Паун боролся. Он должен верить. Он не может прислушиваться к этим мыслям. Но теперь Паун колебался. Его вера рушилась. Он верил. Но всё, что у него было, это неработающий Навык, и Бог…
Он был Богом для людей. В этом-то и была проблема. Возможно, они были грешны, но Паун не мог назвать Солдат грешными. Они были рождены без выбора; ослушаться — значит умереть. Как можно осуждать что-то, кого-то, кто не знал ничего другого?
Как можно назвать это грехом?
И тогда, когда Паун подумал об этом, он задался вопросом, как он может верить в Бога, если он не может верить в это. И как только эта мысль поразила его, Паун задался вопросом, что бы он делал, если бы этого Бога не существовало. Стал бы он подчиняться другому Богу? Поклонялся бы кому-то другому? Эрин говорила, что их несколько. Как насчет Бога, который метал молнии, или того, кто на самом деле является бесчисленным множеством Богов и Богинь? Как он мог выбрать?
В любом случае, все они были человеческими Богами. Антиниумам не нужен был Бог людей. Им нужен был другой.
Был ли Бог для антиниумов? Паун поднял голову и увидел только грязь. Он прислушался, но услышал только стук своего сердца. И смерть. Он слышал, как Солдаты били друг друга. Это эхом отдавалось в его сознании. В его сердце. В его душе.
Он пытался молиться, но никто не откликнулся. А Солдаты умирали. Последние из них падали, истекая кровью. Падали. И если они умрут, а Паун ошибся, что тогда? Они просто умрут, сгниют, и ничего не изменится.
Они не должны умирать в одиночестве. Паун молился, но ничего не слышал. Он молился за Солдат и чувствовал, что никто не откликнулся. Тогда он встал и закричал:
— Остановитесь! ОСТАНОВИТЕСЬ!
Его голосу не помогал Навык, но Паун кричал это слово снова и снова со всей силы, пока не наступила тишина. Он увидел, что Солдаты остановились и повернулись к нему. Клбкч застыл с одним клинком в теле Солдата, уставившись на него.
Паун поднял руки. Он дрожал. Но он всё равно заговорил, обращаясь к Рабочим:
— Я был неправ. Я ошибался. Для нас нет Бога. Нет места. Позаботиться об антиниумах некому.
Солдаты застыли. Они уставились на Пауна, не желая верить. Он почувствовал их замешательство, их страдания. Бога нет?
— Я молился, но ничего не услышал. Может быть, Бог есть. Но если так, то я не слышу его. Или её. Я не могу верить в то, что не могу ни увидеть, ни услышать, ни потрогать.
Его слова были похожи на дождь. Кусачий кислотный дождь, раздирающий его самого. Паун страдал, и ему хотелось плакать. Солдаты просто смотрели, с покрытыми кровью телами.
— Но. Я верю в Рай. Я верил. Я верил, что для нас есть спасение. Кто-то, кто будет помнить об антиниумах. Но, может быть, Рай только для людей.
Может, он есть только у них. Паун повернулся к Солдатам, обводя взглядом помещение.
— Нет никакого Рая. Не для антиниумов. Но он должен у нас быть. Должен. Поэтому мы его для себя создадим.
Вот. Он сказал это. Паун почувствовал, что в комнате воцарилась тишина. Он сделал один дрожащий вдох.
— Я не могу верить в Бога, который мне не отвечает. Я не могу верить в Бога, которого я не вижу. Но я могу верить в Рай. Я могу верить, что там есть спасение.
Это была ложь. Это была правда. Паун огляделся. Солдаты смотрели на него, умирающие и истекающие кровью. Но они смотрели на него, и он сказал им то, что было в его сердце.
— Верьте в это. Верьте, что, что бы ни случилось, вы будете спасены. Есть место, куда уходят мёртвые антиниумы, где у нас не будет приказов, где мы будем в безопасности и не будем чувствовать ни боли, ни голода.
Он раскинул руки, умоляя. Умоляя их понять.
— Но поверьте: вы не можете убить себя ради Рая. Мы должны построить его, в наших сердцах и здесь тоже. Если все антиниумы погибнут, кто будет верить за нас? Мы должны верить за тех, кто пал. Верить за себя. И жить. Мы должны жить.
