отчитывал ее за то, что Мадлен недоглядела за делами Джека. — Ему надо было остаться дома сразу после смерти виконтессы Херефорд и тогда не было бы никаких проблем.
— Он воевал, — вставила Мадлен в защиту. — Херефорд не мог бросить своих друзей и роту, что остались на фронте.
— Оставив свою семью.
— Ты не понимаешь. — Голова Мадлен закачалась, а щеки зарделись. — Это был его долг, он не мог иначе. Ты не представляешь, как трудно повести за собой людей на смерть, убеждая их сохранять храбрость. И что же, он должен был потом просто уехать? Так нельзя.
Саймон посмотрел на нее с не скрывающим интересом, и Мадлен отвернулась к окну, понимая, как ее бурное защитное слово звучало со стороны. Ей чуть-чуть не хватило, чтобы выдать себя. Мадлен наблюдала, как солнце постепенно уходило в закат, озаряя золотым светом землю.
Она и не знала, что честь Джека тоже была под угрозой. Разумеется, ведь он никогда ей не говорил. Мадлен думала, что только она являлась опасностью для его репутации, но, как выяснилось, нет. И Саймон вызвался помочь ему.
Не поворачиваясь, Мадлен задала ему вопрос:
— Как ты поможешь ему?
Прежде чем прозвучал ответ, она услышала краткий вздох.
— Я скажу тебе позже. Лучше ответь мне, почему ты поехала со мной?
— Что? — В такт ее недоумения карета подпрыгнула, наехав на булыжник.
Саймон внезапно и сильно ударил тростью в потолок.
— Вы же любили друг друга. Почему ты согласилась уехать со мной и оставить Херефорда? Ты ведь не хотела уезжать и сейчас не хочешь.
Невероятным образом все вдруг узнали о них с Джеком. Но Мадлен не видела смысла скрывать и дальше то, что уже закончилось. Она печально уставилась в потолок, удерживая в глазах застывшие слезы.
— Разве не понятно? Я — служанка, а он — виконт. Не будь у него младших сестры и брата, возможно, все сложилось бы иначе, но… Это трудно.
— Я не хочу, чтобы ты думала, будто я не рад тебе, потому что это не так. Но если ты хочешь, мне можем повернуть обратно, пока не поздно?
Мадлен не к чему было возвращаться. Жить в Херефорд-хаусе больше было нельзя, а в старом доме, в котором умерла ее мама и в котором ее держали как заложницу, слишком давило бы на нее. Мадлен ощутила подавленность.
— Нет, давай продолжим путь.
На ночлег они оставались в придорожных гостиницах, а на рассвете с новыми силами выдвигались в дорогу. Их экипаж добрался до Ленд-парка на закате.
Перед Мадлен открылись зеленые горизонты с величавым домом, еще более роскошным, нежели в Херефорде. Вдруг Мадлен осознала, что впервые в жизни проделала такое долгое путешествие. В центре двора красовался фонтан, поражающий своими размерами и высокими фигурками.
— Не говори Оливии ничего о ранении, — сказал Саймон перед выходом.
— Разумеется, Саймон. — Она была счастлива вылезти из надоевшей кареты. Тело ныло от усталости, особенно в мягких местах.
Из дома выбежала, как Мадлен подумала, жена Саймона и не ошиблась, потому что она чуть не сбила его с ног. Саймон напрягся, ведь рана еще затянулась не до конца и был риск открыть кровотечение. Радость, которой светилась Оливия, нельзя было передать словами. Мадлен скромно стояла в сторонке, пока Саймон их не представил друг другу.
— Мадлен, добро пожаловать!
— У вас на щеке что-то… — Мадлен показала на себе.
— А, я работала над заказом. — Оливия смахнула оранжевую краску, размазав по щеке. — Писала картину для заказчика.
— Опять, Оливия? — Саймон строго взглянул на жену, но потом смягчился: — Малышка, мы же договаривались, что ты отложишь всю работу на потом. Сейчас ты должна позаботиться о себе и о ребенке.
— Чем мне, по-твоему, заниматься все девять месяцев? Нет ничего безобиднее для беременной женщины, чем водить кисточкой по бумаге, верно, Мадлен?
Мадлен нейтрально качнула головой.
— Вы задержались на несколько дней, — продолжала Оливия с хитринкой в зеленых глазах. — Я уж не знала, что и делать. Думала, неужели мне самой седлать коня и скакать в Херефордшир?
— Даже не смей!
Оливия отрыто посмеялась, а Мадлен сдержала смех ладонью.
Внутри ее восхитил немереных размеров холл с огромной люстрой.
«А не бальный ли это зал?» — подумалось ей.
Мадлен настолько увлеклась знакомством с помещением, что когда оглянулась, эти двое, как зачарованные, ворковали неподалеку. Их руки держались вместе, а в глазах горели ласковые огоньки. Оливия и Саймон, по всему виду, были счастливы. Они казались такими влюбленными, и это не могло не бросаться в глаза. Неужели они с Джеком выглядели со стороны точно так же? Если так, то Мадлен ни капельки не удивлена, что их раскусила Миранда, а потом еще и Саймон.
Внезапно в сердце Мадлен проскользнула холодная тоска. И вот так будет всегда: наблюдая за Саймоном и Оливией, Мадлен непроизвольно станет возвращаться в воспоминаниях к тем прекрасным дням, когда она и Джек были счастливы. Это как посыпать рану солью. Она не сможет избежать своих мучений так же, как и Джек. И как он там сейчас?
Может, стоит написать ему письмо? Ничего такого, просто напишет, как они добрались и спросит о его делах. Мадлен призадумалась. Вряд ли она сама захотела бы получить письмо от него, в то время как наоборот пытаешься забыть. Нет, письмо еще сильнее нагонит грустные чувства.
— Кхм, кхм. — Мадлен заставила их отвлечься друг от друга. — Герцогиня Лендская покажет мне мою комнату?
Оливия доброжелательно налетела на нее и взяла ее за руки.
— Для сестры я никакая не герцогиня, Мадлен. Оливия. Пойдем наверх, а Саймон пока прикажет разгрузить твои вещи.
«Разгружать-то толком нечего».
Мадлен проследовала за ней по лестнице.
— Надеюсь, тебе понравится спальня. Когда-то она была моей, еще до того, как мы с Саймоном поженились.
— Как это вышло?
— На недельном приеме. Тогда мне было сложно себе вообразить, что я выйду за него, но, к нашему общему счастью, это произошло.
Самое большое изумление у Мадлен вызывала очень высокая кровать, а также не счисленные подушечки, наваленные у изголовья.
— Нравится? — Оливия стояла у порога открытой двери.
Мадлен рукой уцепилась за локоть, скромно покручивая головой и исследуя комнату.
— Вполне. Мне особенно нравятся светлые обои.
— Ну что ж, располагайся, осваивайся, а я пока распоряжусь, чтобы ужин подали пораньше. — Оливия тихонько закрыла за собой дверь.
Мадлен выдохнула, присев на кровать. Сама не зная, отчего, но она чувствовала себя здесь неуютно. Может, от изобилия роскоши или наверняка с непривычки. В первые дни в Херефорд-хаусе с ней такого не было.
Тогда Мадлен
