Глава 2 Поверженный город
Бек Буняк подошел к городу темной, практически безлунной ночью. Дабы не привлечь раньше времени внимание осажденных, он приказал обмотать тряпками копыта коней. Для стремительной атаки бек отобрал лучших людей — именно они должны были ворваться в город через ворота, открытые княжичем Белоревом, и не позволить аланам и готам изготовиться к обороне. Пока в Тане все было тихо, и лишь время от времени слышались голоса часовых, перекликавшихся на стенах. Конечно, Буняк понимал опасность предпринятой затеи. Белорева могли раскрыть и уничтожить за те две седмицы, что он и его люди провели в городе. Но бек очень надеялся, что хитрый ант сумел обвести вокруг пальца простодушного Омана. В конце концов, рекс Ведомир действительно был послан Германом Амалом в Тану, и в том, что он до города не добрался, вины древинга не было. Просто на свою беду он повстречался в чистом поле с удачливым беком Буняком, и под его именем к аланскому князю отправился другой человек.
Подъемный мост начал опускаться в том момент, когда у Буняка готово было лопнуть терпение. Городские ворота распахнулись со страшным скрежетом, приглашая ночных гостей ступить на мостовую спящего города. Все это могло быть ловушкой, но у бека хватило решимости пересечь роковою черту. Он одним из первых ворвался в Тану, а вслед за ним в город бурным потоком хлынул гуннская орда, в мгновение ока заполнившая узкие улочки. Готы и аланы пытались оказать сопротивление, но действовали слишком разрозненно. Угры и венеды без труда подавляли очаги обороны, не давая возможности защитникам города развернуть свои ряды в боевой порядок. Неразберихи, конечно, хватало. Но княжич Белорев не зря провел в городе эти дни. Он и его люди даже в полной темноте находили места проживания готов и беспощадно их истребляли. Аначавшиеся пожары сильно облегчили им задачу. Последним оплотом готской обороны стал христианский храм. Под его крышей собрались не менее пяти сотен готов с явным намерением дорого продать свои жизни. Храм был расположен недалеко от Кремника, и бек с княжичем всерьез опасались, что Оман, чего доброго, кинется на помощь осажденным, но ворота цитадели были закрыты наглухо, и только лучники время от времени постреливали с ее стен. А ведь под рукой у князя имелось более тысячи мечников, и они вполне могли потрепать гуннов, уже начавших праздновать победу. Беку Буняку с трудом удалось собрать вокруг себя несколько сотен угров для решающего натиска. Венеды оказались более дисциплинированными. Именно они, возглавляемые княжичем Белоревом, сумели вышибить тараном крепкие ворота храма и ворваться внутрь христианского святилища. Бойня там развернулась нешуточная. Храм был велик, но все же недостаточно обширен, что вобрать в себя более тысячи человек. Венеды и угры не столько помогали, сколько мешали друг другу, и отчаявшимся готом удалось нанести им довольно серьезный урон. Однако численное превосходство нападающих все-таки сказалось. Из всех готов, укрывшихся в храме, уцелел только один человек. Который, впрочем, был, кажется, эллином. Угры вытащили его из величественного здания и бросили к копытам коня своего бека. Буняк брезгливо покосился на старца с всклоченными волосами и недоуменно пожал плечами:
— Это и есть главный шаман?
— Вероятно, — спокойно отозвался княжич Белорев, вытирая об одежду убитого алана свой окровавленный меч.
— Возьмите его с собой, — приказал Буняк ближним мечником. — Не скажу, что этот старец слишком ценная добыча, но, возможно, он нам еще пригодится.
К рассвету гунны пресытились насилиями и грабежами. Да и дышать в городе от дыма многочисленных пожаров становилось все труднее. Глиняные, крытые соломой дома аланов легко поддавались огню, и очень скоро запылал практически весь город, за исключением Кремника, в котором продолжал отсиживаться князь Оман. Впрочем, штурмовать танскую цитадель Буняк не собирался. Награбленного в городе добра и без того некуда было девать. А потому бек, надрывно кашляя от дыма, махнул рукой в сторону ворот и первым поскакал прочь из города. Уцелевшие жители бросились вслед за гуннами. Буняк, довольный успешно завершившимся делом, приказал выпускать беспрепятственно всех безоружных, не взирая на пол и возраст. Зато князь Оман со своими мечниками был остановлен градом гуннских стрел. Впрочем, выхода у алан не оставалось, им приходилось выбирать между гибелью в огне и смертью в бою. Они предпочли последнее. Однако их отчаянная попытка прорвать сквозь плотные ряды венедов и угров была пресечена самым решительным образом. Битва получилась короткой, но ожесточенной. Все аланы, включая князя Омана, полегли перед городскими воротами.
— Каган Баламбер должен быть доволен, — сказал с усмешкой Буняк, горделиво поглядывая на горящий город. — Самое время ему переправиться через Дон.
— Каган через Дон переправляться не будет, — усмехнулся Белорев.
— Почему? — удивленно глянул на княжича бек.
— Баламбер уже в Готии. Он прошел по Азовскому морю как по тверди и ударил там, где его меньше всего ждали.
— А ты, случайно, не бредишь, княжич?
— Нет, бек, — засмеялся Белорев. — Просто мы оказались умнее гордого старца Германа Амала.
Весть о переправе гуннов через Дон не застала Германареха врасплох. Он успел собрать под своей рукой двадцать тысяч конных и пятьдесят тысяч пеших воинов и теперь безбоязненно двигался по степи навстречу победе. Баламбер поторопился, рассчитывая на телесную слабость своего противника, но Герман Амал в эту жаркую летнюю пору чувствовал себя бодрым, как никогда. Рана, беспокоившая его долгие годы, наконец зарубцевалась. Сил прибавилось настолько, что он без труда выдержал долгий переход, практически не слезая с седла. Ближники удивлялись его почти юношескому задору. Им было невдомек, что Германа Амала вела в поход божественная сила, та самая сила, которая позволила ему перебороть недуг. За время болезни его не раз посещали сомнения в правильности избранного пути, но он не позволил этим сомнениям убить веру. Даже мученическая смерть епископа Вульфилы хоть и ужаснула Германареха, но не погасила свет в обновленной душе. Он остался верен Христу в самые страшные дни болезни, когда лежал недвижимо на ложе, брошенный и забытый практически всеми, и с ужасом ждал смерти. Многие пытались поколебать эту веру в его душе. Многие призывали его отречься от Христа и вернуться к старым богам. Молчал даже рекс Сафрак, старый добрый товарищ, который не покинул Германа Амала в тяжкий для него час и сделал все возможное и невозможное, чтобы удержать власть, ускользавшую из ослабевших рук старого вождя. Какое счастье, что Герман Амал сумел устоять, не поддавшись на посулы хитрых колдунов. И случилось то, о чем не раз говорил ему епископ Вульфила, — здоровый дух сумел возродить к жизни больное тело. Это была победа не столько Германареха, сколько Христа, и очень многие люди это оценили. Епископ Викентий сказал верховному вождю, что после его чудесного выздоровления тысячи готов увидели свет истинной веры и отреклись от старых богов. Вот она, цена терпения. Вот она, награда за годы страданий. Рекс Герман Амал спасал все эти годы не только свою душу, он сумел привести к Христу множество заблудших овец, и этот его подвиг никогда не будет забыт ни на земле, ни на небесах.
