Предположим, я составляю некое выражение, а затем решаю несколько раз воспроизвести его на этой странице:
матери любят своих детей
матери любят своих детей
матери любят своих детей
матери любят своих детей
матери любят своих детей
С точки зрения лингвистической перед нами будет одна и та же Линейная Манифестация, и физические различия между пятью напечатанными строками фактически совершенно не важны (только под микроскопом можно было бы разглядеть мельчайшие различия в степени накатки краски или чернил). Таким образом, мы пять раз повторили одну и ту же фразу. Но давайте теперь воспроизведем ту же фразу тремя разными шрифтами:
Матери любят своих детей
Матери любят своих детей
Матери любят своих детей
Скажем ли мы, что воплотили одну и ту же фразу в трех различных субстанциях, и будем ли опять говорить об одной и той же «форме» Линейной Манифестации? С точки зрения лингвистической речь все время идет об одной и той же форме, воплощаемой в трех различных субстанциях. С точки зрения графической шрифт – это элемент формы графической системы, поскольку он воспроизводим до бесконечности. Но в нашем случае смена формы произвела также три разные графические субстанции, и с ними нам придется считаться, если в данном тексте нам нужно будет оценить или осудить три разных типографских предпочтения, три разные «эстетики» печатника.
Предположим теперь, что одну и ту же фразу произносят: пьемонтский крестьянин Паутассо, неаполитанский адвокат Перкуоко и Аграманте, незадачливый актер-трагик{♦ 156}. Тогда перед нами будут три разных воплощения фразы в звуковой субстанции – воплощения, каждое из которых может быть весьма важным, ибо указывает на область, откуда родом данный персонаж, на его культурный уровень, а в случае актера – на его интонации, которые могут изменяться от сомневающейся до эмфатической, от иронической до сентиментальной. Это значит, что даже в случае самой элементарной фразы мы имеем дело с чертами, не являющимися лингвистическими; их называют по-разному: супрасегментными средствами, интонемами, паралингвистическими явлениями.
Субстанция сугубо лингвистической манифестации не подвержена супрасегментным изменениям – по крайней мере в том случае, если мы заинтересованы в смысле того, о чем нам хотят сказать Паутассо, Перкуоко или Аграманте. Но в других случаях дело обстоит иначе.
Попробуем представить себе нечто вроде псевдофутуристического стихотворения:
Взрыыыв! Боооомба!
В поэтическом переводе на английский нам придется рассматривать и форму, и графическую субстанцию как имеющие прямое отношение к делу, и переведем мы так:
Explosioooon! A boooomb!
Но то же самое происходит, если фразы, которые мы мысленно вложили в уста Паутассо, Перкуоко и Аграманте, представляют собою реплики комедии. В этом случае диалектное произношение будет немаловажно (если крестьянин Паутассо будет говорить как Аграманте, или наоборот, мы получим изрядный комический эффект). Беда в том, что эта деталь была бы важна и в переводе, и там возникли бы проблемы, поскольку едва ли стоит заставлять Паутассо говорить на кокни или с каким-нибудь акцентом: исходная коннотация неизбежно будет утрачена. Это именно те проблемы, которые, как мы уже видели, возникли при переводе моего «Баудолино».
Тогда нам придется сказать, что в отдельных текстах, за которыми мы признаем эстетическое целеполагание, различия в субстанции становятся крайне важны. Но только ли в таких текстах?
11.3. Три формулы
В начале книги я упомянул о том, что лингвистическая субстанция меняется и при операциях переформулировки, каковыми являются определение или парафраза, поскольку две фразы – «в кухне мышь (topo)» и «в кухне мышка (sorcio)» – представляют собою две различные Линейные Манифестации. Эти две лингвистические субстанции различны, потому что у них, так сказать, разная материальная консистенция (если вторую фразу произнести вслух, она произведет звуковые вибрации, отличные от вибраций, производимых первой фразой, и оставит другие следы на магнитной ленте). Однако для наличия адекватной переформулировки требуется, чтобы в этом изменении субстанции выражения присутствовало намерение выразить ту же самую субстанцию содержания (и давайте считать само собой разумеющимся, что в идеальных условиях абсолютной синонимии слова «мышка» и «мышь» полностью взаимозаменяемы), так что изменение лингвистической субстанции не имеет значения. Напротив, в процессе перевода в собственном смысле слова фразы «в кухне мышка» и there is a mouse in the kitchen («в кухне мышь», англ.) действительно выявляют одну и ту же субстанцию содержания, но посредством двух Линейных Манифестаций, в которых различие лингвистической субстанции обретает особую важность (кроме всего прочего, во втором случае понятно, что говорящий изъясняется на другом языке).
