вернутся —
в царапинах, рубцах, намного постарев,
но море победив и ветер одолев.
И время подошло – и штормы где-то рядом
с узорною листвой, с последним виноградом.
Перевод с литовского В. Алейникова
Из немецкой поэзии
Райнер Мария Рильке
Последний дом
Последний дом так грустен на селе,
Что кажется последним на земле.
И улице так тесно среди изб,
Что прямо в ночь она уходит из —
Под ног. Село всего лишь переход
От бегства к бегству между двух пустот.
Предчувствий полон, страхами объят,
Прочь из села бегу который год,
А я же умер там сто лет назад.
Перевод с немецкого М. Бабкиной
Георг Тракль
Осень
Как птица феникс вспыхивает осень.
С кларнетом и стаканчиком малаги
Свой натюрморт решительно забросил
Художник, потянувшийся в овраги.
Свет сумрачен, а сумрак светоносен,
И с каждым шагом он от цели в шаге.
На темных травах первые кристаллы.
Лес красен так, что в нем костров не видно.
Вот холмики, поросшие крестами.
Вот яблоки, протертые в повидло.
Задумчивы воскресные крестьяне.
Молитва их как древняя ловитва.
В глазах усталых угнездятся звезды.
В холодных комнатах останутся ответы.
Шумит тростник и вздрагивает воздух,
И путника в преддверии рассвета
До костного пронизывает мозга
Росою черной, капающей с веток.
Фён в предместье
В предместье, как его ни назови,
Вечерний воздух пропитался смрадом,
Гром поезда доверился аркадам,
По зарослям шныряют воробьи.
Сутулость хижин, путаница троп,
Садов неразбериха и тревога —
Всё это к Богу вопиет немного,
А Бог сейчас немного мизантроп.
На мусорке пищит крысиный хор.
Полны корзинки женщин требухою,
И череда свекрови за снохою
Напоминает чем-то крестный ход.
От скотобойни выхаркнет вода
Вниз по теченью жирный сгусток крови.
За души убиенные коровьи
Кусты ракит краснеют от стыда.
Когда же смысл задремлет между строк,
Строенья закачаются в канавах,
Возможно что и прошлой жизни навык
Потянется на ощупь как вьюнок.
Отважным путешественникам тут
Коварство скал на первое предложат,
Руины на второе растревожат,
Мечети перл к десерту подадут.
Перевод с немецкого М. Бабкиной
Стефан Цвейг
Брюгге
Здесь всё – игра, но смысл ее потерян.
Играли в замки старые дома,
И прыгали мосты под стать пантерам,
И расходились улицы партером,
И опускалась занавесом тьма.
Здесь колоколен зубчатые буры
Из поднебесья выкачали скорбь.
Парадные, чьи ручки ржаво-буры,
Играют от безделья в каламбуры,
Что всякой вещи срок бывает скор.
В базилике апостол и химера
Простосердечно соединены,
Как будто пошатнувшаяся вера
Нуждается, по мысли инженера,
В опоре на преданья старины.
Перевод с немецкого М. Бабкиной
Из украинской поэзии
Игорь Павлюк
Самопародия
Осень такая, словно
Рукописи горят.
Жизни собачьей ровно
Лет уже пять подряд.
Вот и звезда, обрушена,
Вновь прилетела, зла.
И облетела груша,
Что в первый раз цвела.
Бомж божества светлее,
Всё при себе свое.
Летом и день длиннее,
Идея – к черту ее.
К черту любовь и голод,
Свечку возьму я в долг.
Вчера неказистый Воланд
Смешно забежал в наш морг.
Нынче стреляли в волка —
Космосом его шерсть.
Мир – такая тусовка,
Где заправляет Смерть.
Птицы мои да цветочки,
Вечного детства даль,
У вас не понял ни строчки,
Но всё равно вас жаль.
Встретимся за пределом
(За фиолетом – дым),
Пашне за переделом
Или грехом святым.
Тяжко стареет вишня
В черном огне эпох.
Дубы многолетние вышли,
Срезанные в сугроб.
Инопланетный лучик,
Сбитый стеклом озер.
Все мы знакомы, лучше
Будет смешной повтор.
Мы живем – не иначе
Колхозный цепной отряд.
Мастер пишет и плачет:
Рукописи горят…
Весеннее
Тесно.
Черная, как мрамор, ночь.
Не тесно только в полете.
Стонут женщины и кричат петухи.
Кот, как белая глина на клети.
Весна, как восстание, пришла сюда.
Заплескали крылья ангелов пьяных.
Словно пуля сквозь душу, святая вода
К самой себе призывает туманы.
Гнезда пустые.
Журавликов крик.
Журавли улетели, как листья.
Свято и просто, к чему я привык
За тридцать лет или триста…
Звезды в полете. Шрам золотой,
Невидимые нервы ветра.
Мавка из камня, Лукаш худой,
На всё готов за пол-литра.
Пузо провинции.
Напыщенный центр.
Слепой скрипач на перекрестке
Песню продает за хлеба цент.
Курва стоит.
Ласкать до последней крошки.
Яблони юные уже вот-вот зацветут.
Расцветать труднее, чем засыпать.
Весна.
Поднимается даже ртуть.
Тесно только летать.
В баре
Фонари погашены.
И холодное пиво.
Платит кто-то ненашими
Выпившим и красивым.
Память, точно подрагиванье:
«Быть или не быть».
Плач гитары-радуги
На женской груди.
