флажками в этот день она нас всех на запад направляла. Девчонке документы показав, я с легким сердцем перешел границу... А у девчонки карие глаза, тревожные, как у тебя, ресницы. 1944
РОССИЯ
Михаилу Кочневу Гудели танки, пушки корпусные месили грязь и вязли до осей... Знать, из терпенья вышла ты, Россия, коль навалилась с ходу силой всей! Какой маньяк посмел подумать только, что ты покорной будешь хоть на миг?.. Россия — удаль гоголевской тройки, Россия — музы пушкинской язык. На тыщи верст — поля, леса да кручи, в раздолье тонут синие края... Где есть земля суровее и лучше, чем ты, Россия, родина моя?! 1945
ЯКОВУ ШВЕДОВУ
Я городов не помню, мне едва одну дорогу описать пока, где по кюветам черная трава да лошадей раздутые бока, где ветер смерти бьет в глаза и где одни воронки, рвы да пустыри, а у обочин в дождевой воде спят вечным сном стрелки и пушкари... Там не пройти без боя и версты. Товарищ мой! Закрою лишь глаза — и вот они, разбитые мосты, и вот они, горелые леса. Но если спросишь ты сейчас меня: такой-то город брал я или нет?— припомнив вихрь железа и огня, я промолчу, наверное, в ответ. Но если скажешь ты, что там трава была темна от крови и мертва, что день и ночь без устали вокруг за каждый камень бились и чердак,— я не солгу, когда отвечу так: — Пожалуй, брал я этот город, друг. Но если ты попросишь рассказать про наш плацдарм на тисском берегу, я промолчу, наверное, опять и показать на карте не смогу. Но если сам ты помнишь город Чоп, изломы дамбы в пламени, в дыму, так ты меня не спросишь ни о чем, и, значит, карта будет ни к чему. Я не писал на фронте дневников, я позабыл названья городов — их слишком много было на пути, пока в родной мне довелось войти. 1946
МЫ ПРОСИМ ОБ ОДНОМ ТЕБЯ, ИСТОРИК
Был отступленья путь солдатский горек, как горек хлеба поданный кусок... Людские души обжигало горе, плыл не в заре, а в зареве восток. Рев траков над ячейкой одиночной других сводил, а нас не свел с ума. Не каждому заглядывали в очи бессмертье и история сама. Пошли на дно простреленные каски, и ржавчина затворы извела... Мы умерли в болотах под Демянском, чтоб, не старея, Родина жила. Мы просим об одном тебя, историк: копаясь в уцелевших дневниках, не умаляй ни радостей, ни горя — ведь ложь, она как гвозди в сапогах. 1947
НА МАМАЕВОМ КУРГАНЕ
Когда тебе придется в жизни круто — любовь изменит, отойдут друзья и, кажется, прихлынет та минута, перед которой выстоять нельзя,— приди сюда, на этот холм отлогий, где в голыши скипелись кровь и сталь. Вглядись в свои обиды