Даже если в случаях переформулировки выявляется одна и та же субстанция содержания, налицо предельная снисходительность в том, что касается субстанции лингвистической. Если истолковать итальянское buongiorno как «выражение, несущее контактоустанавливающую функцию, посредством которого собеседнику желают без хлопот провести день, предвещающий немало удовольствий, – хотя важна не столько искренность этого пожелания, сколько намерение выказать вежливость и отсутствие агрессии», это будет вполне удовлетворительно с точки зрения переформулировки, поскольку физический «вес» лингвистической субстанции в данном случае не важен.
Поэтому в случае определений, парафраз и логических выводов, когда содержание интерпретируется более «точно» или подробно, можно сказать, что эта процедура выражается формулой (l):
(1)
SL1 / С1 → SL2 / С1а, где С1а > С1
Это значит, что Лингвистическая Субстанция1 (SL1) текста-источника, выражающая Содержание1 (С1), преобразуется в другую Лингвистическую Субстанцию2 (SL2), выражающую Содержание1a (С1а), где Содержание1а (C1a) – простите за употребление знака > в нестрогом смысле – является тем же Содержанием1 (С1), но интерпретированным тоньше. Так, например, фраза «Джузеппе нюхает кокаин» преображается, если сформулировать ее так: «Джузеппе принимает через ноздри основную составляющую алкалоидов, содержащихся в листьях коки».
Напротив, в процессе элементарного перевода – когда, например, переводят предупредительные надписи в поездах: «высовываться опасно» (è pericoloso sporgersi) как «высовываться наружу запрещено» (il est interdit de sepencher au dehors, фр.) – смиряются со значительными различиями в лингвистической субстанции (французское выражение длиннее итальянского, оно материально занимает больше места), хотя при этом, насколько возможно, передаются те же самые сведения. Поэтому можно сказать, что при элементарном переводе Лингвистическая Субстанция1 (SL1), звуковая или графическая, передающая Содержание1 (C1), преобразуется в Лингвистическую Субстанцию2 (SL2), которая, как хочется надеяться, выражает то же самое Содержание1 (С1):
(2)
SL1 / C1 → SL2 / C1
Но до какой степени верной должны мы считать эту интерпретацию? Действительно ли Лингвистическая Субстанция2; (SL2) может быть сколь угодно отличной от Лингвистической Субстанции1 (SL1)? Формула (2) окажется неудовлетворительной, если говорить о переводе французского топ petit choux, где, как было показано, желательно сохранять ту же самую лингвистическую субстанцию.
Спустимся еще пониже. Известно, что при переводе английского текста на итальянский, французский или немецкий языки он неизбежно становится длиннее в силу синтаксических причин, поскольку в английском больше односложных слов, чем в этих трех языках, – а в немецком, кроме того, много слов составных. Эти различия настолько поддаются подсчетам, что верстальщики того или иного издательства способны предвидеть, как нужно расположить параллельные столбцы с разноязычными версиями одного и того же текста. Посмотрим теперь на первый абзац второй страницы брошюры User’s Guide of the Musical Instrument Casio CTK – 671 («Руководство для пользователя музыкального инструмента Casio СТК – 671»). Английский текст гласит:
384 tones, including 100 «Advanced Tones»
A total of 238 standard tones, including piano, organ, brass, and other presets provide you with the sounds you need, while memory for 10 user tones lets you store your own original creations. 100 of the present tones are «Advanced Tones», which are variations of standard tones created by programming in effects (DSP) and other settings.
[384 тона, включая 100 «продвинутых тонов».
Совокупность из 238 стандартных тонов, включая фортепиано, орган, духовые и прочие заданные [тона], предоставляет необходимые вам звуки. В то же время память в 10 тонов пользователя позволяет вам сохранять ваши собственные композиции, 100 из наличных тонов являются «продвинутыми», представляющими собою вариации стандартных тонов, созданных при программировании в эффектах (DSP) и других настройках.]
