– Станислав Васильевич! – вскочил Денис с табурета. – Что же это делается? Что тут происходит?
– Спокойно, Денис, спокойно, – похлопал журналиста по плечу Крячко и снова усадил на стул.
Шумавин кивнул головой лейтенанту, чтобы тот вышел, а сам повернулся к другому офицеру – старшему лейтенанту с мощной шеей, на которой не сходился воротник форменной зеленой рубашки, и спросил:
– Что там произошло? – Потом глянул на Крячко и добавил несколько смущенным тоном: – Виноват, товарищ полковник. Разрешите представить, полковник Крячко из Главного управления уголовного розыска МВД России. А это – старший лейтенант Кущинский. Я ему помог устроиться сюда в оперчасть, когда его чуть не вытурили из органов. Помнишь, Санек, за что?
Старший лейтенант молча кивнул и отвел глаза. Крячко не мешал. Он понимал, что у этого спектакля есть определенная цель и майор знает, что делает. Шумавин продолжал с укором глядеть на старшего лейтенанта, чуть постукивая костяшками пальцев по крышке стола. Выдержав паузу, он пояснил:
– У Кущинского во время допроса выбросился из окна задержанный. Разбился насмерть. К счастью самого старшего лейтенанта, задержанный оказался преступником, на котором висела пара дел по тяжким статьям. Мне удалось тогда свести все к административному и дисциплинарному воздействию. Но начальник был на Кущинского очень зол и сожрал бы его обязательно, так что пришлось подсуетиться и воспользоваться связями, чтобы перевести его сюда, от греха подальше.
– Да помню я, помню! – недовольно проворчал старший лейтенант. – Че теперь об этом говорить!
– А то, Саша, что у тебя опять чуть было не случился несчастный случай со смертельным исходом. Ты сам в такую же камеру сесть хочешь? Работать надо, Санек, следить надо, думать надо. Что за ситуация у тебя сложилась в камере, кто и чего не поделил, почему на журналиста уголовники наехали?
– Да там не так все было, – поморщился старший лейтенант.
– А как? Рассказывай.
– Может, лучше я расскажу? – предложил Колотов. – Меня перевели в другую камеру сегодня утром, и я сразу понял, что это имело свою цель. Там, где меня держали до этого, были нормальные мужики… не в том смысле, что… Короче, за бытовуху под следствием сидели, а меня перевели к настоящим уголовникам. И наверняка им велели со мной разобраться, если не вообще убить. Они все утро шептались, а потом этот в черной майке, весь в наколках подошел и стал со мной разговаривать, как это у них называется, «за жизнь».
Дальше, судя по рассказу, все развивалось по стандартной схеме. Парня очень быстро обвинили в неуважении. Не так ответил, не поделился сигаретами. Журналист попытался объяснить, что уголовных порядков не знает и обвинять его в чем-то нельзя, но его не услышали. В камере с большим восторгом восприняли ситуацию, когда появился повод над кем-то поглумиться. Сам Колотов считал, что это была ширма. Не издевательства ради развлечения планировались уголовниками, а желание напугать, проучить или вообще убить.
Одним словом, вовремя Кущинский услышал шум, доносившийся из камеры. Как следовало из его рассказа, он держал камеру под постоянным наблюдением, заглядывая в глазок каждые полчаса. Контролеры косились на него, правда, они рассказали, что перевод Колотова осуществлен в другую камеру по распоряжению начальника оперчасти капитана Солодовникова.
– Ситуация, – покачал головой Крячко. – С одной стороны, Кущинский виноват, а с другой – мы ему еще и благодарны должны быть, что не дал важного свидетеля убить.
– Так не я это, – стал горячиться старший лейтенант, – Солодовников распорядился. Я даже не знал. А когда узнал, капитан уже уехал. И что мне оставалось? Я же не дурак, знаю, что и зачем делается.
– Слушай, Санек. – Шумавин подошел к старшему лейтенанту вплотную и покрутил двумя пальцами пуговицу на его рубашке. – Ты мне вот сейчас честно и откровенно скажи, ты на чьей стороне? Если Солодовников тебе начальник, если ты скажешь сейчас, что не хочешь против начальства идти, что боишься его гнева, что твоя хата с краю, я пойму и даже зла на тебя держать не буду.
