шаге,
Сжимая солнце в голове.
«Безлюдно здесь…»
Безлюдно здесь.
Сон за дверями.
И к небу месяц прилипает.
Кружат, петляют меж домами
осиротевшие трамваи.
А там в селе…
И телу снится —
где-то в селе в ночь ив бессонных
девчонка держит на ресницах
тень тишины ночной стотонной.
«Кого-то нет, кого-то не хватает…»
Кого-то нет, кого-то не хватает,
меня или кого-нибудь ещё,
здесь, на земле, и в комнате вот этой,
и в зале
не все, не все как будто собрались.
День голубой и рядом город млечный,
стекает время и скользит из рук.
Приду опять ко всем и ни к кому, конечно,
кого-то нет, всегда кого-то нет.
И ты, и я, нет,
мы не одиноки,
но вместе ли, если кого-то нет?
Он никуда не шёл, не приходил ни разу,
неправда, мы не все,
ещё не все идём.
Светает сердце, рядом рой цветочный,
река неподалёку, и гнездо.
Сбегаемся, нащупываем, кличем
того, кто опоздал, чтоб всем хватило всех.
«Вчера сегодня завтра послезавтра…»
Вчера
сегодня
завтра
послезавтра…
Дни так тесно сжались словно кольца,
в сердцевине деревьев.
Все слипаются и слипаются
в чью-то краткую жизнь или дольше…
Не уснуть, не уснуть мне.
Лежат на дороге дни, как киты,
держатся за животы
держатся за головы.
Дни без окон и без дверей,
пустые, как бубны, и полные людей.
Дни – самоцветы,
дни – кометы,
дни покрашены, как штахеты.
Не уснуть мне никак – беда —
жизнь моя подо мной тверда.
И вдруг летне-летняя тишь дождя…
то явилась ты,
ясная, как лунная ночь…
Мама,
покатились камни из твоих глаз
покатились дни,
мама.
«Голос колодца…»
Голос колодца,
соблазнитель ушей и окрестностей.
В горле колодца
качаются чёрные ведра.
В душу колодца
как в прорубь ушли ступени.
Над ним дни без ветра, роение, шелест,
и кружит времени птица.
Полон рот
голоса,
клёкота,
грохота.
Это голос колодца —
в нем утонуть можно,
это голос первичного света —
им захлебнуться можно.
Я его поднимаю, как тост,
за того,
кто букет головы не склонил,
за того,
кто расцвёл на коленях,
за того,
кто возносит всё выше и выше
этот голос колодца.
«Вознамерилось солнце взойти…»
Вознамерилось солнце взойти,
светает в гнезде,
в камне,
в сердце.
А деревья тугими корнями
выгребают теней синь.
Утро.
Аминь.
«Ищем…»
Ищем
что-то
вместе
поодиночке
а нас
матери
высматривают
из рая
каждой
морщинкой
на лице.
«Флейты дождя…»
Флейты дождя
Вонзились в землю.
Синеглазые
Кони
Помчали
Помчали
Смотреть.
Белые флейты дождя
Галопом.
«Будущее…»
Будущее
Так сосредоточено,
А мы торопимся
В него,
Обескураженные…
«Вот место…»
Вот место
нашего поцелуя.
Испекли его
мы устами
и упрятали
в птичье гнездо.
Потом поселились в дупле,
обмотались корою
и под ветром качались
вместе
с деревом,
гнездом,
поцелуем.
«Знаю, ночка, знаю…»
Знаю, ночка, знаю,
Что мигают звезды,
Что лежу под ними
За селом во ржице.
Но о чём страдают,
Но о чём мечтают
Те, что здесь со мною
Прячутся в ресницах.
Знаю, ночка, знаю,
Что пасусь в мечтаньях,
Только кто же, кто же
В этом виноватей —
Заблудилась девушка
В ласковых объятьях,
И домой дорожки
Не найти никак ей.
«Наши предки…»
Наши предки —
мечами тесаны до костей,
наши предки —
с копий кормлены по горло,
но твердыми глазами
они видели нас.
Наши отцы —
штыками татуированы,
наши отцы —
пулями сверлены насквозь,
но твердой кровью
они зачали нас.
«Лежит лицо на тротуаре…»
Лежит лицо на тротуаре.
Ну ж распознайте – это кто?
Мелькают мимо тени, пары,
Мчат бестолковые авто.
Лицо на путь упало косо,
Его обходят дни, как прах,
Когда-то так, худы и босы,
Валялись дети в будяках.
Ему бы крикнуть, только кожа
Дрожит больнее, чем струна.
Своё лицо найти не может
Какой-то человек средь нас.
Когда и от кого сбежало?
Зачем из глаз так рвётся крик?
Я подошел, а рядом ало
Светился вырванный язык.
«Не надо тёрна и тюрьмы…»
Не надо тёрна и тюрьмы,
Не надо гневаться ветрами,
Если упал я – подними
Всеми весенними ветвями.
И хмуро взгляд не отводи,
горят во мне столетий шрамы,
Если блуждаю, позови
Всеми напевными ручьями.
