— Само собой.
— Они — маленькие спекулянтки, но ноги у них — будь здоров, давай отмажем красоток?
— От кого?
— К двум часам Беспалый приказал им две тысячи рублей приготовить, а то…
— Рэкет что ли?
— Так получается, совсем наглость потерял. Отмажем, Олег Борисович? Не пожалеешь.
— Отмажем, а насчет танцев — манцев: это по Эдькиной части. Без пятнадцати время, айда?
Прислонившись к металлическим трубкам заборчика, метрах в девяти от входных дверей ресторана, братья наблюдали за не замечавшим пока их Игорешкой, который угощал мороженым Линду.
— Не кусай ты, глупая, горло заболит. Облизывай, вот так, видишь? Щенок про ангину не хотел ничего знать, и продолжал отхватывать то, что ему предлагал хозяйский сын.
— Девочки — припевочки, все ништяк. С данью убацал. Пьем, как вчера или похлеще?
— Хлеще некуда вроде. Костя, а вон тот парень, что в темных очках, кто это?
— Мариночка, ты, в самом деле, его не знаешь?
— Нет — облизнула та крашенные губы.
— Это Эдик Иконников. Чемпион вооруженных сил по боксу в тяжелом весе.
— Заливаешь, поди?
— В натуре! Это сейчас он исхудал, а зимой в форме себя держит, познакомить?
— Познакомь, скажу ему, чтобы он тебе морду набил за то, что ты вчера меня спаивал.
— Спасибо на добром слове.
— Игорюха, убежит она, не дай бог, смотри.
— Не убежит, — подпрыгнул он с газона и отряхнул трико — она знаешь, как мороженое любит?
— Как?
— Как я.
— Эдуард Борисович, гуляем!
— Дотрекался?
— Ты — чемпион вооруженки по боксу, холост, детей не имеешь, судимостей тоже.
— Ты их предупредил, что я маньяк, насилую вот таких как они, потом убиваю и съедаю?
— Забыл.
— Бывает. Что по дани?
— Нормалек, мы в стороне. Беспалому они скажут, что Святому уплатили. Молоток я?
— Башковитый, ничего не попишешь.
С универмага, находящемся в одном здании с «Кристаллом», вышел груженный свертками Воробьев и, заметив братанов, направился к ним.
— Здорово, бродяги. Неделю целую вас не видел.
— В Чите промышляли — нехотя отозвался Олег.
— Пошли, пожрем?
— Благодарю, Санька, мы только отстрелялись.
— Пойдем, все равно баклуши бьешь.
— Мы Беспалого пасем, он сейчас притопает матрешек вон тех потрошить.
— Святой, вечером в спортзал приходи, я тебе гостинец приготовил.
— Вот за это спасибо, только громко не говори, а то вместо меня легавые нагрянут.
Пингвин перебросился с торговками несколькими фразами и, отойдя к сидящему на корточках Бурдинскому, кивнув на Олега, что-то забормотал. Женька, уперев глаза в асфальт, выслушал его и, отвалившись от теплой завалинки, шагнул к Святому.
— Почему с телок филки срезать не даешь? — выплюнул он изжеванную папиросу в их сторону.
— Воруй, кто тебе мешает. А девчонок не тереби, это Костины подружки.
— Таким методом значит, на хлеб мне зарабатывать ты вроде как запрещаешь?
— Не блуди, Беспалый, не надо. Никто тебе ничего не запрещает. Как можешь, так и руби «капусту», но этих, именно этих матрешек, не тронь.
— Без свидетелей потолкуем?
— Это не свидетель, а мой младший брат. Можешь говорить при нем, что угодно.
— Я в курсе. Просто молодой он еще, а поэтому от арестантской жизни далек.
— Ну, пойдем, уважу тебя.
В тени тарного склада за кабаком они выбрали парочку пустых, из — под пива, ящиков и сели.
— Лично ты, Ветерок и Эдька пацаны путевые, а вот Рыжего и Кота зачем пригрели, понять никак не могу. Первого весь поселок в жопу пинал, теперь он их, а из за вас его боятся. Костя вообще ментяра натуральный и кенты у него в основном легавые, зачем он тебе?
— Про Вовчика базар отдельный, а вот Кот.… Это для тебя он такой, а мне приятель. Не потому конечно, что когда-то в ментовке околачивался. Шкура у него действительно красная, не спорю, но я с ним под пули хожу, а о людях я сужу по их поступкам.
— Жука за что мякнули?
— Думаешь это мы?
— Тут и прикидывать нечего, сожительница его видела, как он за угол дома прошел, потом «жига» ваша туда юркнула — и Руслана не стало.
— Побазарим, раз такое дело. Припылишь ко мне часиков в десять. Ленка с ребятишками в Читу уедет, один я в квартире буду. Посидим, побухтим не торопясь.
От жары на березке трубочкой свернулись листья. На подоконнике распахнутого окна зала дружелюбно повиливал лохматимой хвоста прохожим сенбернар. Все приходящее уходит. Возникает ниоткуда и пропадает в никуда. Подтверждая эту истину, душные сумерки медленно втягивал в себя знойный день, превращая его в дождливый вечер. Ослепительно длинная молния фыркнула в небе над Первомайском. Испугав Линду, разбудив Олега и сыпанув на зеленый поселок дождем с градом, Илья — пророк не надолго притих.
«Девять сорок», — потянулся, хрустя хрящами, Святой и, сполоснув морду, накинул поверх тенниски походную, из плащевой ткани синюю ветровку.
— Линда, я по делу отчаливаю. Не теряй меня и не вывались, смотри, на улицу.
Щенок понимающе мотнул вислыми ушами и снова лег на подоконник. Плохая погода распугала любителей тяжелой атлетики и в огромном, пустом помещении спортивного зала бряцал металлом блинов один Воробей.
— Эй, культурист!
— А-а, это ты, бандит. Под столом сумка, в ней все твое. Правда, не задаром.
Наплечную кожаную кобуру Олег сразу надел под ветровку. На дне сумаря, завернутый в тряпку, лежал двенадцатого калибра обрез, смастыренный из новой двустволки.
— Сколько за все?
— Семнадцать штук. Оперативку-то почто сразу нацепил, пестик, что ли имеешь?
— Откуда, Саня? Огурец в ней таскать буду.
— Не доверяешь мне?
Святой отломил деньги и придавил их к настольному календарю общей тетрадью.
— Воробей, я сматываюсь.
— Торопишься?
— Паренька одного в гости жду.
— Всего хорошего, шлепай.
В коридоре Олег сунул «ПМ» под мышку и, пошевелив корпусом, взмахнул руками: «Удобную штуку менты придумали».
Дождь, катая по асфальту градинки, барабанил веселее. По направлению к его дому вышагивала высокая сутуловатая фигура в черной болоневой куртке с капюшоном на голове. «Кажется, Беспалый», — свистнул Святой. Женька обернулся и, заметив его, стоящего на лестнице под козырьком здания, побежал.
— Льет, как из ведра, я до тебя рулю.
— Планы чуть изменились. Шагнем в «Кристалл», до моей хаты пока доберемся, промокнем.
— Мне все равно.
И они рванули в ресторан. Отряхнувшись от влаги небесной, устроились ближе, к эстраде.
— Хряпать будешь?
— Нет, и тебе не советую.