– А че он мне… – нахмурился Кущинский. – Игорь Сергеевич, вы же знаете! Я…
Дверь неожиданно распахнулась, и старший лейтенант сразу замолчал. В камеру вошел высокий подтянутый капитан с насмешливым и даже немного надменным взглядом. Он посмотрел на журналиста, на его повязки, потом перевел язвительный взгляд на своего подчиненного и осведомился:
– Что здесь происходит? Что с подследственным, кто эти люди и почему они без ведома следователя общаются?
– Ну, меня-то вы знаете, Солодовников, – напомнил Шумавин. – А это полковник Крячко из Москвы. Из Главного управления уголовного розыска Российской Федерации.
– Я не получал известий из своего управления. – Солодовников сделал упор на слове «своего». – Все проверки и другие действия прошу производить с ведома моего начальства.
– Ваше начальство, – заговорил Крячко, вольготно расположившись на стуле, насколько это вообще было возможно, – узнает о том, что очередная проверка оперативной части СИЗО, и не только вашего, но и всех семи изоляторов вашего города, была инициирована лишь благодаря проступку капитана Солодовникова. Думаю, начальник управления будет рад и запомнит вас очень хорошо.
– Я все же настаиваю… – начал было капитан.
– Настаивать бесполезно! – рявкнул Крячко. – Отвечать обязательно! Кто вам дал указание переместить Колотова в другую камеру?
– Извините, товарищ полковник, но вы же понимаете, что следственные и другие процессуальные действия я с вами обсуждать не имею права. Вы хоть и в звании полковника, но из другого ведомства и не являетесь для меня начальником.
– Не являюсь, – согласился Крячко. – Но вызвать сюда службу собственной безопасности я вполне могу. И вашего начальника управления тоже могу сюда вызвать. Потому что я только что поймал за руку начальника оперчасти СИЗО, который выполнял заказ бандитов.
– Это было указание следователя! – высоким голосом ответил капитан и заметно побледнел.
– Не ври, Солодовников, – брезгливо поморщился Крячко и, раскрыв на столе кожаную папку, вытянул оттуда официальный бланк. – Вот постановление следователя, которое он выписал сегодня утром. Почитайте, почитайте. Это постановление об освобождении из-под стражи гражданина Колотова и изменении ему меры пресечения на подписку о невыезде. – Он повернулся к Кущинскому: – Товарищ старший лейтенант, довожу до вашего сведения, что в течение часа я решу вопрос с вашим начальством о временном отстранении от службы капитана Солодовникова и инициирую служебное расследование. У меня есть основание полагать, что именно вы станете временно исполнять обязанности начальника оперчасти. А посему возьмите гражданина Колотова и отведите его в комнату контролеров. Возьмите постановление и начните процедуру освобождения этого человека из-под стражи.
Кущинский протиснулся мимо Солодовникова, взял бумагу и кивнул журналисту на дверь. В камере для допросов остались только Крячко, Шумавин и Солодовников, торчавший столбом посреди помещения.
– Сядьте, – приказал Крячко.
Капитан посмотрел на него нервным взглядом, потом сделал шаг и сел на привинченный к полу табурет для допрашиваемых. Кажется, это место его нервировало, намекало на то, что и он может когда-то занять это место по велению судьбы-злодейки. Как говорится, от сумы и тюрьмы не зарекайся.
– Вы понимаете, Солодовников, что место работы может стать для вас… другим местом, – начал Стас. – И кто-то захочет от вас избавиться. Чего проще, да? Точно так же запихнут вас в камеру с уголовниками. А вы для них ведь не просто полицейский, вы для них местный «кум». Ох, сладкая для них ситуация, особенно, если им намекнут, что разборок не будет. Я ведь вам не угрожаю, Солодовников, я просто предупреждаю, что ваши высокие покровители, от которых вы получили приказ насчет журналиста, могут точно так же избавиться и от вас.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – промямлил капитан.
– Все ты понимаешь, – процедил сквозь зубы Крячко и наклонился к самому лицу капитана: – Хорохоришься, понт держишь! Думаешь, что тебя на твоем областном уровне защитят. Сынок, ты с кем тягаться вздумал? С МВД? С Главком уголовного розыска? Я тебя час здесь продержу, а за час придет приказ о проверке оперативной работы в этом твоем новеньком СИЗО. Ты знаешь, что я тут могу нарыть! Прекрасно знаешь! И от тебя открестятся все! Генералы, полковники и все остальные. Потому что ты для них мелочь, «шестерка», разменная монета. За тебя впрягаться, своими погонами рисковать, своей большой пенсией никто не будет. У тебя мозгов хватает хотя бы это понять?
