Я говорю:
– Мамуля, мне же тогда было только шесть лет…
Мама на меня смотрит и молчит.
Тут вмешивается папа.
Он смотрит на маму и говорит:
– Ты что, Вера, того? Зачем ты впутываешь Толю! – и, повернувшись ко мне, крутит у себя возле виска указательным пальцем.
– Все, Толька, – строго замечает мне папа, – видишь, мама уже устала… Пойдем, Верунчик, пойдем попурлептикаем…
Попурлептикать (от французского пур ле пти) – это значит сходить в туалет по-маленькому. В отличие от всех остальных маме разрешается ходить в утепленный туалет, куда из бака при помощи мотора качается горячая вода.
Но мама опять сопротивляется:
– Ну, как же… я еще ходила к Микояну… и все просила… ты что, Гриша, забыл?..
И оказалось, что мама все перепутала. И к генералу Левушкину вызывали совсем не меня, а папу, и дело происходило совсем не в Будапеште, а в Тегеране, где состоялась легендарная конференция, когда товарищ Сталин дал исторический шелобан сначала мордастому Черчиллю, ну а потом и этому несчастному Рузвельту; а мне тогда было всего три года, и, чтобы я не вывалился, меня привязывали к сиденью «Виллиса» и вместе с папой возили по воинским частям, где папа был военным переводчиком, а мама продолжала свою работу над фюзеляжем; и потом папу перекинули в Иорданию, а после Иордании в Багдад, и папа там сопровождал концертную агитбригаду, и в Константинополе начальник колонны попросил папу купить отрез бостона, бостон тогда был в моде, и папа купил целый рулон, но в последний момент начальника колонны успевает перехватить представитель агитбригады.
Руководитель ансамбля песни и пляски берет папу за лацкан и так это скептически ему улыбается:
– Ну, что ты, – прищуривается, – мечешь бисер перед этой свиньей? Дай лучше, Григорий, красивую тряпочку бедному артисту!
И папа немного подумал и дал: ведь папка-то наш , как любит повторять мамуля, тоже артист.
И начальник колонны потом папе и пригрозил:
– Ну, Киновер, смотри, ты еще об этом пожалеешь!
И когда на папу затребовали в США личное дело, то этот шоферюга все потом папе припомнил и в характеристике указал его самые низменные черты – что папа лентяй, неисполнителен и вообще ненадежен . И в результате нас в США так и не послали: ни маму, ни папу, ни меня и ни Наташеньку.
Но папа об этом совсем не жалеет.
Вместо нашей семьи в Америку послали наших конкурентов. И всех членов семейства, включая и приставленную домработницу, оказавшихся, как потом выяснилось, врагами народа , в результате расстреляли.
А мама под крылышком Климента Ефремовича успешно завершила национализацию, и в 47-м году мы благополучно вернулись в Москву.
Но пасаран!
1
Я сижу на диване и смотрю на папин кадык. По шее моего папы уже давно плачет подрамник. Папа рассказывает о своей молодости.
Я приехал из Ленинграда, и меня на верхней полке просифонило. И теперь больно глотать, а на губе, мешая мне сосредоточиться, наклевывается лихорадка.
В этом году папе исполнилось семьдесят пять, а мне еще только сорок два. Папа меня зачал в возрасте Иисуса Христа.
Будучи атеистом, папа относится ко мне по-божески, и я, в свою очередь, чувствуя себя как у Христа за пазухой, отвечаю папе той же монетой.
Двенадцать лет тому назад, когда я прилетел из Магадана в Москву, мама хотела мне дать ключи. Но папа заупрямился. Папа не любит, когда ключи от его квартиры попадают в чужие руки.
(Наверно, все никак не может забыть того случая: мне нужна была хата, а дача на зиму заколочена.
Сначала пили на лавочке, и после второй бутылки я все-таки решился. Возле сарая стояла метла.
Я схватил метлу и, немного подумав, развернул ее тыльной стороной. Потом разбежался и ударил по раме.
А утром соседи позвонили в Москву. Скорее всего, услышали звон разбитого стекла. А может, и видели, как я со своей возлюбленной вылезал из окна.
Обеспокоенный полученным сигналом, папа рванул на электричку и, прежде чем вызывать милицию, произвел вещественный досмотр. И по почерку зафиксированного преступления узнал своего сынишку.
Во избежание рецидива мама сделала в двух проекциях чертежи, и папа заказал складные решетки. И когда все на даче, то решетки по всему периметру дома раздвинуты. А когда уезжать, то снова сдвигаются – и на каждом окне висит замок. И теперь, если опять собраться зимой на дачу, то нужно с собой прихватить клещи.)
И хотя папа был против, мама настояла на своем.
– Гриша, – сказала она папе, – дай Толе ключи. Только, Толюн, не поздно…
Мама сказала, что я даже могу на кухне покушать, она мне оставит. Ну, кто еще, кроме матери, позаботится?
