- Феликс, так может, ты расскажешь мне, наконец, что же произошло?
- Понимаешь, тут такое дело… Срочно нужна чья-то помощь. Я даже не знаю с чего начать… Легче если я это буду говорить без свидетелей, - и он многозначительно указал на подругу Мэриан.
- Хорошо. Может, я должна пойти к тебе в магазин?
- Именно это я и хотел предложить, - у Феликса просто заплетался язык. – Там тебе сразу всё станет ясно. А уж по ходу, я может, соберусь и скажу менее грустное сообщение…
- Грустное? Неужели что-то случилось серьёзное? Может, мне что-то надо взять с собой?
- Вполне хватит твоей головы, - честно сказал Феликс. – Я думаю, она будет дороже всяких примочек. Так вот, я бы хотел сказать…
- Да перестанешь ты волноваться или нет, в конце-концов!
Зелёные, как трава, глаза Феликса удивлённо взглянули на Мэриан. Он что-то ещё раздумывал, а потом пришёл к выводу, что раздражать людей ни к чему, и надо немедленно прекратить это занятие, и послушать, что говорят умные люди (которых сейчас представляла именно Мэриан). Он выдохнул, и продолжил разговор тоном спокойного и уравновешенного человека:
- Дядя Алекс прислал тебе несколько отчётов, их надо немедленно перепечатать на машинку, чтоб к завтрашнему дню всё было готово. Мало того, он просил меня передать, чтобы ты запаслась провизией для всей банды таких дилетантов, как и мы…
- И ради этого ты тут так мялся? – она упёрла руки в бока, и стала похоже на жену, которая застала своего мужа за каким-то богохульством.
- Нет, ну понимаешь, здесь не столько в этом дело... Вот, я всё собираюсь сказать, но что-то мне то и дело мешает. Так вот, Надькевич. Он расшиб мне стекло. И хотя он уверяет, что с ним всё в порядке…
- С ним не всё в порядке, - продолжила логическую цепочку со скучающим видом Мэриан.
- Да, как-то так, - и Феликс умолк.
Ссадины Надькевича (сопротивляющегося, конечно же), обработали на третий день после происшествия. При этом вид у Мэриан был такой, словно бы ей предстояло препарировать лягушку, а не замазывать «боевые шрамы» этому телеграфисту из их компании. Феликс то и дело был на подхвате, умело орудуя… пирожками. Весь смысл его пребывания состоял в том, чтобы не дать Надькевичу сбежать, а уж заодно решил подкрепиться пирожками, которые добрая начинающая медсестра принесла с собой. Но как это и водится, делал он это украдкой, чтобы не дай Бог, заметили.
- Феликс, я всё вижу!
- Мэриан, я всё слышу! – перекричал Феликс, но пирог на место уже положить не смог.
- Ухгг… - шипел Надькевич, когда замазывали его коленку какой-то отвратительной мазью.
- Цыц! – отрезала Мэриан и вдруг округлила глаза. – Да я боюсь, здесь предстоит делать операцию!
- Да ну, - Феликс быстро пережевал всё содержимое во рту. – Наверное, она очень серьёзная, и если бы не я, Надькевичу предстояло бы заразиться смертельной болезнью. У него зелёные коленки – первый признак острой формы стеклобиенофобии. Это очень опасная и заразная болезнь. Главные симптомы состоят в том, что пациент склонен к суициду, не разговорчив, шипит на врачей, словно зверь. Из всех способов народной медицины самым верным оказался лишь один: гильотина. Универсальное и бесподобное средство!
Надькевич только шипел. Но едва всё закончилось, он пулей выбежал из магазина, мотивируя это тем, что у него ещё за сегодня не все газеты проданы и умчался куда-то. Феликс, смотря на портрет Дизеля, только головой покачал.
- Мне искренне жаль, что всё так вышло. Ладно хоть, аналог этому стеклу нашёлся. А то я уж беспокоился, - во рту Феликса исчез очередной шедевр кулинарного искусства.
- Хватит есть! А то не хватит…
- Тебе? Я поделюсь! Я не жадный. Честное благородное!
Мэриан пыталась сначала сопротивляться соблазну съесть то, что приготовила для дядюшки, но смотря на счастливое лицо Феликса, который просто нагло брал и склонял её к греху, не устояла. А этот аферист ещё и продолжил всё это:
- Такие вкусные пирожки. Сладкие, прямо тающие у тебя во рту. М-м-м!
