Помню, например, что у правой колонны часто стоял Солженицын (А. И. Cолженицын в 1957–1962 годы работал школьным учителем в Рязани. —
В. Б.) <…> Причастников было немного, люди просто молились во время литургии. Но что важно — приходили только те, которым это действительно было нужно. Посещать богослужения в те годы было не модно, это было опасно. И какую же удивительную атмосферу создавали эти несколько сотен человек в храме. Люди, которые молятся! Не свечки ставят, не воду набирают, а молятся! <…> Когда люди собирались в храме, я, маленький мальчик, даже физически чувствовал эту силу — веру людей, которые пришли в храм молиться, после лагерей, после войны, после немыслимых испытаний, которые они преодолели». С 1956 года в соборе, во избежание тесноты за службой, ежедневно совершались две литургии — ранняя и поздняя.
Дружинники, упомянутые в этом отрывке, хлеб даром не ели — на большие праздники они просто не пускали в храмы детей и молодежь. Поэтому епископ Рязанский и Касимовский Николай, к примеру, сажал детей в свой ЗИМ, укрывая полами рясы, и подвозил к боковой двери алтаря, куда ребята и прошмыгивали прямо из машины.
Активности, с которой на Рязанщине проводилась антирелигиозная кампания, способствовало еще и то, что в конце десятилетия область находилась в центре внимания советской прессы. В январе 1959-го первый секретарь Рязанского обкома КПСС А. Н. Ларионов (кстати, очень многое сделавший для послевоенного развития города и области) взял на себя высокие обязательства по поставкам мяса — 150 тысяч тонн в год вместо обычных 75 тысяч. Инициативу Ларионова широко разрекламировали, назвали «Рязанским чудом», а область авансом наградили орденом Ленина. И план был выполнен, но чудовищной ценой: на Рязанщине забили весь скот, скупили мясо у населения, закупали его в соседних областях, причем на деньги, предназначенные для ремонта дорог и школ. Ларионову присвоили звание Героя Социалистического Труда. Но вынудили взять на следующий год еще более высокие обязательства — 180 тысяч тонн мяса. А в 1960-м вконец обескровленная область смогла заготовить только 30 тысяч тонн. Когда Ларионов понял, что обман неизбежно будет раскрыт, он покончил с собой. «Рязанское чудо», о котором трубили газеты, обернулось трагедией.
Вот на таком невеселом фоне приступал о. Иоанн к служению в Летове. На душе, безусловно, было тревожно, в особенности после того как завершилось его пребывание в Троице.
Последнюю службу в Троице вспоминала Сусанна Валова: «Праздник Воздвижения Креста Господня (27 сентября 1959 года. — В. Б.). На аналое крест, украшенный ветками кустарника с крупными снежными белыми плодами. У аналоя в облачении стоит отец Иоанн, грустный, помазывает своих, уже бывших, прихожан. Хор поет „Крест начертав Моисей…“ Прощай, Троица-Пеленица. В храме ощутима общая скорбь расставания, у многих на глазах слезы». Сейчас о служении о. Иоанна в Троице напоминает мемориальная доска на здании храма и прекрасно оформленный краеведом О. С. Бирулей-Тиханкиной информационный стенд в притворе. А настоятель о. протоиерей Михаил Аблязов бережно хранит старые облачения, в которых служили в 50–60-х годах, — вполне возможно, что и о. Иоанн тоже…
Летово располагалось даже ближе к Рязани, чем Троица, но не к югу области, а к северу, практически на границе с Московской областью. Это есенинские места: родина Сергея Есенина, Константиново, — всего в нескольких километрах. Недалеко и знаменитый Свято-Иоанно-Богословский Пощуповский монастырь, в то время занятый складами. Из Рязани — с полчаса езды электричкой, а дальше от платформы Истобники (это официальное название, но местные часто говорят и «Истодники») пять километров пешком до села. Дорога очень живописная — поля, луга, березовые рощицы, холмы, — но после дождей и зимой практически непроходимая. Сейчас до Летова добираться проще: сначала маршруткой из Рязани до Рыбного, а оттуда маршруткой до Летова; правда, ходит она только дважды в день, в 6.40 и в 12.00; можно доехать и на электричке.
Даже и по городским меркам немалый каменный храм в память бессребреников и чудотворцев Космы и Дамиана был построен в Летове в 1900–1902 годах на средства ярославского мещанина Игнатия Веревкина (могилу его матери Матроны Георгиевны, умершей в 1877-м, и сейчас можно видеть у храма). В 1937-м храм был закрыт. В марте и июле 1944-го верующие Летова подавали в Рязанский облисполком два заявления об открытии церкви, но оба раза им отказывали. Тогда летовцы написали в Совнарком РСФСР, и 28 августа 1944-го приказом из Москвы постановление облисполкома отменили — храм вернули верующим. Как и большинство церквей, к концу 50-х Космодамианская подошла давно не знавшей ремонта, почерневшей от времени; внутреннее убранство было не скромным и даже не бедным, а скорее нищим: стекла в окнах местами выбиты, престолы покрыты пеленами из марли. Зато стоял храм на холме, и его было видно издалека. От села его отделял обширный овраг, сейчас заросший высокими березами, а в конце 50-х еще «голый». Через овраг был перекинут довольно длинный мостик (тогда деревянный, теперь металлический), а дальше — околица, березы, пшеничное поле, лес на горизонте. Красивейшие места!..
О. Иоанн сразу же принялся за обихаживание нового прихода. Порадовало, что его староста, занимавшая должность третий год Клавдия Илларионовна Галицына (1916–2014), — деятельный, рассудительный и глубоко благочестивый человек (в конце жизни она приняла постриг с именем Клавдиана). Верной помощницей по хозяйству стала Агриппина Павловна Беляева, у которой батюшка снимал половину «финского» домика дачного типа.
Как прежде в Псков и Троицу, в Летово московские духовные чада повезли всё необходимое для ремонта — олифу, краску, ткани, многое другое, вплоть до гвоздей и шурупов. Чаще всего возили на себе — поездом, потом электричкой, — но иногда помогал знакомый Ветвицких Василий Григорьевич, у которого была собственная «победа». Ее нагружали так, что машина проседала почти до земли, но до Летова добирались успешно. Работа кипела почти непрерывно. Сохранилось имя одной из местных добровольных помощниц батюшки — 35-летней Марии Мурашовой: она «украшала новой краской кресты и колокольни, и храма, меняла цвет куполов, белила колокольню и храм, красила иконостасы и стены храма, помогала в постройке зданий и подсобных помещений, рыла землю, охорашивала огород, всего перечислить невозможно».
И уже вскоре о. Иоанн добился того, что на службы в Летово начали приезжать люди не только из Рязани, но и из Москвы, Ленинграда, его родного Орла. Добирались с предосторожностями — если видели местных, то пережидали в лесочке, кустах, а то и в стоге сена прятались. Но все эти трудности возмещались красотой и благолепием служб, совершаемых батюшкой. Особенно торжественно проходила служба на Успение Богородицы, 28 августа. Благодаря о. Иоанну в сельском храме начал совершаться и чин Погребения Богородицы. Эта красивая, торжественная служба, распространенная в Русской Православной Церкви в средние века, к ХХ столетию стала относительно редкой, но батюшка очень любил ее и практиковал еще во время служения в Измайлове. В русских традициях были две вариации отправления службы — вечером 27 августа (как в Киево-Печерской лавре) или вечером
