- Этот Рокфеллер… Хотя господин О’Читтер ударяет именно по его карману, нисколько не спешит действовать. Если позволять первому продолжать свои козни, это может плохо кончится. Для нас. Господину О'Читтеру ничего не стоит захватить власть хотя бы над банками. Он давно покушается на мой банкирский дом. Он спит и видит, как дом Моргана станет домом Читтера, - продолжая шмыгать носом, откровенничал Морган со своей библиотекаршей – единственным человеком, который знал обо всех его переживаниях, страданиях, взлётах и падениях. – Но есть и надежда. Она заключается в одном весьма непокорном и трудном характере в Европе. Да, да, я говорю об Александре Вингерфельдте – этот предприимчивый молодой парень неплохо дружит с башкой, он как раз из тех, кто нам нужен. Сейчас он переживает не лучшие времена. Его многочисленные компании и дальше развиваются, но сам он на грани банкротства. С маленькой командой доверенных сотрудников они творят воистину чудесные вещи в маленьком подвале дома. Им не хватает спонсора. Если мы выступим в этой роли, то сможем добиться весьма неплохих успехов. Чихать на всех этих рокфеллеров, вестингаузов, фордов и прочих! Мы справимся и без них!
Решив подкрепить свои слова делом, Морган громко чихнул. Очередная болезнь, а ведь с ними он уже так сжился, что и вовсе не обращал внимания на многие его мучающие боли и заразы. Как и Нобель, человеком он был неуравновешенным и болезненным.
- Это вполне неплохая мысль, - вслух продолжил размышлять Джон, - и надо спешить её реализовать. Война с господином О'Читтером приобретает весьма скудный характер. Она затягивается – ему-то что, ему выгодно этим заниматься и поднимать скандал за скандалом, тем более, если они в первую очередь вредят нам. Я не так молод, чтобы продолжать вести эту весёлую передрягу. Вот посмотри!
В руках великого магната была сжата стопка всяких бумаг разного формата и качества.
- Это всё – иски в суд. Он судится со всеми ведущими людьми, которые ему мешают. Мы прошли уже через множество судов, сейчас он пишет очередной иск в суд и плачет по поводу того, мы устроили без его ведома монополию, а теперь не хотим делиться. Он сетует на то, что у нас антимонопольная политика. И жалуется, жалуется, жалуется. До чего он мне тошен! Вот так уже (И Морган провёл ладонью по своему горлу так, словно бы хотел его перерезать)! Ты знаешь, как я расправляюсь с конкурентами. Я бьюсь с ними до победного, пока не разорю их, или не переманю их на свою сторону. Но господин О'Читтер – вот это да, тот весьма крепкий даже для меня орешек. Его ничего не берёт. И это так – в своё время он прошёл хорошую школу жизни, и теперь как зверь, чувствует опасность и изворачивается. Хотя, он всего в нескольких шагах отсюда…
И Морган подошёл к окну, отбросил занавеску и с нескрываемым призрением посмотрел в сторону окна ненавистного дома, в котором одиноко горела свеча. И это у такого богача, как Читтер! Какой позор…
- Решено. Завтра я отправлю сои приказы по поводу финансирования Вингерфельдта. Это риск! Большой риск. Лишь бы у этого парня всё получилось с его изобретениями…
На том и порешили. На следующий день, прочитав о решении своего «коллеги» Моргана в газете, другой, не менее именитый человек, чьё имя стало почти нарицательным, предался долгим и грубым ругательствам. Этого человека звали Рокфеллером.
В то время даже поговорка такая ходила: «Быть богатым, как Рокфеллер». Этот человек нажил себе весьма неплохое состояние на нефти, можно воистину окрестить его «нефтяным королём» - прозвище, которое долго носили братья Нобели. Но то в Европе. А в Америке совсем другие дела – этот континент лет на сто отставал от бурной своей «коллеги». Рокфеллер стал первым (!) миллиардером в мире. Ещё одна монополия, и снова в антимонопольном государстве.
Он смело давал взятки, не брезговал никакими средствами. Был личным другом Генри Форда, и часто раскаивался перед ним. Был мизантропом. Он ненавидел буквально всё: деньги, любовь, свет, людей… И всё же это был весьма влиятельный человек. На выборах он дал такую взятку, что всенародному избраннику ничего не оставалось как закрыть рот и продолжать болтать о несуществующих монополиях. А в тени стоял всё тот же страшный Рокфеллер.
