Вторым осложняющим обстоятельством было то, что искомые подростки протрезвели гораздо быстрее, чем того можно было ожидать, и, вместо того чтобы спать пьяным сном дома или у знакомых в ожидании неизбежной расправы, начали прятаться. Очень трудно найти в многомиллионном городе человека, если он хочет спрятаться по-настоящему, особенно когда он напуган до смерти и успел снять почти все деньги с банковской карточки родителей, до того как она была заблокирована.
Причины быть напуганными у них, конечно, были. Кто-то из них вспомнил, что девушку, павшую жертвой сочетания пубертатных гормонов и алкоголя, зовут Маша. Другой, ощутив смутный укол беспокойства, позвонил своему знакомому из тех, кто пригласил его на вечеринку, но сам почему-то не пришел, и поинтересовался фамилией Маши. После того как они узнали, что оставили за небрежно прикрытой дверью в чужую спальню Марию Германовну Галачьянц, едва живую от боли, страха и слез, хмель покинул их окончательно, а на смену опьянению пришла паника. Деньги были сняты с кредитных карт родителей в максимальных объемах, которые только позволили банкоматы, после чего кредитки безжалостно выбросили. За кредитками последовали сломанные сим-карты и разбитые телефоны. Они пересаживались из одной случайно пойманной машины в другую, каждый раз останавливаясь на безлюдных, глухих улицах и забиваясь все дальше и дальше в темные щели городских трущоб.
Всех троих люди Кардинала нашли чуть более чем через сутки. Были проверены все гостиницы, мини-отели, все квартиры и комнаты, сданные любыми способами за прошедший день. На трассах останавливали и досматривали грузовые машины дальнего следования и легковые автомобили, в которых сидело более двух человек. На вокзалах, платформах пригородных электричек и в аэропортах постоянно дежурили агенты вместе с нарядами полиции. Участковые прочесывали подвалы и чердаки. Были выставлены сторожевые посты по всем адресам, куда могли пойти трое искомых подростков. Велся мониторинг сотовой связи. Это была настоящая широкомасштабная поисковая операция, проводимая силами Кардинала, службы безопасности Галачьянца и полиции. Однако сутки уже были на исходе, а результаты оставались нулевыми: неуловимые подростки словно скрылись от готового настичь их возмездия где-то за гранью реальности. Тогда Кардинал решил проверить последний вариант, которым могли воспользоваться тинейджеры, не привыкшие и не умеющие прятаться в трущобных закоулках и на свалках, но имевшие на руках в общей сложности примерно полмиллиона рублей. Их взяли в одном из борделей на Петроградской стороне: не самом большом, не принадлежащем к сетевым заведениям такого рода, но вполне уютном, домашнем, который молодые дарования арендовали на сутки с продлением, используя тамошних сотрудниц не только по их прямому профессиональному назначению, но и для покупки продуктов и алкоголя, а также в качестве поваров. Возможно, они хотели отсидеться, пока хватит денег, и решить, что делать дальше. Во всяком случае, их затянувшийся визит был прерван, к вящему неудовольствию хозяйки заведения и к неописуемому ужасу самих юных гостей. Несколько человек буквально вынесли их из квартиры вниз по длинной, узкой лестнице, забросили в микроавтобус и передали Абдулле, у которого все уже было готово для того, что в его понимании являлось тем самым «адекватным наказанием».
— Даже страшно слушать дальше. Все, что приходит в голову, настолько отвратительно, что не хочется держать это там дольше одной секунды.
— Мне не рассказывать?..
— Продолжай, конечно. Просто после того, что я сегодня пережила и чего наслушалась, картины представляются самые жуткие.
— Боюсь, что действительность может их превзойти. Потому что теперь в этой истории появляется наш общий знакомый, Даниил Ильич Кобот, который сейчас раскроется перед тобой с еще одной выразительной стороны.
Абдулла и Кобот были знакомы уже давно. Ходили слухи, что когда-то Кобот, будучи военным хирургом на Кавказе, помог раненому Абдулле: того подобрали на месте боя федеральных сил с местными бандитами, к числу которых он принадлежал, и Кобот не только успешно прооперировал его, но и выдал каким-то образом за пострадавшего бойца спецназа, чем практически второй раз спас ему жизнь. Думаю, что Абдулла нашел способ, как отблагодарить чуткого доктора. И вот теперь, много лет спустя, он снова вспомнил о Коботе и обратился к нему за помощью, разумеется, не бескорыстной. Для того чтобы привести в исполнение задуманную Абдуллой казнь, требовалась хорошая операционная, трое хирургов и один анестезиолог. Операционную Кобот сумел арендовать на ночь в Военно-медицинской академии, нашел анестезиолога, а в качестве еще двух хирургов пригласил… догадайся, кого?
