быть, он не пытается скрыть свою истинную сущность.
Но, по крайней мере, он надел штаны.
Я не осмеливаюсь посмотреть на него, и вместо этого сосредоточиваюсь на Николае, который вскакивает, как будто его не вырубили.
— На самом деле, мать твою, наследник Сатаны? Что это за привычка кидать в меня предметами? Тебе, блядь, жить надоело? — Киллиан хватает меня за горло, и я вскрикиваю, когда он прижимает меня спиной к перилам и захватывает мои губы своими.
Затем он использует мое состояние недоумения, чтобы просунуть свой язык внутрь. Он доминирует надо мной, делает меня полной и абсолютной податливой в его руках.
Я беспомощна, но все еще пытаюсь бороться. Я кладу руки ему на грудь, чтобы оттолкнуть его, но это только заставляет его грубость достичь нового, волнующего уровня.
Его пальцы сплелись на моей шее, и он целует меня с лихорадочным контролем.
Он целует так, будто трахает меня, будто снова хочет мной полакомиться, и у меня нет иного выбора, кроме как принять это.
Но я не его игрушка.
Я прикусываю его губу, а он прикусывает мой язык, еще сильнее, пока во рту не появляется металлический привкус.
Его кровь или моя, я понятия не имею.
Я уверена лишь в том, что война языков, губ и зубов с каждой секундой становится только сильнее, пока я не буду уверена, что моя голова взорвется.
Другая его рука обхватывает мое бедро, и он прижимает меня к себе.
Мои изгибы сминаются от его безжалостной суровости, и, оглядываясь назад, я понимаю, что никакие крепости, которые я могла бы построить, не смогли бы противостоять войне, которую ведет Киллиан Карсон.
Он всегда был создан для того, чтобы разбить меня на куски и заставить наслаждаться каждой минутой.
Может быть, бороться бесполезно.
Может быть, мне следовало покончить с потерями в самом начале. Ведь очевидно, что мое сопротивление — это то, что заинтересовало его во мне в первую очередь.
Как животное с острыми инстинктами, Киллиан, должно быть, чувствует, как я сопротивляюсь, потому что он погружается глубже, его язык опустошает мой, пока я не хнычу от яростной силы.
Его поцелуй — это проклятие в чистом виде, и хотя я думала, что он — не тот, кто мне нужно, возможно, этот монстр — именно тот, кто мне нужно.
Как только он чувствует, что довел свою мысль до конца, Киллиан отступает назад, его губы оставляют мои опухшие, распухшие и определенно с порезами, которые жгут.
Затем он медленно разжимает пальцы на моем горле и притягивает меня к себе, крепко схватив за бедро, чтобы мы оказались лицом к лицу с остальными.
Мое лицо становится похожим на сауну, когда я понимаю, что предыдущее шоу произошло перед его друзьями.
Черт.
Неужели уже слишком поздно раствориться в ничто?
Брови Гарета морщатся. Джереми улыбается, а у Николая открыт рот.
— Она моя и, следовательно, под запретом, — объявляет Киллиан спокойным, угрожающим голосом, глядя между братом и кузеном. — Вне, блядь, ограничений.
А потом он перекидывает меня через плечо, как чертов пещерный человек, и несет обратно наверх.
Я толкаю его в спину, когда кровь приливает к моей голове.
— Что ты делаешь? Спусти меня!
— Не могу. Ты, очевидно, решила, что выскользнуть из моей постели, как гребаный вор, думая, что это хорошая идея, но мы должны доказать обратное.
Я пытаюсь бить ногами по воздуху.
Шлепок.
Я замираю, когда жжение ощущается в моей заднице. Он только что отшлепал меня?
Мои глаза расширяются, и я замираю в оцепенении, когда он пинком открывает дверь в свою комнату и бросает меня на кровать.
Я не обращаю внимания на боль или неприятные ощущения, когда смотрю на него.
— Тебе следует стать пещерным человеком в качестве хобби.
Киллиан пинком закрывает дверь и подходит ко мне с мрачным выражением лица.
— Заткнись, Глиндон. Ты не хочешь провоцировать меня, когда я останавливаю себя от того, чтобы вернуться туда и убить своего брата и кузена за то, что они подобрались к тебе так близко.
Я сглатываю, серьезность ситуации заставляет мое сердце подскакивать.
— Ты бы не стал, верно?
— Это ты мне скажи, раз уж ты решила, что выставить себя напоказ перед ними — прекрасная идея.
— Я только хотела уйти.
— Ты не можешь уйти, когда ты спишь в моих гребаных объятиях, Глиндон. Я ослабил бдительность, потому что ты была со мной, но я должен был знать лучше и доверять хитрому кролику. Может, я теперь прикую тебя к себе. Повесить колокольчик на твою гребаную шею, чтобы я слышал, как ты уходишь. А может, электрошокер, чтобы никто не трогал тебя, пока меня нет рядом. — Он проводит рукой по волосам.
— Блядь. Я все-таки вернусь. Ублюдок Николай все ещё не в крови.
Он разворачивается, чтобы уйти и сделать то, что обещал.
И хотя мне на самом деле плевать на Гарета или Николая, я не хочу, чтобы на моей совести была чья-то кровь.
Кроме того, вот как он выглядит, когда его контроль конфискован. Это первый раз, когда я вижу его не в духе, и осознание того, что причина этого — я, наполняет меня странной силой.
Он холоден, расчетлив, не допускает никаких эмоций в своей броне, но он дал мне эту власть над ним.
Неумышленно, но она есть, и я хочу ее.
— Киллиан, подожди, — шепчу я, прежде чем успеваю как следует обдумать свои слова. Он наклоняет голову в мою сторону, держа руку на дверной ручке.
Я постукиваю по матрасу.
— Давай снова спать.
Он сужает глаза.
— Какого хрена, ты сейчас играешь?
— Нет, я просто хочу спать
— Ты хочешь, чтобы я поверил, что у тебя нет скрытых мотивов за твоей необычной просьбой?
— Нет, — говорю я и тоже верю в это. —Пожалуйста.
Он смотрит на меня минуту, его тело все еще повернуто к двери, и я думаю, что он проигнорирует меня и продолжит свой план насилия, но он отпускает ручку двери и шагает в мою сторону.
Мое сердце едва не падает в желудок, когда он снимает брюки и скользит ко мне, а затем тянет меня на себя.
— Еще раз уйдешь, и я, блядь, привяжу тебя к себе, — шепчет он мне в лоб.
— Я не уйду, — бормочу я в ответ и сопротивляюсь желанию поцеловать его грудь. Какого черта?
Это
