее все сорвалось.
— Да понял я, понял. Но ведь и вы тоже никому не были обязаны, могли и не поехать…
— Да, звездочка. Я видел. Молодцы.
— …
— Извини, я разговаривал с Клаудией. Они играют с Диланом, он прыгает в кольцо. Да ты только посмотри! Ай, да молодцы! Ты бы видел, какие прыжки выделывает Дилан: ух, как он возбудился. Летом мы никогда не берем его на море, собак на пляж приводить запрещено. Честно говоря, и сейчас тоже нельзя, но ведь уже октябрь, и этому правилу временно можно не подчиняться, многие и пришли с собаками…
— …
— Знаешь, рано или поздно нам пришлось бы это сделать.
— Что сделать?
— Приехать сюда. Чтобы проверить, как мы оба здесь себя чувствуем. Лучше сделать это в тридцатиградусную жару, когда можно пойти на пляж и искупаться, как летом.
— Да, конечно. Но не одним же.
— Успокойся. Если мне покажется что-то не так, мы сядем в машину и вернемся домой.
— Ты, может, и ничего не почувствуешь, но она — да.
— Да что ты заладил? Я что, у тебя уже в малахольного превратился?
— Ну, Пьетро, что тебе сказать. Мне не нравится, что вы там одни. Вот и все. А что если я к вам приеду?
— Ну, ты даешь! А как же MTV Awards?[75]
— Да начхать мне на эти MTV Awards.
— Но ты же должен вручить премию лучшему исполнителю альтернативного жанра.
— А я возьму и приеду к вам. Как ты на это смотришь?
— Судя по интервью, ты бы очень хотел вручить премию Бьйорк, но уверен, что на первое место выйдет Франц Фердинанд. Кстати, кто, черт возьми, он такой, Франц Фердинанд?
— Так группа называется: «Франц Фердинанд».
— А почему ты так уверен, что победят именно они? Что, кто-то уже успел подкупить жюри MTV Awards?
— Пьетро, я серьезно тебе говорю, что мне не нравится, что вы будете одни в этом доме.
— Охотно тебе верю, братец, но все равно ты не можешь к нам приехать, ведь ты уже в системе.
— В три у меня встреча, как только освобожусь, сяду в машину и дуну к вам.
— Да они и сюда за тобой приедут. Ведь ты уже прямо в «Матрицу» угодил.
— В семь я буду у вас.
— Не-а.
— Да брось ты. Пойдем все вместе к «Анне» есть рыбу.
— Они и к «Анне» за тобой придут. Ведь у них есть кожаные головы, вертолеты, спутники-шпионы. Да и потом, «Анна» уже закрыта.
— Или нет… Почему бы вам ко мне не приехать? Всего два часа, а? Вы еще и на концерт в Колизее успеете.
— Карло, ты даже представить не можешь, как нам здесь хорошо.
— Что вам стоит. Махните ко мне. У меня какие хотите места есть. И на премирование, и на банкет. Ты только подумай, как Клаудия обрадуется. И Бритни Спирс тоже будет.
— Вот именно. Чем меньше она ее видит, тем лучше.
— Да ладно. Ты что, не помнишь, кто тебе нравился в ее возрасте?
— Мне? Мне нравился Пино Даниеле.
— Это потом. А я говорю тебе, когда ты был в ее возрасте. Что, не помнишь?
— «Абба»?
— Нет. Хуже. «Абба» тебе нравились, когда мы жили на улице Джотто, значит тебе тогда было уже лет двенадцать. А я говорю, в девять лет кто тебе нравился?
— Клаудии уже десять с половиной.
— Согласен, ей десять с половиной. Так ты уже не помнишь, кто тебе нравился?
— В десять с половиной лет мне никто не нравился. Я играл с конструктором «ЛЕГО» и больше ничего, стоп.
— Ты что, уже забыл про фестиваль «Rotary», когда еще Пиппо Баудо пригласил тебя на сцену поучаствовать в викторине?
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— Ты выиграл, естественно, выиграл книгу «Приключения Красного корсара». Ты, видимо, уже забыл, что тогда ответил на вопрос Пиппо Баудо, кто твой любимый певец?
— Да брось. Пиппо Баудо никогда не брал у меня интервью.
— У меня и фотография есть, красивая фотография, она у меня в семейном альбоме. Ты с книгой в руках, а Пиппо Баудо держит прямо перед тобой микрофон. Неужели ты не помнишь, что ты ему ответил?
— Я вытеснил из сознания воспоминания об этом эпизоде.
— «Рикки и Повери». Вот, что ты ему ответил.
— Ну и что? Я это брякнул просто так, лишь бы только от него отвязаться.
— В возрасте Клаудии твоими любимыми певцами были «Рикки и Повери». Запомни это.
— И что из этого? У тебя в комнате висел плакат с Габриеллой Ферри.
— На Габриеллу Ферри я дрочил, это совсем другое.
— Дрочил?
— Дрочил, дрочил. Чему ты удивляешься. Она меня заводила до потери пульса, я просто тащился от ее голоса с хрипотцой: поставлю на проигрыватель пластинку «Розамунда», смотрю на плакат, а сам дрочу, дрочу. О, как это было фантастично!
— Ну, знаешь, ты просто уникум. Наверное, ты единственный в мире дрочил под Габриеллу Ферри.
— Это только ты так считаешь. Например, Кукка делал то же самое.
— Прекрасная парочка: ты да Кукка.
— Тогда это был наш идеал женщины. Она тогда была вся из себя, такая энергичная.
— Если не ошибаюсь, она недавно умерла.
— Да, самоубийство. Я так переживал. Незадолго до этого видел ее по телевизору, после стольких лет и именно в передаче Пиппо Баудо, она стала просто необъятная, напичкана психотропами, и уже за пределами добра и зла. Прекрасная моя. И мне вдруг так захотелось познакомиться с ней лично, клянусь тебе. Я хотел позвонить ей и сказать: «Синьора Ферри, в юности я и мой друг Кукка дрочили, слушая ваш голос и думая о вас».
