теснятся в твоем мозгу, тебе следует пойти со мной в Особняк. Оставь этих людей с их заговорами и интригами, с их коварными замыслами! Пойдем со мной, и я помогу тебе все понять.
Натан бросил взгляд назад – и там, где прежде он видел друзей, теперь были только предатели. От Гэма он ничего особенного и не ожидал, но Присси? Неужели это все было ложью?
Да. Ее мягкие прикосновения, выражения привязанности… Алифоньеры… Все это было уловкой, заговором, хитроумным способом вынудить его использовать свою силу, чтобы защищать ее! Теперь действия Гэма были для него ясны: подставить ее под удар, чтобы он, Натан, использовал Искру вопреки извечным запретам отца. А Джерки Джо? Они тоже? Их убили ради интересов этой Госпожи, чтобы Натан попытался их воскресить? А смерть отца тоже понадобилась, чтобы его «спровоцировать»? Все это были козни Пэджа, а заказчик – Госпожа Маларкои, с чьими огненными птицами он имел дело всю жизнь!
Пэдж, Гэм и Присси стояли, словно убийцы перед эшафотом, в то время как Господин держался свободно, даже дружелюбно.
– Видишь ли, Натан, мы с твоим отцом были знакомы, когда были моложе. Мы состояли в одном клубе. Я считал его своим другом (по крайней мере, со своей стороны) и твою мать тоже.
Господин протянул ему руку – и ничто больше не удерживало Натана от того, чтобы взять ее.
– Прости! – послышался крик. Это был Гэм. Присси стояла рядом с ним, не поднимая головы; она держалась за руку Гэма, словно маленький ребенок. – Это Пэдж меня заставил!
Присси подняла лицо – оно было залито слезами. Ее рот раскрылся, нижняя губа почти комически отвисла, взгляд был направлен в сторону: она боялась смотреть на него. И вновь, как и прежде, при виде ее лица внутри у Натана все сжалось – однако теперь вместо желания в нем вспыхнул гнев, и этот гнев был не менее страстным, чем прежняя любовь. Теперь он желал только одного: наказать ее, заставить ее страдать. Повернувшись, он увидел, что Господин стоит, спокойный и доброжелательный, по-прежнему с протянутой рукой.
– Я очень редко делаю такие предложения. Не так ли, Беллоуз?
– Мне вообще ни разу не доводилось видеть, чтобы вы их делали, сэр.
Когда Присси все же встретилась с ним взглядом, Натан увидел, что это все правда, что она действительно сделала все это: разыграла его, как дурачка, использовала его. В ее широко распахнутых глазах было раскаяние, скорбь, угрызения совести, но он ощущал, как внутри него разгорается жар, раскаляя медальон, пока тот не начал колотиться о его грудь, стучать о пуговицы его куртки.
– Пойдем, Натан. Не заставляй себя страдать понапрасну.
И Натан подошел. Он взял Господина за руку.
Мир растворился перед его глазами – и они исчезли.
Все исчезло.
Часть вторая. Трут
XLVI
Потом они оказались в комнате.
Господин держал его за руку – и теперь, когда вокруг не было людей, это казалось странным. Но Господин, казалось, не замечал ничего особенного.
Они стояли напротив книжного шкафа, широкого и приземистого, не выше человеческого роста, верхушка которого была заставлена растениями, безделушками, завалена образчиками разноцветных тканей, а полки ломились от книг, грозивших обрушиться на пол. Остальное пространство было таким же неприбранным: стаканы, тарелки, карты, записные книжки, чернильницы, одежда и обувь валялись по всей комнате без какой-либо логики или последовательности.
Господин, очевидно, что-то прочел во взгляде Натана. Тихо высвободив руку, он хлопнул в ладоши – и в комнате воцарился порядок.
– Лучше? У меня бывает не так много гостей, так что прошу меня извинить. Пойдем!
Он отошел от Натана, и его силуэт появился на фоне огромного темного окна. Натан тоже подошел к окну, и навстречу шагнуло его отражение. Встревоженный тощий паренек с впалыми щеками, с глазами, готовыми вот-вот наполниться слезами, перепачканный грязью, с торчащими надо лбом жесткими волосами – отец в миниатюре, изможденный и оголодавший. На его шее висел материнский медальон, сияя в свете ламп.
Господин подошел сзади и положил руку ему на плечо, но она прошла насквозь.
– Ох, боже мой, – сказал он. – Что случилось с твоей рукой?
Натан показал ему. Призрачная конечность тускло отсвечивала.
– Ничего страшного, я могу это исправить.
Господин подошел к шкафчику, выдвинул ящик и передал Натану маленькую круглую металлическую баночку. Внутри было что-то вроде крема.
– Намазывать дважды в день после мытья. Через неделю будет как новая.
Натан повернулся к своему отражению спиной.
Господин опустился возле него на колени.
– Твоя старая жизнь еще не закончена, Натан, пока нет. Ее следы все еще на тебе. Может быть, они останутся навсегда. – Он взял мальчика за плечи и развернул так, чтобы окно оказалось позади него, показывая, как он выглядит со спины. – Но у нас с тобой есть шанс сделать из тебя что-то новое. Здесь, в этом месте, имеется все, что тебе может понадобиться или оказаться желанным. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты забыл пережитые тобой ужасы. Что ты об этом думаешь?
Лицо Господина выражало самую неподдельную заботу. Натан проследил взглядом мягкие линии морщинок, собравшихся возле углов его карих глаз, слегка поджатые губы, краешки которых были приподняты к щекам, но ничего не ответил.
Господин кивнул – может быть, с некоторой печалью, – встал и прошел в свой кабинет. Здесь располагался стол, на котором стояла ваза с фруктами. Там были восхитительно-желтые бананы, розовые персики, зеленые и красные яблоки – все это Натану доводилось видеть прежде только в подгнившем состоянии, битым или деформированным или по какой-либо другой причине не соответствовавшим стандартам, необходимым для привлечения покупателей из торгового сословия. Не уделив фруктам абсолютно никакого внимания, Господин присел на краешек стола.
– Я тебя не убедил? – спросил он Натана. – Все еще думаешь о своей прежней жизни? Не беспокойся, этого можно было ожидать. Собственно, если тебе вдруг захочется увидеть своих друзей, вот это зеркало покажет тебе все, что ты пожелаешь.
Господин жестом позвал его к себе. Натан колебался; Господин настаивал. В конце концов Натан подошел, встал рядом с Господином и поглядел туда, куда тот указывал. Зеркало висело на стене, слишком высоко, чтобы можно было увидеть в нем себя. В остальном оно выглядело вполне обычно.
– Я скажу Коменданту, чтобы он повесил зеркало в твоей комнате. Теперь, когда ты остался один, на меня возложена задача тебе помогать, – Господин перевел взгляд на Натана, разгладил его куртку, убрал прядь волос со лба, – всеми способами,
