– Он что-то знал. Не исключено, что узнал только в самом конце, но знал – это точно. Насчет сестры я так не думаю. Старший брат, глава семьи, оберегал сестренку от неприятных известий. Такой стиль поведения внушен ему с детства, с особым усердием – отцом. Старший – значит, главный.
– Да, с этим я согласна.
– А между нашей утренней встречей и разговором с Филадельфией я еще пообщалась с Делонной.
– Это подруга Шелби, да? – припомнила доктор Мира. – Которая любила петь. И оставалась в БВСМРЦ, пока не доросла до программы обучения и трудоустройства.
– Да. И я считаю, что она тоже должна была стать жертвой, но ей удалось выжить. Думаю, что выжила она благодаря тому, что ее нашел Джонс-старший, когда она уже была под транквилизатором, но прикончить ее младшенький еще не успел – старший братец помешал.
– И она об этом раньше не заявляла? – удивилась Мира.
– Она не очень хорошо помнит, что было. Помнит, что вылезла из окна своей комнаты, едва-едва протиснулась – они там у них только чуть-чуть открываются. Я проверила – все так и есть. Помнит, как спустилась по стене, побежала к метро, как ехала на поезде, как бежала к старому зданию, где рассчитывала найти пропавшую подругу. Она искала Шелби, понимаете? Та ушла, обещала потом послать за Делонной, но так и не послала. А она уже была мертва, в этом все дело. Так вот, Делонна помнит все ровно до этого места, а дальше – туман.
– Туман или провал? – уточнила Мира.
– Туман. Она видит сны. Голоса, крики. Кто-то говорит о каком-то очищении, мол, надо отмыть плохую девчонку, смыть с нее грехи. Какой-то мрак, холод. Еще помнит или видит во сне, будто тонет. И все. Проснулась в своей постели, опять в БВСМРЦ, окно закрыто, на ней форменная пижама. Самочувствие хуже некуда, будто одурманена. С того самого дня ее мучают ночные кошмары. До сих пор.
– А снятся только голоса и ощущения?
– Выходит, так. Потому что воспоминания прорываются, а она их подавляет. Я думаю, она видела и слышала достаточно, чтобы понять, что происходит, но она была ребенком, и сознание весь негатив заблокировало.
Мира следила за выражением лица Евы. Обе думали еще об одном ребенке, со своей душевной травмой, со своей блокировкой памяти.
– Очень может быть, – согласилась Мира, подумав. – Из того, что ты говоришь и что нам известно, очень похоже, что все так и обстоит. Шок в сочетании с препаратом вполне мог привести к блокировке памяти.
– Я оставила ей твою визитку, надеюсь, она с тобой свяжется. Она хочет нам помочь. У нее теперь другая жизнь, вполне благополучная. Муж у нее хороший. И при этом она искренне желает помочь, хочет узнать, кто убил ее подруг. И убил бы ее, если бы не случай.
– Если она позвонит, я найду для нее время. Сразу же.
– Люди делают с детьми ужасные вещи потому, что имеют такую возможность, – вдруг проговорил Деннис.
Ева замерла и уставилась на него.
– Понимаешь, сила ведь не на стороне ребенка, а на стороне того, кто больше, кто хитрей, – продолжал Деннис. – Для некоторых людей ребенок – объект не заботы и внимания, а надругательств и истязаний. На свете мало что можно назвать абсолютным злом. Но это – оно. Шарли, ты ей поможешь. Ты это сделаешь. И ты тоже, – прибавил он, обратившись к Еве.
Ева перевела дух и села.
– Мне кажется, в попытке защитить девочку Нэшвилл Джонс и убил своего брата. Девочку доставил назад, уложил в постель, после чего избавился от тела. Ему и невдомек, что там уже были двенадцать девочек, убитых и спрятанных. В том самом месте. Но ему все равно надо было оградить брата с сестрой, уберечь репутацию семьи. Исполнить свой долг, так ведь? И тогда он устроил эту миссионерскую поездку и послал кого-то изображать братишку. Для кого-то – шанс, для кого-то – религиозная миссия. Тем не менее его план удался.
– А почему самого брата было не послать? – удивился Деннис. – Я прошу прощения, что встреваю.
– Ничего страшного. У брата были проблемы психологического свойства. Робкий, нескладный, неопытный. Если покопаться в его прошлом, в том, как он рос, и сравнить с тем, что мы знаем об этом миссионере в Африке, то сразу видно, что это два разных человека. Миссионер – искренний, дружелюбный, открытый парень, интересуется фотографией, наделен состраданием и так далее. Ничего этого нельзя сказать о Монтклере Джонсе.