Мама и папа ложатся ровно в одиннадцать. У них режим. А я пришел в пятнадцать минут четвертого и даже не стал есть. Прошмыгнул на цыпочках в комнату и юркнул под одеяло. Лежу и никак не могу заснуть. Все еще не верится, что я в Москве.
И вдруг я слышу папин голос. Папа решил, что меня нет.
– Опять этот сволочуга не пришел…
Мы не виделись с папой целый год. А на следующий день я снова уехал. Года на полтора.
Когда я появился на свет, то папа сначала обрадовался. Но потом как-то сник. Папа не совсем уверен, что я от него. Хоть я, как утверждают в один голос все родственники, и «вылитый папочка».
2Для своих семидесяти пяти папа держится молодцом. Все еще широкий в кости и каждое утро, как и тридцать лет назад, занимается гимнастикой. У папы прекрасная осанка и живой проницательный взгляд. Я смотрю на папу и, думая о папиной молодости, слушаю его не очень внимательно. Витая в облаках, я представляю в нашей беседке на даче старый папин альбом и вспоминаю к нему папины комментарии.
У папы есть фотография, где он стоит на стуле, а рядом с ним бабушка Лиза. У бабушки Лизы замысловатым шиньоном пышная прическа и царственный шлейф, а у папы до плеч кудри. Папа похож на девочку.
Фотокарточка дедушки. Перед отъездом в Константинополь дедушка с закрученными усами и в бабочке.
И снова папа. Папа и дядя Саша. У папы за спиной ранец. Папа гимназист.
Дача «Зант». Одесса. Еврейские керосинки. Сухая полынь. Солнечное марево. Пыль. Черное море. Креветки. «Шаланды, полные кефали…» (Этих диковинных слов я все никак не мог в детстве понять.) Утренний молочник. «Молоко! Молоко!» Медузы. Дядя Саша весь в мускулах. Летит ласточкой с вышки. Набил антисемиту морду. Папа за ручку с прадедушкой. Прадедушка слепой, и когда молится, то на лбу на такой ленточке кубик. Купил маленькому Грише леденец. Дедушка уплыл в Константинополь. Константинопольская халва. На дедушкин пароход напали враги революции. Бабушка уже без шлейфа. Дедушкин брат Моня, которого расстрелял красноармеец. Дедушка сторож. Прадедушка умер. Дядя Саша свалил в Южную Америку. Папа изучает испанский. Бабушка с дедушкой готовят чемоданы. Мама считает, что хотели тоже свалить, а дядя Саша поехал в разведку. Но папа не подтверждает. Дядя Саша присылает папе шифскарту.
Я поднимаю голову:
– Шифскарту?
Папа говорит:
– Да. Шифскарту. Это известное слово. Ты что, не слышал?
Я говорю:
– Да что-то не приходилось. Подожди, не рассказывай. Я сейчас.
Папа прерывается, а я поднимаюсь с дивана и плетусь в ванную. Зажимая поочередно каждую ноздрю, я в несколько приемов высмаркиваюсь и, потрогав в зеркале набухающую лихорадку, возвращаюсь. Мама сидит в кресле и внимательно перелистывает журнал. Кажется, «Новый мир». Папа в очках за столом. Протягивает мне листок, на котором изречения мыслителей. О хорошем настроении. Папа их выписал из журнала «Здоровье». Красным карандашом.
Я читаю:
НАСТРОЕНИЕ Поддерживать положительные эмоции. Ровный настрой – спокойный. Доброжелательных и уважительных взаимоотношений (гасить вспышки раздражительности).Папа спрашивает:
– Ну и как?
Я киваю:
– Угу.
Папа засовывает листок под стекло и продолжает рассказывать дальше. Все в той же позе мама внимательно разглядывает журнал. Немного скособочившись, мамины губы все так же слегка приоткрыты.
Надо запоминать, но все никак не сосредоточиться. Но даже если, пересилив недомогание, взять себя в руки, папа все равно не расколется.
3Папа приехал на поезде в Москву. Он очень легко одет: заправленная в штаны вельветовая рубашка, евпаторийская тюбетейка. Стоптанные сандалии прямо на босу ногу.
Шифскарта – это заверенный печатями документ, где указаны все виды транспорта и стоянки на пути следования из Москвы в Монтевидео. (Дядя Саша уже давно в Уругвае.) И, кроме оплаченного проезда, еще и оплаченное питание.
Первый маршрут Москва – Рига с Виндавского вокзала (так назывался Рижский вокзал в середине 20-х), и к евреям из Москвы чуть не на каждой станции присоединяются евреи из Белоруссии, а Латвия – уже другое государство.
Папа запомнил, что, когда въехали в Латвию, то сразу же стало чище. И проводники сделались посолиднее. Не такие жлобы, как в Белоруссии. Раньше были кто в чем, а теперь в специальной форме.