Он сложил руки вместе. Все четыре руки сцепились, и Паун заговорил. Он вложил все свои надежды, желания, страхи и сожаления в следующие слова:
— Живите. Пожалуйста, живите.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он чувствовал, как разрывалось его сердце. Солдаты лежали на земле. Мёртвые. Умирающие. По его вине. Но он молился.
— Пожалуйста. Не умирайте. Живите и помогите мне. Помогите Улью. Помогите друг другу.
Был ли шёпот? Нет. Чувство? Нет. Был только Паун, одинокий, надеющийся и боящийся. Но, когда Солдаты прекратили сражаться, в комнату ворвались Рабочие с бинтами и средствами для свёртывания крови; Паун увидел, что его молитвы были услышаны.
— Положите мёртвых туда! Я хочу, чтобы здесь было как можно больше мешков! Разбудите всех Рабочих в соседних секциях! Шевелитесь! Быстро!
Клбкч выкрикивал приказы, а Солдаты ложились или садились, позволяя Рабочим ухаживать за собой. Паун стоял на коленях на полу и смотрел на каждого Солдата, пока они колебались, борясь за жизнь, а не за смерть. Он не мог закрыть глаза, и это было хорошо. Паун наблюдал за каждым Солдатом не отворачиваясь, и видел, как они отступали от края.
— Кажется, я говорил тебе не молиться.
— Говорил.
Паун уставился на Солдата, чей живот был разорван. Зеленая кровь стекала вокруг Рабочего, который пытался нанести прозрачный гель, чтобы остановить кровоток и удержать органы. Как бы Рабочий ни старался, он не мог закрыть рану. Но Паун молился. Он надеялся и желал, и постепенно гель начал прилипать.
— Некоторые умирают несмотря на то, что ты молишься.
— Да.
Клбкч посмотрел на Пауна. Паун пялился на умирающего Солдата, наблюдая, как он испустил последний вздох, а затем переключил своё внимание на следующего. И на следующего.
— Что такое молитва?
— Я не знаю. Но я надеюсь. Я надеюсь, что они будут жить, даже если умрут. Я буду продолжать надеяться и верить, что следующий Солдат будет жить.
— Независимо от реальности?
— Нет. Я буду верить, зная реальность. Потому что это и есть молитва. Надежда на лучшую реальность.
— Кому ты будешь молиться, если не Богу?
— Я буду молиться себе. Я буду молиться мёртвым. Я буду молиться Раю и верить, что он существует.
— Достаточно ли этого?
— Я не знаю. Но если Бог есть, я буду молиться ему, или ей, или им, если понадобится. Я буду молиться чему угодно или кому угодно.
Солдат, лежащий на земле, почти разрубленный надвое клинком Клбкча, зашевелился. Рабочий перестал тащить его к куче мёртвых и тут же начал тянуть его к живым. Паун позволил Клбкчу сесть рядом с собой. Ему было всё равно, будет ли он говорить или молчать. Ему было всё равно, что один из мечей Клбкча упёрся ему в бок.
Всё его существо было с Солдатами, которых он пытался оттянуть назад своими руками. Именно поэтому, когда Рабочим понадобилась помощь, чтобы перевернуть Солдата, Паун подбежал к ним. Он молился, держа в руках внутренности Солдата, и капля за каплей подавал воду тому, у кого не было желудка.
Когда последнего Солдата унесли лечиться в другое место, Паун встал в центре зала и уставился на мёртвых. Он чувствовал, как каждый из них тянулся к его сердцу, запечатлевая его душу. Их было так много. Погибло больше сотни, возможно, больше двухсот. Все по его вине.
Но некоторые остались живы, и Паун цеплялся за это. Он не поднял взгляда, когда к нему подошел Клбкч. Он просто склонил голову.
— Если ты убьёшь меня, пощадишь ли ты оставшихся Солдат? Они слушали только меня.
— Убью тебя?
Клбкч остановился рядом с Пауном. Ревелантор с любопытством уставился на Рабочего.
— Зачем мне тебя убивать? С какой целью?
— Я ослушался твоего приказа. И по моей вине погибло бесчисленное множество Солдат.
— И без тебя остальные бы тоже погибли. Если я убью тебя сейчас, они покончат с собой или станут Аберрациями.
Это была правда. Паун кивнул.
— Тогда что?
— У тебя есть класс. [Аколит], я полагаю. Возможно, сегодня ты повысишь уровень. На самом деле, я в этом уверен.
Паун в удивлении поднял взгляд. Клбкч кивнул ему.