Им пугали маленьких детей. Нефтяная лихорадка, захватившая мир, стала его золотым ключиком. Иными словами, зарабатывающий на торговле предприимчивый парень, оказался в нужное время в нужном месте. В 1871 году его компания (уже переименованная в Standart Oil) могла выдержать волны финансового кризиса. И выдержала. Фактически, он монополизировал промышленность по добыче нефти, скупая разоряющиеся холдинги.
Джон Рокфеллер считал живопись полным развратом и в его доме до сих пор нет ни одной картины – эту нелюбовь он привил и детям. Он мало ел, относясь к аппетиту как наказанию. «Что это такое: ешь и ешь, и еще хочется», – говорил он Генри Форду. На еде, он, кстати, не экономил, но и траты на нее считал бессмыслицей. До умопомрачения любил каштаны – все его карманы были забиты ими. И тем не менее тоже не жаловался, и занимался благотворительностью.
Своих детей он стремился воспитывать в том же духе. И они научились жить своим умом, и не только состоянием их богатого папочки.
И вот этот человек сейчас стоит возле окна своего дома – страшный, злой. И его личным слушателем на сей раз всё тот же старый приятель Генри Форд.
- Морган решил повести игру так, значит. Пусть! Пусть! На этом он и сломает себе всю шею. Мы поступим похитрее. Пусть они все перебьют друг друга в этой схватке, а нам достанутся все лавры победителя. Пусть Вестингауз занимается своими тормозами, а Томсон с Хьюстоном экспериментируют над переменным током. Пусть изобретёт лампу Вингерфельдт, и пусть на него растратит своё состояние Морган. Главное, чтобы рухнул Читтер. Вот мы и будем против него, пока не свергнем его с пьедестала. Мною купленные люди уже занимаются тщательным изучением его достижений. Скоро он взлетит на воздух со всем своим состоянием, как на пороховой бочке! Этот враль того стоит. Скоро всплывут весёленькие фактики, и покатится звезда гениального бизнесмена туда, откуда она вышла! – и он глухо рассмеялся. Но в трущобы Читтер идти отнюдь не горел желанием…
Рокфеллер знал о многом. В его голове давно уже был составлен хитрый план всех действий. Никто кроме него, не знал всей этой системы. Ему стоило только нажать на кнопку – и вся Америка задвигается. Но он чего-то выжидал. Чего? На этот вопрос может ответить лишь время.
Что мог ответить своему хорошему знакомому «автомобильный король» (и тоже король!), который в своих книгах претендует на роль социального реформатора, сам благотворитель и создатель конвейерного производства? Генри Форд сам часто выступал за человечность, которую умело сочетал с деньгами (одно другому не мешает) и нажил тоже весьма неплохой капитал. А оставалось ему лишь одно – слушать да делать выводы. Он не лез во все эти передряги, и вероятно, делал правильно…
В другой части света, в пригороде Праги, с наступлением вечера случился весьма забавный разговор, который несколько опережал события в Америке:
- Витус, ты меня слышишь? – ещё не теряя надежду уговорить его, продолжал дядя Алекс, преграждая путь из дома. – Какая тут лампочка! Я говорю о целой системе освещения. Я забегаю вперёд. Разве я многого прошу? Мне всего-навсего нужны пятьдесят тысяч долларов, и дело будет у нас в кармане!
… Вряд ли знали они, какой сюрприз им преподнесут следующие дни!
Глава двадцатая
Авас Бекинг был кем-то вроде личного механика Вингерфельдта. Весьма интересная должность, не так ли? Именно ему приносил все свои чертежи гениальных изобретений дядя Алекс, а ему ничего не оставалось, как всё это претворить в жизнь. Порой он сам не знал, что собирает. Каждый день был для него сюрпризом.
«Фабрика изобретений» - так назвали всю эту деятельность маленькой сплочённой компании в доме изобретателя. А позднее именно так прославится другое место на другом конце света – «Менло-Парк». Но сейчас по-прежнему 1908 год, со своими неувязками и тайнами…
Деятельность начала кипеть в самом разгаре, с тех пор как всю свору лиходеев Вингерфельдта выгнали прочь с их прежнего места. Идеи шли интенсивно, работы было много, поэтому подвал дома всегда был освещён. Здесь не было ни праздников, ни выходных. Одна работа. Большая, неутомимая и страшная работа. Именно в этой среде Вингерфельдт чувствовал себя, как рыба в воде. Он шёл к своей цели, несмотря ни на какие преграды. Удивительный человек этот изобретатель.
В этот миг он разрабатывал метод записи телеграмм на поверхности плоского вращающегося диска иглой, которая по спирали наносила точки и тире. Для воспроизведения телеграммы плечо рычажка помещалось в желобке цинкового диска, и когда диск вращался, плечо опускалось и поднималось в соответствии с пометками на диске.
