угол поворота носа выдавал тот факт, что он смотрел куда-то в сторону – по-видимому, желая пощадить Натанову скромность в случае, если имелась такая необходимость.
– Мастер Тривз, – проговорил Беллоуз. – Как вы чувствуете себя этим утром? Надеюсь, все благополучно? Вероятно, вы отдохнули?
Натан стоял, безмолвно уставившись на него.
– Будем считать, что на оба вопроса ответ «терпимо». Бодры телом, если не духом, а?
За спиной Беллоуза в обе стороны простирался коридор. На стене висел портрет человека верхом на лошади. Лошадь вставала на дыбы, но человека это, по-видимому, не смущало: он даже улыбался.
– Какой у вас восхитительный медальон, – заметил Беллоуз. – Такой изящный дизайн…
Натан опустил взгляд на упомянутую вещь. При виде нее ему вспомнилась мать – казалось, медальон сиял тем же цветом, что и ее глаза. Натан заставил себя поглядеть в другую сторону.
– Господин прислал вам подарок.
Беллоуз махнул рукой, и мимо него медленно проковылял старик, неся зеркало в узорчатой золоченой раме. Это было то самое зеркало, что показывал Натану Господин; оно было примерно такого же размера, как портрет человека на лошади. После множества стонов и покряхтываний, жалоб и потираний спины старик (вероятно, это и был Комендант) сумел взгромоздить зеркало на стену и подвесить на специальную штангу для картин.
– Не хотите ли позавтракать, мастер Натан? – спросил Беллоуз. – Господин сейчас занят Своей работой, но это не должно нас останавливать. Наоборот, Господин всегда подчеркивает, что мы не должны ждать Его одобрения для каждой мелочи, но обустраивать свои дела независимо от Него, таким образом беря на себя ответственность за то, что мы делаем, находясь под Его крышей.
– Я хочу пить, – сказал Натан.
– Превосходно! Это легко исправить. Вода здесь имеется в избытке – или пиво, если желаете. Как вам будет угодно.
– Воды, если можно.
– Очень хорошо! Пройдемте в столовую.
Когда они выходили, старик кивнул им и вышел следом.
XLVIII
Столовая располагалась неподалеку; ее дверь выходила в тот же коридор, что и Натанова спальня, и из ее окон открывался вид на море. Воду усеивали корабли с красными парусами, цепочкой муравьев просачивавшиеся через Морские ворота и устремлявшиеся к горизонту.
– Какой чудесный день! – провозгласил Беллоуз.
Натан поглядел на него. При дневном свете он казался даже более странным, чем в свете газовых ламп в коридоре. Здесь, на фоне голубого неба и полуденного солнца, он больше не выглядел плодом сновидения, иллюзии или магии, но был реальным человеком в реальной одежде – однако искаженным, видоизмененным по сравнению с обычным человеком.
– Может быть, вы предпочитаете какую-нибудь особенную еду? Повар может приготовить вам все, что вы пожелаете. Господин недвусмысленно дал понять, что мы должны обращаться с вами как с почетным гостем, а Его гостеприимство не знает границ! Видите эти корабли с красными парусами там, в море? Они ведут торговлю с самыми отдаленными уголками мира, откуда привозят разнообразные деликатесы.
Корабли Натан видел. Насчет отдаленных уголков он не был так уверен.
– Можно мне хлеба?
– Разумеется, вы можете поесть хлеба! Я сам поем вместе с вами. У нас имеется богатый выбор самых лучших сортов хлеба. И сыров. А также солений и маринадов, консервированных продуктов и паштетов – всего, чего душа пожелает! И засахаренные фрукты на закуску.
Беллоуз кинулся к окошечку в стене, соединявшему столовую с кухней, возбужденно рассекая конечностями воздух.
В левой части окна виднелся краешек Морской стены, окружавшей порт, но не было даже намека на сам город.
Беллоуз вернулся вместе с низеньким пожилым человеком, который выглядел еще старше того, что вешал зеркало, но казался несколько более энергичным. На нем были безрукавка и фартук; посередине его головы была лысина, но остававшиеся по бокам волосы, длинные и тонкие, свисали ниже воротника. Он нес серебряное блюдо, на котором лежал нарезанный ломтями каравай и, рядом с ним, глыба масла. Повар поставил блюдо на стол и жестом пригласил Беллоуза и Натана садиться.
– Он не разговаривает, – пояснил Беллоуз, – но во всех остальных отношениях превосходный малый! Верно я говорю, Повар?
Тот кивнул и вернулся на кухню, откуда немедленно донесся стук ножа, за которым последовали грохот и звон посуды.
Беллоуз подошел к буфету и в несколько приемов принес из него блюдца и хлебные тарелочки, ножи, вилки и ложки, кувшин с водой и стаканы, приправы в баночках с крошечными ложечками, вставлявшимися в специальные отверстия в крышках, – соль, перец, мускатный орех. Все это он расставил на столе между ними, после чего выложил для Натана на отдельную тарелку кусок хлеба, накрыв его толстым ломтем масла.
– После еды я покажу вам детскую комнату, но сперва поешьте, прошу вас.
Беллоуз наполнил стакан водой из кувшина и придвинул его к Натану.
Возле Натановой тарелки лежало несколько ножей. Один был широким, с круглым кончиком, – для масла; другой, с загнутым концом, – для сыра. Имелся здесь и хлебный нож, хотя каравай был уже нарезан. Еще один нож, гораздо более острый, предназначался для срезания мяса с кости.
– Ага! – вскричал Беллоуз. – А вот и Повар возвращается!
В руках у Повара была деревянная доска в три фута шириной, на которой было расставлено такое множество всевозможных вещей, что Натан не мог охватить их одним взглядом, – ветчина, курятина, пирожки, блюдечки с заливным, груши, целые круги сыра. Вдобавок ко всему на голове Повара размещалась корзинка, и когда он поставил ее на стол, Беллоуз тотчас склонился над ней и принялся с энтузиазмом внюхиваться, втягивая воздух черными пещерами ноздрей. Его голова была совсем недалеко от Натана.
Натан поглядел на нож для мяса, по-прежнему лежавший на столе, под его медленно покачивавшимся медальоном. Он взял нож в руку.
Закончив нюхать хлеб, Беллоуз повернулся к Натану:
– Есть что-то чудесное в простых вещах, когда они сделаны хорошо, вы не находите? Например, этот хлеб с маслом… Или ваше украшение…
Натан стиснул рукоять ножа с такой силой, что у него заныли пальцы, но Беллоуз уже откинулся обратно на спинку своего сиденья.
– Этот медальон – очень полезная вещь. Знаете ли вы, мастер Натан, что такое «интердикция»?
Беллоуз теперь находился от него дальше расстояния вытянутой руки – не слишком далеко, но и не совсем рядом.
– Это слово означает запрет, – продолжал он, игнорируя молчание Натана. – Если вам придет в голову сделать что-либо запрещенное, или подумать о чем-либо запрещенном, или задать запрещенный вопрос, подумайте о своем медальоне. Это вам поможет. Вы теперь находитесь в доме Господина, и сделать что-либо такое, что Он запретил, будет серьезной ошибкой. Дотроньтесь до медальона.
