где учились и воспитывались девушки, как правило, знатного происхождения. Для ленинской квартиры управляющий делами подыскал место на втором этаже, там, где прежде жили классные дамы.
«В этом втором этаже было пять комнат, две из которых я предназначал Владимиру Ильичу, — пишет Бонч-Бруевич в очерке „Квартира Владимира Ильича в Смольном“. — Здесь же была кухня, водопровод, теплая уборная и небольшое помещение вроде кладовой. Квартира освещалась электричеством. Владимиру Ильичу эти комнаты понравились отдаленностью и тишиной».
Эта уединенность во многом была рукотворной. По команде управделами лифтовую шахту закрыли досками, никто не догадывался, что за ними курсирует лифт. Дверь в коридор квартиры всегда запирали, за ней стоял часовой. У Ленина имелись ключи от двери. Хозяин квартиры собственноручно подписал двадцать пропусков в тайный уголок Смольного, который давал право «свободного прохода по особому ходу на II этаж и подъема на лифте». То был, очевидно, первый советский персональный лифт, последний я видел в Доме Советов на Пресне, ставшем Белым домом, где для председателя Совета министров РСФСР устроили и персональный лифт, и персональный въезд на автомобиле. Из двери лимузина товарищ предсовмина мог ступить сразу в лифт.
Обставили комнаты институтской мебелью. Хотя девицы и классные дамы жили тут благородные, обстановка их комнат была простая. Поэтому и квартира Ильича заполнилась железными кроватями с «обыкновенными матрасами», таким же простым столом, стульями и зеркалом.
Бонч-Бруевич подыскал домашнюю работницу, выдвинув на эту должность родственницу своей няни, крестьянки Вологодской области. Она готовила обед. В совнаркомовском буфете Ленин по утрам имел возможность выпить стакан чая с куском сахара и куском черного хлеба, иногда к нему добавляли ломтик сыра, намазывали хлеб тонким слоем масла. Точно такие завтраки подавались всем членам правительства, а также сотрудникам управления делами, последним — по личному указанию вождя. В смольнинский период начались нехватки чая, порой его подавали «чахоточным», по выражению председателя Совнаркома. Нередко ему приходилось пить чай без сахара, бывало, что и хлеба не подавали. Все это происходило спустя два-три месяца после начала Великой Октябрьской революции. А как мы помним по описанию жизни Петрограда, осенью 1917 года после принятия исторического решения о вооруженном восстании все члены ЦК партии большевиков, собравшись на квартире литератора, проголодавшись за ночь, смогли под утро позавтракать, закусив полноценными бутербродами с колбасой и маслом. Надо полагать, что глава свергнутого правительства Керенский и члены его кабинета не пили суррогат чая, без сахара и хлеба, хотя дела в стране шли неважно, народ и армия роптали.
Буфетчица Лиза, подававшая чай в правительственном буфете, женщина добрая, чуть не плакала, вслух выражала неудовольствие по поводу того, что «нет ни куска хлеба, и звонили, что и не будет сегодня».
Услышал неожиданно это горестное признание некий солдат, оказавшийся в ту минуту в приемной Совнаркома, куда мог прийти в первые дни революции всякий. Между ним и Лизой произошел такой диалог:
«— Как, у Владимира Ильича нет хлебушка, чтобы чаю напиться?
— Да, что будешь делать, нет ни куска, день и ночь работает, а вот хлеба не дают ему…
— Ну нет, этого не будет, — сказал солдат, — с кем, с кем, а с нашим Владимиром Ильичом всем последним поделюсь».
И поделился, отрезав от хранимой в сумке буханки край.
После чего молча ушел, не дождавшись приема, возможно, сообразил, просить у вождя бесполезно, раз у него хлеба нет. Если верить склонному к беллетристике автору описанной сцены Бонч-Бруевичу, солдат на прощание сказал и такие слова: «Кушай, кушай! Будь здоров, а мы прокормим. Дай только срок вернуться домой».
Это обещание ни тот солдат, ни его дети и внуки не исполнили, не прокормили, мы даже услышали поразительные слова, достойные того, чтобы стать крылатыми: «Россия должна прокормить свое крестьянство», — так, кажется, сказал некий руководитель аграрного комплекса, требуя дотаций из бюджета.
Как мы знаем, за несколько часов ночью после захвата власти сочинил Ленин Декрет о земле, по которому крестьянство получило в пользование все помещичьи и церковные земли; казалось бы, сбылась вековая мечта пахарей, сотни тысяч гектаров лучших земель свалилось им с неба в руки. Но России, при самодержавии вывозившей хлеб за границу, пришлось при советской власти покупать зерно.
Кроме уроженки Вологодской области, по словам Крупской, «к Ильичу был приставлен один из пулеметчиков, т. Желтышев, уроженец Уфимской губернии». Этот «т.» носил вождю обед из столовой Смольного. И он, добрый человек, как Лиза, однажды принес в подарок Надежде Константиновне круглое зеркальце с резьбой и надписью на английском языке «Ниагара». Этот сувенир попал к Желтышеву после того, как охрана Смольного, пулеметчики, уроженцы разных губерний, нашли где-то в одной из комнат сваленные в углу шкатулки благородных девиц и расковыряли их штыками, так не терпелось им увидеть содержимое. А в шкатулках прятали девушки стихи, дневники, зеркальца, ленточки… Надежда Константиновна не стала перевоспитывать Желтышева, не сказала ему, что нехорошо воровать девичьи игрушки, безделушки, читать чужие дневники, раскуривать их. Она с благодарностью взяла зеркальце и хранила его; очевидно, оно где-то сейчас покоится в Горках, куда свезли вещи из музея-квартиры Ленина в Кремле.
Однажды уборщица при столовой в Смольном по фамилии Короткова увидела, как Ильич подошел к столу, взял кусок черного хлеба и кусок селедки и ест. По-видимому, кормежка та была бесплатная, казенная. Почувствовав на себе чужой взгляд, увидев уборщицу, вождь застеснялся, стал перед ней оправдываться: «Очень чего-то есть захотелось».
В первые дни после революции шел пролетарский премьер по лестнице, увидел эту Короткову, мывшую ступеньки. Когда она решила отдохнуть, прислонилась к перилам, взял да и спросил у нее: «Ну что, товарищ, как теперь, по-вашему, лучше при Советской власти, чем при старом правительстве жить?»
А товарищ Короткова, не знавшая тогда «кто есть кто», что с ней разговорился новый государь, взяла да ответила ему: «А мне что, платили бы только за работу».
Да, сколько написано про Ленина разных воспоминаний, каким он рисуется в них гением! И в действительно часто он один находил кратчайший выход из безнадежной ситуации, в которую сам приводил страну и народ. Но каким нужно было быть человеком, не знающим народ, чтобы задать такой вопрос уборщице, явно не желавшей управлять государством, которое для нее начал сооружать вождь мирового пролетариата.
Что подразумевал Ленин, когда спрашивал, не лучше ли стало жить под его руководством? Что он сделал для таких, как Короткова? Зарплаты ли прибавил? Так эту прибавку съела инфляция. Посадил Петроград на хлеб с селедкой, уравнял всех в праве на нищету? Не мало ли этого, чтобы уборщице стало жить лучше…