Племянница Вингерфельдта выхватывает пирожок из рук Феликса, ест сама, с оглядкой смотря на Феликса. Мэриан взглянула в корзину, и, поняв, что от былых времён остались лишь воспоминания (в данном случае – пять пирогов), в соучастии с продавцом магазина поспешила их умять без всяких на то угрызений совести. Она ещё не знает, а ведь именно этот момент в её жизни повлияет на всю дальнейшую судьбу…
«Алекс Вингерфельдт выше среднего роста с тёмно-рыжими волосами со значительной проседью: он не носит бороды, и у него свежее лицо совсем молодого человека, что составляет замечательный контраст с его начинающими проявляться сединами. Под массивным высоким лбом сверкают поразительные глаза, которые, кажется, пронизывают Вас насквозь, особенно тогда, когда он задумывается.
У него от природы общительный характер, он приятный собеседник; особенно он любит разговаривать с людьми, которым интересны его изобретения, и которые понимают их. Благодаря его добродушию и простоте, у него много друзей и знакомых, он обладает особым юмором и не прочь при случае подшутить над своими друзьями. Он хороший семьянин, нежный отец и муж шестерых детей; домашние его уже привыкли к его несколько оригинальному образу жизни, когда он несколько дней подряд не показывается домой и пропадает в своей лаборатории».
- Что это ты там катаешь, Нерст? Что за пасквили? – удивился Витус.
- Я пишу воспоминания о нас для потомков. Хочу. Чтобы Альберта Нерста все знали как гениального писателя. А ещё он хочет стать биографом великого изобретателя, который является кавалером Ордена Почётной Ложки, некоронованным королём электричества и прочая, прочая, прочая, - Альберт захлопнул свою тетрадь, в которую вносил только самые сокровенные записи. – Наконец, куда пропал сам наш Отец, Старик, и Святой дух, каждый день побуждающий нас к работе?
- У него совещание, - вздохнул Бекинг. – Там и Николас. Умные они все… Типа Официального приёма, что ли.
- Ну, долго он там не просидит, - мягко заключил Витус.
- Вот-вот! Всё равно сбежит в нашу тёплую компанию! Давно лампы не взрывались, непривычно тихо что-то стало. Пора приняться за работу…
Действительно, официальный приём заставил повременить со своими делами в лаборатории, которых у господина Алекса Вингерфельдта, конечно же, было немало. Но свет есть свет, и опять же это тот самый треклятый Морган. Он ещё сомневается в его способностях… Попробовал бы сам что-нибудь изобрести. Хорошо же сидится всем этим миллионерам на Уолл-Стрит!
Алекс ненавидел эти выходы в свет. Он жалел ещё, что полностью не потерял своего слуха. Всюду неслась великосветская болтовня ни о чём, все пытались показать что-то, сделать так, чтобы на него обратили внимание. Всюду фальшь, смех, иллюзии. И он. Чопорный, грубый изобретатель с лицом волка и глазами хищного, голодного орла. Рядом с ним был и Николас. С ним они-то и пошли на приём.
- Один я не могу пойти, - объяснял Алекс сербу. – Ибо всегда нужен тот, кто сможет меня сдерживать. Если я разойдусь, это плохо кончится.
- Для банкета? Я надеюсь, страшных случаев в практике не появлялось?
- Ну почему же. Например, из-за этого света я сделал себе печальную репутацию человека, который ест, как канарейка.
Николас глухо рассмеялся и глубоко задумался. Как канарейка… Это ему хорошо напомнило о нём самом! Когда Николас жил у своей тёти и учился в Реальной гимназии, ему круто доставалось за свой вид. Его попосту не кормили. Когда же дядя хотел что-то скинуть существенное ему на тарелку, тётя всё видела и отвергала это: «Нико слишком деликатен для этого». Бедный Нико голодал, и его муки голода были сравнимы разве что с муками Тантала. В его дневнике так и попадается запись: «Я ел, как канарейка».
Они пришли на банкет с заметным опозданием. Идя по улице прогулочным шагом, они так живо увлеклись беседой о технике, что Николас вполне смог простить даже тот недавний инцидент со своей идеей по поводу нового индукционного мотора. Разговаривали о разном, ибо оба были людьми на редкость начитанными. Как ни странно, в этих беседах и Алекс так же потерял свою привычную неприязнь, которую имел в той или иной степени ко всем своим товарищам по работе. Так прошёл весь путь, а перед тем, как войти, Николас взглянул на часы и усмехнулся.
Тем не менее, их выгонять за опоздание не стали, даже место приберегли. Неважно, что какой-то другой финансист лишился его из-за прихода этих двух важных особ. Да и не заслуживает он этого почётного места. Людей здесь было много, даже слишком много для такого помещения и такого стола.
Локоть Николаса беспрепятственно мог задеть локоть соседа, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Ничего, как-нибудь усядутся. Так и уселись все на своих местах. Пошли долгие беседы ни о чём. Но ведь, наверное, так и надо – любое празднество просто случай всем встретиться и обсудить последние новости. Здесь вышло тоже самое. У Николаса медленно стали увядать уши от всего шума, производимого тут. Разговоры, звон вилок, тарелок. Меньше всего наверное, здесь нравилось Алексу.
