тебя раздери, узко… не сжимайся, боги! — Рауль замер на миг и отрезвляюще прикусил за лопатку, наверняка оставляя на коже след.
— Я… — начала Дороти, сама не зная, чего желает — попросить задвинуть сильнее, или глубже, или вовсе прекратить.
— Держись, сладкая моя. Как же я тебя хочу! — выдохнул сзади Рауль и опять навалился на спину, подхватил одной рукой Дороти под грудь, второй продолжая ласкать лоно. Стал сильно и глубоко загонять член, лишь немного выходя обратно, точно у него не было сил рассоединиться. — Держись еще немного… Светлые боги, сладко-то как. Взял, моя… Не могу, не могу больше…
Перед глазами уже точно выбелило, движения Рауля стали сильными, размашистыми, но потеряли ритм. Он всякий раз прицельно надавливал туда, где копилось наслаждение, докидывая хвороста в полыхающий костер.
Дороти поняла, что все — предел, дальше уже не продержаться ни секунды. Прогнулась, вжалась, принимая горячий ствол глубоко, добавила свои пальцы к чужим и, уже кончая — пульсируя невообразимо сильно и долго, — уловила еле слышный выдох:
— Мой капитан… Дьявол тебя побери, мой капитан…
…“Свобода”, похоже, встала против волн, потому что качка усилилась.
Это была первая связная мысль, которой удалось задержаться в опустевшей голове. Вторая была о вине — осталась ли в рундуке еще бутылка, потому что судьба двух первых точно была печальна. Третья мысль и мыслью не была — так, удивлением: что Морено не спешит отодвинуться от нее, а напротив — спустился чуть ниже, чтоб весом не давить, уложил голову между лопаток и легко поглаживает по бедру. Лоно болело слегка, ощущение растянутости было странным, под бедрами оказалось мокро и липко, но томное удовлетворение, поселившееся внутри, делало это неважным. Лежать так было хорошо.
Несмотря на ледяную, вымораживающую ревность, которая спала гадюкой под ребрами до поры до времени, Дороти и умом, а теперь и телом понимала, что женщины находили в Рауле. И что она сама в нем нашла. Вот это самое, горячее и неудержимое.
Черный Пес любил как жил — жарко, неистово и совершенно не задумываясь о последствиях. Горел и грел. Хотел. Будил внутри такого же парного, сходного зверя. Даже сейчас ощущалось, что еще четверть часа — и Дороти захочется повторить.
Дороти прикинула, чего желает больше — пить или не вставать. Выходило второе.
— Как думаешь, там вино осталось? — тихо спросил она у Морено.
Тот пошевелился, потянулся к краю кровати, и через секунду Дороти в локоть ткнулось прохладное стекло, а Морено вернулся обратно ей на спину. Как домой.
Дороти глотнула и слепо протянула бутылку обратно.
— Хочешь?
Рауль бутылку осторожно забрал, но, судя по звуку, поставил на пол. Зато потом слегка прикусил кожу между лопаток, отпустил после недовольного шипения и усмехнулся:
— Хочу.
Дороти улыбнулась в скрещенные под подбородком руки. На параде грехов у Морено жадность явно шла в паре с прелюбодеянием и даже вырывалась на полкорпуса вперед.
— И как в тебе помещается? — вслух удивилась Дороти и уточнила: — Вот это все? Щедрость, желание, самодовольство, даже честь втиснул.
Морено помолчал, потом выдохнул шумно и мирно.
— Дьявол знает. Привык. Притерпелся. Научился. Когда кто-то нравится, вот как ты… Нравится так сильно, что внутри сводит, то какая уже там разница — кто был раньше, кто будет после. Но переплюнуть тех, кто раньше, я точно смогу…
— Особенно если раньше — никого, — охладила его пыл Дороти.
— Мне от этого только слаще. Что я первый. Что ты вся моя, — прошептал Рауль — Сама сказала — жадный. Мне все надо.
— А как же клятва, которую ты Призраку дал? Что позаботишься о его невесте? — понимая, что все портит, спросила Дороти. — Ведь я верно поняла, он же не о том, чтоб ты к ней раз в полгода с дарами приезжал. Когда передоверяют невесту, это значит…
Морено выдохнул яростно.
— Знаю, что это значит. И если б я знал наперед, что потом тебя встречу — не клялся бы.
— А я что? Я не невеста, — хмыкнула Дороти, понимая, что говорит правду. — Наши дороги как сошлись, так и разойдутся. Потом я выйду замуж — за какого-нибудь лорда, у которого будет псарня и выезд в шесть лошадей.
Морено рыкнул злобно:
— К черту твоих лордов!
— Ревнуешь? Зачем?
— Такой уж есть, — Рауль опять прикусил между лопаток, словно подтверждая. Дороти выгнуло, а тело пронзило сладкой судорогой. — Но тут такое дело… Это он думает, что там любовь. Он ведь на тот свет ушел молодым. Что он там видел? Пару юбок в порту? Он попросил меня найти его любовь — хотя какая там любовь? Так, ошибка по отроческой дурости.
— Выходит, твой Призрак все помнит? Ну, как живым был? — Дороти замялась.
С одной стороны, она сгорала от нетерпения узнать хоть что-то про Дорана, с другой — ощущала себя двуличной гадиной, ведь она за спиной своего мертвого друга его тайны вызнает. Можно даже с самой собой пари заключить, кто это — дочка Винсанов или Этель Скотт? С кем Доран успел так сглупить, что помнит даже за порогом смерти?
— Помнит, — подтвердил Рауль. — У Призрака с памятью очень хорошо. Полный трюм. Тут только кусок про меня сирены подпортили.
— Так, а почему ж он сам к своей любимой не пришел? Конечно, девушка, может, и не в восторге была б, но заблудшим душам признание в грехе приносит успокоение. Милосердие… А там службы в храме, жертвы…
— Дороти, прибери тебя Черная Ма! Вот мы с тобой согрешили, легче стало? Или еще хочется? — Морено, словно почувствовав чужое возбуждение, протиснул руку Дороти под бедра и погладил. — Вот и ему не легче. Тем более что там действительно юношеские бредни, которые лечатся хорошей любовницей за три ночи.
— Замужняя дама?
— Нет, там ведь ничего и не было. Он говорил. Даже поцелуев. Они вроде как росли вместе.
И Дороти в то же мгновение поняла, что хочет, чтобы Морено замолчал и никогда не говорил того, что сейчас собирается произнести.
Она даже открыла рот, чтобы попросить его заткнуться, но не успела — Рауль, горячо дыша в спину и медленно лаская Дороти пальцами, проговорил:
— Подруга у него была. Дружили здорово, росли рядом, всякие ваши штучки-дрючки, мамки-гувернантки, балы и банты, все вместе делили. Потом вроде как в Академию пошли. Вместе учится стали: патенты, компасы — по кабакам да игрищам. У ваших же принято, если сразу детку под венец не сунут, так пусть карьеру сделает. У него прекрасных леди на курсе было с десяток, половина потом сразу позабыли всю науку, как только замуж
