От этой «грамоты» прямой дорогой прошли советские политпросветители до «Морального кодекса строителя коммунизма», хорошо знакомого моему поколению по развешанным на видных местах плакатам, игравших роль скрижалей, на которых впечатали заповеди, сочиненные на Старой площади в отделе пропаганды ЦК КПСС.
Сочинялась «Грамота гражданина» в здании Министерства просвещения у Чернышева моста в Петрограде, куда Надежда Константиновна пришла, незваная, с Луначарским и «небольшой горсткой партийцев», с идефикс, что «надо ломать старую государственную машину, звено за звеном». Собственно, к моменту прихода партийцев все в этом министерстве, по существу, сломали. Никого, кроме курьеров и уборщиц, в коридорах и кабинетах не оказалось, а на столах чиновников громоздились горы неубранной бумаги, ставших никому не нужных документов.
Так что никто не мешал. Матросы не понадобились.
«Сразу же можно было ставить работу по-новому, опираясь на массы. Плохо было, конечно, по части финансирования, администрирования, учета, плановости, но дело быстро двигалось вперед, тяга к знанию в массах была громадна, масса напирала. Дело шло». Как? Об этом жена вождя в мемуарах не пишет. Впрочем, есть один эпизод, поразивший мое воображение при чтении «Воспоминаний о Ленине» Надежды Константиновны.
Приехал к ней с фронта за советом — как развернуть культработу — некий не названный ею товарищ. И рассказал, что поставили солдат на ночевку в реальное училище. А наутро глазам товарища предстала картина погрома: все книжки, карты, тетрадки, все учебные пособия они изломали, растоптали сапогами. Командиру своему они сказали в оправдание: «Баре проклятые тут своих детей учили». Товарищ им поверил, поверил, что увидел не простое проявление вандализма, свойственное людям испокон веков, а выражение классового чувства, точнее, ненависти к эксплуататорам.
И Крупская, запомнившая на всю жизнь рассказ об этом погроме в реальном училище, как и рядовой товарищ, увидела в солдатском погроме выражение «глубокой ненависти, которая существует к барской школе и всей старой культуре в солдатских массах». Помнила она с молодых лет и другой эпизод, как рабочий-ученик воскресной школы, где она преподавала, изложив толково прочитанное в учебнике объяснение доказательств о шарообразности Земли, добавил от себя в заключение: «Только верить этому нельзя, это баре выдумали».
Естественно, что после этого не раз говорили Надежда Константиновна с Владимиром Ильичом на тему о недоверии масс к старой науке и учебе. И вместо того, чтобы переубедить массы в том, что они глубоко заблуждаются, что старая наука дала России Периодический закон Менделеева, а учеба в гимназии дала Ленину замечательное образование, они поломали классическое образование, ликвидировали гимназии, уничтожили и реальное образование. То, что не успели сломать сапогами солдаты, поставленные на ночлег в стенах реального училища, сделал Наркомпрос.
…Уроженка Вологодской губернии не вполне подошла. Ее заменила мать большевика Шотмана, связного, телохранителя Ильича. Она навела в квартире идеальный порядок, чистоту, которую уважал в домашней жизни Ленин. Но пожить в этой чистоте пришлось недолго…
Бороться за мир большевики начали чуть ли не с первого дня захвата власти: знаменитый «Декрет о мире» датируется 26 октября, то есть 8 ноября по новому стилю. К тому дню линия противостояния России и Германии протянулась от Балтийского моря до Черного моря, за три года войны немцы захватили Латвию и Литву, часть Белоруссии с Брестом, а у русских в руках оказались часть Румынии и часть Турции, то есть можно утверждать, борьба шла на равных с переменным успехом.
Три года армия России сдерживала рвавшуюся на восток Германию, еще раз доказав миру свою силу и мощь. За несколько дней после начала в 1941 году войны с Советской Россией гитлеровская армия продвинулась вперед дальше, чем войска кайзера в 1914–1917 годах. Столицу Белоруссии немцы захватили на пятый день войны.
Но то, что не смогли сделать германские дивизии на фронтах Первой мировой войны, пытавшиеся прорвать оборонительные линии, сокрушить российскую армию, сделали народные комиссары. Первый удар по армии они нанесли в Смольном, когда в правительстве ее делами поручили заниматься триумвирату — прапорщику Крыленко, матросу Дыбенко и никогда не служившему в армии Подвойскому, организатору боевых дружин и отрядов Красной гвардии, слывшему в партии крупным военным специалистом.
Спустя две недели после переговоров по прямому проводу Ленин сместил Верховного главнокомандующего генерал-лейтенанта Духонина. Местный Совет арестовал его, а толпа растерзала на вокзале. Как пишет «Советская историческая энциклопедия»: «Но стихийное возмущение солдат было настолько велико, что Духонин был убит на вокзале толпой, несмотря на противодействие охраны».
Вместо боевого генерала главнокомандующим Ильич назначил все того же прапорщика Крыленко, который, приехав в Могилев, где находилась Ставка, ликвидировал ее как гнездо контрреволюции, а также потому, что большевикам она казалась ненужной вообще.
«Солдаты! — обращался вождь к нижним чинам. — Вы не дадите контрреволюционным генералам сорвать великое дело мира, вы окружите их стражей, чтобы избежать недостойных революционной армии самосудов и помешать этим генералам уклониться от ожидающего их суда. Вы сохраните строжайший революционный и военный порядок. Пусть полки, стоящие на позициях, выбирают тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем».
Но мог ли хоть один полк воспользоваться таким правом и заключить перемирие, имея перед собой противника, где дисциплина чтилась, где субординация соблюдалась, где солдаты подчинялись офицерам? Мог ли сохраниться порядок в армии, чей Верховный главнокомандующий растоптан толпой, которая управлялась прапорщиком, матросом и журналистом, редактором солдатских газет?
Дальше — больше. Все чины и звания, начиная с ефрейторского, кончая генеральским, по декрету, подписанному Лениным, народными комиссарами по военным делам и их «товарищами», то есть заместителями, упразднялись, все стали равны, все стали в один миг носить «почетное звание солдат революционной армии». Заодно отменили все ордена и прочие знаки отличия, не стало и «наружных знаков отличия», то есть погон, при обращении солдат к офицерам больше не требовалось отдавать честь, титуловать.
Таких мощных ударов никакая самая сильная в мире армия не выдержит. И «революционная армия» немедленно воспользовалась всеми обрушившимися на ее голову правами, она начала бурно разлагаться. По закону, по «декрету», началась демобилизация солдат призыва 1899 года. Ну а солдаты-граждане других возрастов делали то же самое, не дожидаясь циркуляра из Смольного.
Был еще один тормоз, задействованный свергнутым Временным правительством, — закон о смертной казни. Его отменил без ведома вождя несколько дней пребывавший в должности главы законодательной власти Каменев, избранный после захвата Зимнего председателем ВЦИК. Именно он, а не Свердлов, как гласили учебники истории СССР, избирался первым главой Советского государства. Узнав об этом решении, Ильич воскликнул:
— Вздор! Как же можно совершить революцию без расстрелов? Неужели вы думаете справиться со всеми врагами, обезоружив себя? Какие еще
