драпируется на его твердости. Я чувствую себя такой маленькой в его объятиях, но в то же время... такой защищенной.
Я даже не подумала о его чудовищной природе, когда заснула в его объятиях после ванны.
То, что началось как лечение моей боли, закончилось тем, что я трахалась на краю ванны с задницей в воздухе и пальцами, держащимися за стену. В буквальном смысле.
Хотя я кончила дважды, Киллиан не торопился, даже больше, чем в первый раз, и я честно думала, что потеряю сознание от всего этого возбуждения, пронизывающего меня насквозь.
Когда он наконец кончил, то поцеловал меня в лоб, как обожаемый любовник, и оставил меня отмокать в воде, полуоцепеневшую, более болезненную, чем в первый раз, но такую безмерно счастливую.
Потом он вышел из ванной и вернулся, чтобы помочь мне ополоснуться, а затем отнес меня на кровать, простыни на которой были заменены.
Когда я хотела одеться, он оттолкнул мою руку.
— Не надо. Я хочу иметь доступ к твоей киске в течение ночи.
— Нет, если только ты не в настроении отвезти меня в отделение скорой помощи утром.
Он лишь усмехнулся, пробормотал:
— Очаровательно, — а затем прижал меня к себе, как будто это была самая естественная поза в мире.
Я из тех, кто почти не спит в незнакомых местах. Это защитный механизм, чтобы я могла убежать при любой возможности.
Так как же я могу спать в объятиях дьявола?
Хотя он великолепный дьявол со стальным телом. Даже когда он спит, я чувствую твердость его живота и груди напротив моей груди и живота и его... член между моих ног. Он определенно полутвердый и готов к большему.
Ему когда-нибудь бывает достаточно?
Вообще-то, нет. Я не хочу знать ответ на этот вопрос.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Это почти как если бы он проснулся — то же самое вечное выражение, пустота в нем, жесткие грани его черт, которые принадлежат модели.
Его привлекательная внешность всегда была оружием в его играх на уничтожение, поэтому я старалась не обращать на нее внимания, но он так красив. Так жестоко красив. Я могла бы смотреть на него весь день.
И я начинаю сексуализировать этого ублюдка.
А это опасно.
Потянувшись сзади, я потянула его за руку, лежащую на моей спине и медленно опускаю ее на матрас.
Я жду секунду, затаив дыхание, на случай, если он пошевелится.
Когда он не делает этого, я кладу ладони по обе стороны от его лица и приподнимаюсь. Его член скользит между моих бедер, и с его губ срывается низкий хрюкающий звук.
Я замираю, ожидая, что меня прижмут его смертоносные глаза и огромный вес, но он остается на месте.
Фух.
Боже, я могла бы убить его прямо сейчас. Может быть, задушить его, пока он спит, и избавить мир от его зла.
Но даже если я допускаю такую мысль, это просто не я.
С огромным дискомфортом и всплесками боли мне наконец удается, спотыкаясь, встать с кровати. Мне требуется несколько попыток, много вдохов и внутренних проклятий, чтобы надеть свою одежду — без нижнего белья, потому что я не могу его найти.
Вероятно, оно все равно испорчено.
Подняв с пола телефон, я морщусь от дюжины сообщений от друзей, затем засовываю его в лифчик и замираю, когда понимаю, что от меня пахнет им. Древесным, как его гель для душа, которым он меня намазал, но я также пахну сексом.
Который я начинаю ассоциировать только с ним.
Я бросаю последний взгляд на комнату.
Она такая же клиническая, как и Киллиан. Настолько безличная, что это могла бы быть спальня любого другого человека, если бы не медицинские книги на полках.
Я отступаю назад, не сводя с него глаз. Я ни за что не отдам ему свою спину после того, что было раньше.
Это стоило мне девственности.
Не то чтобы я считала это чем-то особенным. Я действительно никогда не находила никого, кому бы я хотела отдать ее, даже если это сделало меня изгоем в моей предыдущей школе и среди моих друзей.
Не говоря уже о том, что все парни, которые были у меня в школе, проверялись лично Лэндоном, и что-то мне подсказывает, что он угрожал им убийством, если они дотронутся до меня.
Меня это немного беспокоило, но не настолько, чтобы я закатила истерику.
Правда в том, что я была слишком апатичной, и, как бы мне ни было неприятно это признавать, я никогда не хотела никого с тем же огнем, который я чувствую к Киллиану.
Но я начинаю понимать, что ему нужна не только моя девственность, как я думала вначале.
Киллиан будет идти по нарастающей, как на войне — он будет хотеть все больше и больше, пока я не буду полностью истощена.
Пока у меня не останется ничего, чтобы отдать.
У него такой тип интенсивности. Шторм, который ты чувствуешь только тогда, когда он разрушает тебя изнутри.
В прямом и переносном смысле.
Поэтому я должна стараться держаться подальше и защищаться. Это будет истощать меня, и я, вероятно, буду ненавидеть себя за это, но это нормально.
Я могу это сделать.
Медленно, я открываю дверь и выхожу на улицу босиком, держа в руках свои ботинки.
Оказавшись на безопасном расстоянии, я надеваю их и направляюсь туда, где, как я помню, находится лестница.
Я прохожу несколько комнат — гораздо больше, чем нужно четырем людям. В этом особняке легко могла бы разместиться целая армия.
Или, может быть, призраки.
Готический стиль с его барочными обоями, мрачной мебелью и старинными канделябрами определенно придает ему атмосферу, подходящую для встреч с преступным миром.
Единственный свет исходит от тусклых хрустальных люстр, висящих над залами и над круговой лестницей.
Жуткая тишина пронизывает воздух, и не помогает то, что сейчас четыре часа утра. Я начинаю отчетливо слышать стук своего сердца.
Успокойся. Я же не делаю ничего плохого. Я просто пытаюсь уйти.
Хотя, может, я могу пошарить вокруг, вдруг там есть что-то, что можно раскрыть о Девлине.
Я быстро отбрасываю эту мысль. Меня просто поймают, будь то охранники или Киллиан. А я действительно не могу позволить себе снова оказаться в плену у этого монстра после того, как мне наконец удалось вырваться из его разрушительной орбиты.
Кроме того, мы с Гаретом договорились. Он уже поцеловал меня, доставил мне неприятности с Киллианом и использовал свою часть сделки по своему усмотрению.
—