— О, Боже…
— Совершенно верно, еще двоих твоих знакомых, Эдипа Иванова и Георгия Мампорию. Как видишь, когда Кобот делал тебе предложение о сотрудничестве, он оказывал большую честь присоединиться к маленькому, но давно сплоченному коллективу мерзавцев.
Несчастных насильников привезли среди ночи в Военно-медицинскую академию и разложили на хирургических столах. Абдулла отдельно настаивал, чтобы они оставались в сознании, так что анестезиологу пришлось применить все свое искусство, чтобы так и было на протяжении того времени, пока склонившиеся над столами хирурги в масках отрезали лежащим подросткам руки и ноги. После того как руки были отделены от туловищ по плечевым суставам, а ноги были вынуты из бедренных, наступила очередь ампутации гениталий. Последними были глаза, которые извлекли из орбит, и языки, аккуратно вырезанные из ротовой полости. Операционная была залита кровью, а ампутированные конечности заполнили собой два больших оцинкованных корыта. К утру от трех молодых людей остались только человеческие обрубки, лишенные половых органов, слепые, мотающие безглазыми головами и издающие мучительное мычание. Впрочем, один из них все-таки умер после завершения операции: видимо, не выдержало сердце, а двое других были тщательно перевязаны и оставлены на пороге одной из больниц. Не исключено, что они живы до сих пор: в вечной темноте, немые, заключенные в гниющий обрубок беспомощной плоти. Говорят, что, когда Абдулла бодро отчитывался Галачьянцу о проделанной работе, тот сказал только одно слово: «Хорошо». И все.
— Кошмар какой-то…
— Да, кошмар. Но не больший, чем узнать, что твоя единственная и любимая дочь четырнадцати лет от роду жестоко избита, изнасилована, а кроме того, обречена на скорую и мучительную смерть. Дело в том, что в конце этой драматической истории прозвучал еще один аккорд, превратившей ее в настоящую трагедию.
У Маши Галачьянц обнаружили ВИЧ. Это выяснилось через три недели, при повторных лабораторных исследованиях крови, когда отец и дочь молча сидели рядом в пустом коридоре клиники, где ее лечили от последствий посещения дня рождения школьной подруги. Маша не плакала, а просто сидела и смотрела в стену перед собой своими огромными черными глазами, в которых уже не было слез, не отвечала на вопросы, не реагировала на слова, так что, когда в коридоре появился смертельно бледный врач с результатами анализов крови, навстречу ему поднялся один Герман Андреевич. Неизвестно, знал ли один из насильников, что где-то подхватил смертельную заразу, или нет — да это и неважно. Зато теперь Галачьянц узнал о том, что кроме сломанного носа, ушибов лица и многочисленных разрывов тканей полуночные кавалеры наградили его дочь вирусом, который с этого момента поселился в ее крови и останется там до тех пор, пока рано или поздно не сведет в могилу. Страшно подумать о том, что он испытал в эти минуты.
Галачьянц воспитывал Машу один: ее мама, его жена, умерла, когда Маше было два или три года, так что на протяжении долгих лет дочка была единственной и главной женщиной в его жизни. И конечно, он приложил все мыслимые и немыслимые усилия к тому, чтобы не дать развиться в ее организме смертельному заболеванию. Но увы — больше года назад ВИЧ активизировался, и наступила активная стадия СПИДа, прогрессирующая быстро и неумолимо. Я знаю об этом потому, что информация о болезни дочери Галачьянца мгновенно разлетелась по всем похоронным агентствам города, которые стали ждать ее смерти с голодным предвкушением гиен, рассчитывающих первыми добраться до организации обещающих быть невероятно пышными похорон. Новости об ухудшающемся состоянии здоровья приходили почти ежедневно: пневмоцистная пневмония, саркома Капоши, кандидоз пищевода, внелегочный туберкулез — девочка мучительно умирала, и похоронные агенты отслеживали неумолимую поступь смерти подобно шакалам, следящим за последними шагами обреченного животного.
— Необычно быстрое течение заболевания, — заметила Алина. — Обычно этот вирус убивает гораздо медленнее, человек вполне может прожить с момента заражения еще десяток лет.
