генерал-лейтенантом БОГДАНОВЫМ.
Генерал-лейтенант СОКОЛОВ дал указание связаться с Москвой и доложить генералу ПЕТРОВУ. К проводу подошел начальник 1 отделения 1 Управления ГУПВ майор АЛЕКСАНДРОВ, который, выслушав сообщение, ответил, что доложит командованию и затем через несколько минут передал: указание получите на месте от генерала СОКОЛОВА. Однако никаких указаний не последовало и связаться вторично с генералом СОКОЛОВЫМ РЫЖКОВУ не удалось.
Начальник 17 погранотряда майор КУЗНЕЦОВ к полученным данным как это видно из его слов, отнесся с недоверием, так как данные аналогичного характера поступали до этого очень часто. В виду этого он ограничился донесением в округ»[220].
Приведенная выдержка из вышеназванного документа свидетельствует о том, что разведорганы Белорусского пограничного округа за 3–4 часа до фашистской агрессии сумели установить точное время ее начала. Об этом было доложено в Москву, а также начальнику пограничных войск СССР генерал-лейтенанту Г. Г. Соколову, который в это время находился на участке 86-го (Августовского) отряда этого же пограничного округа. Однако никаких указаний о приведении войск в полную боевую готовность так и не последовало. Ну а описанный в докладной записке пример того, как члены командования пограничных войск НКВД СССР всячески уклонялись от принятия какого-либо решения по поступившей от белорусских пограничников информации, напомнили мне позицию страуса, который в минуты опасности прячет голову в песок, оставляя туловище на поверхности. Но главный криминал в этой истории состоял в том, что эта архиважная информация не была доведена до руководства Наркомата обороны и Генерального штаба РККА, а также не была Л. П. Берией доложена лично И. В. Сталину.
О перебежчике, немецком солдате А. Лискове, который 21 июня 1941 года в 21.00 перешел границу на участке 90-го (Владимир-Волынского) пограничного отряда Украинского округа, и полученной от него информации о точном времени начала войны Сталину также стало известно не от руководителя НКВД, а от наркома обороны Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко. И произошло это лишь потому, что пограничные отряды Украинского пограничного округа еще 12 июня 1941 года перешли в оперативное подчинение командования Киевского особого военного округа. Реакция же руководства Наркомата внутренних дел на эту информацию из Львова была весьма специфической: поступило лишь указание «не поддаваться на провокации, а перебежчика утром направить самолетом в Киеву»[221].
На мой взгляд, именно по этой причине вариант докладной записки, подготовленной начальником Политуправления войск НКВД СССР дивизионным комиссаром П. Н. Мироненко, наркомом внутренних дел Л. П. Берией одобрен не был. В итоге этот документ в первоначальном виде на стол к И. В. Сталину так и не попал. Л. П. Берия был достаточно искушенным государственным деятелем, чтобы не понимать, к каким последствиям мог привести очень правдивый документ, подготовленный дивизионным комиссаром П. Н. Мироненко. Это был, по сути, смертный приговор ему лично, его заместителю по войскам генерал-лейтенанту И. И. Масленникову и начальнику Главного управления пограничных войск НКВД СССР генерал-лейтенанту Г. Г. Соколову. Нет, доклад о результатах разбирательства по письму кандидата в члены ВКП(б) Безчетного Сталину, конечно, был представлен, но, по всей видимости, совсем другого содержания.
III
Несмотря на это, И. В. Сталин, получив уже в первые дни войны по линии Наркомата государственной безопасности и военной контрразведки полную информацию о первых боях на границе, а также заслушав 25 июня 1941 года доклад начальника ГУПВ НКВД СССР генерал-лейтенанта Г. Г. Соколова, смог самостоятельно сделать выводы об истинных профессиональных качествах тех или иных руководящих должностных лиц Наркомата внутренних дел и пограничных войск, наиболее полно проявившихся в первые дни войны. За этим последовали неожиданные кадровые изменения. Генерал-лейтенант Г. Г. Соколов был по сути отстранен от занимаемой должности и назначен начальником охраны тыла Западного фронта. На его место через некоторое время был назначен заместитель начальника ГУПВ НКВД СССР генерал-майор А. Н. Аполлонов, а затем — начальник организационно-строевого управления ГУПВ генерал-майор Н. И. Яценко. Но оба с приставкой «и. о.» (исполняющие обязанности).
Начальник 1-го (оперативно-разведывательного) управления ГУПВ НКВД генерал-майор Г. А. Петров был назначен начальником штаба истребительных батальонов НКВД СССР. Через полмесяца на должность всего лишь командующего одной из оперативных групп Западного фронта назначается заместитель наркома внутренних дел по войскам генерал-лейтенант И. И. Масленников. Через две недели он становится командующим 29-й армией Фронта резервных армий. Однако до сих пор никто из пограничных историков не хочет видеть в этих перемещениях какого-либо негативного подтекста. Главным аргументом в споре с оппонентами для них является тот факт, что генерал-лейтенант И. И. Масленников, занимая различные командные должности в действующей армии до 3 июня 1943 года, якобы оставался заместителем наркома внутренних дел СССР по войскам. С подобным утверждением можно было бы и согласиться, если бы не одно но. Вместе с И. И. Масленниковым на должности командующих армиями были назначены его вчерашние подчиненные — начальники пограничных округов генералы В. Н. Далматов, К. И. Ракутин и В. А. Хоменко. Еще один его подчиненный, начальник Управления оперативных войск НКВД СССР генерал-лейтенант П. А. Артемьев, был утвержден в должности командующего Московским военным округом. А командующим Фронтом резервных армий, куда вошла и 29-я армия, был назначен также бывший подчиненный И. И. Масленникова генерал-лейтенант И. А. Богданов, занимавший накануне войны должность начальника войск Белорусского пограничного округа. На мой взгляд, большего унижения для одного из руководителей НКВД СССР вряд ли можно придумать. И, несмотря на то, что в должности командующего фронтом генерал И. А. Богданов пробыл меньше месяца, сам этот факт лучше всего свидетельствует о том, что генерал-лейтенант И. И. Масленников именно за какие-то серьезные провалы в работе в начале войны (о них мы можем только догадываться) Сталиным также был понижен в должности.
Некоторые факты указывают на то, что и в отношениях между И. В. Сталиным и Л. П. Берией в середине июля 1941 года также наступило похолодание. Судя по записям в Журнале посетителей кабинета И. В. Сталина, с началом войны нарком внутренних дел практически каждый день бывал в нем, участвуя в тех или иных совещаниях. Но вот за период с 21 июля по 21 августа 1941 года нарком внутренних дел ни разу не появился в кабинете Сталина. 22 августа он участвует в нескольких совещаниях, а после этого вновь пропадает до 6 сентября 1941 года. Причиной могли стать первые неутешительные результаты разбирательства по поводу действий некоторых руководящих должностных лиц Наркомата внутренних дел накануне и в первые дни войны. Сталин, по всей видимости, окончательно убедился в том, что Л. П. Берия лично сам неправильно оценил поступавшую в большом количестве разведывательную информацию накануне войны по поводу планов немецкого командования, чем ввел в заблуждение все советское руководство.
К сказанному следует добавить, что не очень удачно в первый день войны действовали многие части и подразделения войск НКВД на западной границе, в результате чего фашистские войска в первые минуты войны, захватив абсолютное большинство мостов через пограничные реки Западный Буг и Сан, а