– И кроме того, заставив кого-то играть роль брата, – подхватила Мира, – он тем самым его обеляет, хоть и понимает, что тот совершал преступления, которые он теперь вынужден скрывать. Как и свое собственное.
– Но тут вмешалась судьба, – добавила Ева, – потому что жизнь полна неожиданностей, и не только приятных. Миссионер погиб, оказался съеден львом-людоедом. Анализ ДНК никто не проводит, установлением личности особо не занимаются, потому что все его знают как Монтклера Джонса. Его кремировали, прах отослали на родину – и дело с концом. А в новом здании приюта повесили мемориальную доску. Как сегодня сказал мне один человек, история мутная. Джонс рассудил, что сделал то, что должен был, и отдался на волю своей высшей силы – или в чем он там испытывал потребность. Он спас девочку, которая ничего не помнит, поскольку получила слишком большую психическую травму и слишком большую дозу транквилизатора. Не дал брату совершить убийство – так он думал – и в конечном итоге защитил его доброе имя, изобразив все таким образом, будто братишка пошел по семейным стопам.
– Но ему надо было еще найти человека, который согласился бы изображать этого братишку, – вставил Рорк.
– Да. А у Джонса в этих кругах масса знакомых. Они же без конца ездят на всякие семинары и конференции, да и вырос он в этой среде. Поехать в Африку? Это и впрямь большой шанс для человека с миссионерскими наклонностями, нет? Возможно, был какой-то бартер. А если этому миссионеру в какой-то момент вздумается вернуться домой – тоже не беда. Он приедет под своим именем, а Джонс всем скажет, что брат пропал. Исчез. Загадочным образом. Но он славно потрудился, и это самое главное.
– Очаровательно, – прокомментировал Деннис и с улыбкой переглянулся с Рорком.
– Убить, чтобы защитить другого. Невинного. Ребенка, – произнесла Шарлотта, кивнув мужу. – Ребенка, находящегося на его попечении. За которого он отвечает. За брата, непутевого, самого младшего в семье, он тоже отвечает. Да, человек, которого растили, воспитывали, готовили к тому, чтобы нести ответственность, быть главой семьи и защищать ее честь, мог пойти на такое решение. И другое. Если он убил своего брата, это могла быть случайность – предположим, они подрались, а на кону была жизнь девочки.
– Я так не думаю.
– Нет, конечно. Ты думаешь, и я, пожалуй, с тобой соглашусь, что если старшего брата учили нести ответственность, то младшего – слушаться. Он мог остановиться в своих действиях, хотя бы на короткий миг. Он не стал бы противиться брату, во всяком случае – открыто. Как я уже сказала, в общем и целом я с тобой согласна, но надо учесть, что он мог находиться под воздействием наркотиков или алкоголя, а мог быть обуреваем рвением.
– Рвением?
– Религиозным рвением. Непреодолимым желанием завершить ритуал, если для него это и впрямь был ритуал. А Нэшвилл… Если он убил Монтклера в здании, в которое было вложено столько надежд, столько сил ради исполнения своего долга, как он его понимал, своего предназначения, то это должно было обозначить окончательный с ним разрыв.
Ева снова присела на подлокотник кресла.
– Об этом я не думала. Это укладывается в общую картину.
– Разрыв более глубокий, чем возникший вследствие финансовых затруднений, – продолжала Мира. – Каинова печать, братоубийство. Над человеком верующим это должно было висеть тяжким грузом, даже если, по его мнению, его поступку были оправдания. И вместо того чтобы сообщить властям, он этот факт тоже утаил. Не ради себя, а ради брата, ради семьи, ради высшей миссии.
– Что же выходит? В конце концов он убедил себя, что это был акт самопожертвования?
– А иначе как бы он смог с этим жить? – спросила Мира.
– Зачем тогда скрываться сейчас? Это уже не самопожертвование, а самосохранение.
– А ты уверена, что он в бегах?
– Он исчез, – напомнила Ева. – Собрал чемодан и забрал наличность. Кредитки не светит, с сестрой на связь не выходил.
– Не сомневаюсь, что еще выйдет. Внутренние установки заставят выйти. Это же его долг.
– Ну, это было бы слишком просто, – возразила Ева. – Мне тогда останется лишь доказать все остальное.
– В продолжение темы хочу сказать, что я в тебя верю. Если эта девочка – теперь женщина – по имени Делонна…
– Теперь она Лонна. Лонна Мун.
– Красивое имя. Так вот. Если она мне позвонит, я помогу ей вспомнить. Это облегчит ей душу, а тебе даст недостающее.
Двух зайцев разом, подумала Ева. Может быть, Джонс рассуждал так же. Очистил душу брата от зла, а сестре дал иллюзию, в которой она нуждалась.
