И я от страха вот это кидаю, нож, вся в истерике, плачу, как будто я их порезала!.. Я испугалась: хоть там секундно было, я испугалась! А если бы она быстро вошла, нож её бы задел, я от испуга испугалась, понимаете? И заплакала, заплакала!
А она говорит: «Чё ты плачешь. Он ко мне в гости пришёл». И вот её фраза, сестры фраза: «Ты у меня дома живёшь: изволь уважать моих гостей». Вот это уже был предел!
Я схватила летние тапочки резиновые, на ногах нет носков, по дороге схватила гамаш, куртку, выскочила, трясусь...
Гамаши — это чулки?
Ну как колготочки, да, но без пятки, вот без носочка без этого... как лосины. Выскочила и рыдаю, рыдаю...
А дело зимой?
Это двадцать третее февраля было! И я плачу, знаете, прямо на улице, выскочила на улицу, меня вот так трясло всю: пять, десять минут, зимой много там постоишь? И я бегала вокруг дома, чтоб не замёрзнуть... У меня слёзы до губ не доходили, они мёрзли у меня прямо вот по щекам...
Потом обратно в подъезд зашла. У них в подъезде здесь мусорный бак, и батарея идёт. Например, первый этаж и второй, между ними там батарея. Я там сидела у батареи... они не вышли, меня не искали: им как-то без разницы было. Матери нет, лафа — её друзья, его друзья там...
И уже в шесть часов я зашла там, оделась, ушла на работу. Там на работе ещё стояла ждала, пока контейнер открылся — зашла в контейнер к себе. Пока чай выпила, пока то-сё...
Потом уехали из этой квартиры?
Я сразу уехала. Я больше вообще... я её не могла даже видеть. И я уехала оттого, что боялась, что у меня кто-то дома узнает. Если дома узнали бы, что у неё ночью дома мужчина, то-сё... такие вещи уже... ей бы плохо было.
Убили бы?!
Нет, конечно, убить не убили бы... кто её убьёт. Просто бы от неё отказались родители, родственники. Она бы нормального мужа достойного, который может себе заработать... ну, не пьянчужка какой-нибудь, а нормальный пацан на неё не посмотрел бы уже. Потому что у нас город маленький...
Может, я из-за этого... третий год я всё это держала. И сейчас я вот с этих стен — встану, выйду — об этом никто не узнает. Это вот первый раз, что я высказалась про ту ситуацию...
Спасибо.
Может, просто скопилось так... Может, первый раз у меня кто-то спросил: ну, как у тебя дела? Что у тебя произошло в жизни?..
Так что вот, душевно вам рассказала.
III.
Черный
— He желаете? — Дмитрий Всеволодович приподнял бутылку вина и покачал ею из стороны в сторону, как маятником. — Патриотическое, между прочим? «Suworov» 50?.. Ну, как желаете.
Когда стало известно про скорый отъезд Белявских, всё в доме задвигалось. Наверху захлопали двери. Что-то царапало по полу, то и дело звонил телефон, стонали ступеньки. Анна с Лёлей исчезли, но появился Дмитрий Всеволодович с початой бутылкой.
Первым побуждением Фёдора было уйти, но потом он подумал, что будет достойней с его стороны — спокойно расстаться с Белявскими. Скоротать время, оставшееся до их отъезда — часа полтора или два, — за каким-нибудь малозначительным разговором.
— Я хотел вас спросить как филолога... — пощупал почву Федя. — Эта девушка — карачаевка — рассказывала про коня Каракуша: я вспомнил —
— «Кара-куш». «Чёрный» — кто?
— Орёл. «Чёрный орёл». Я вспомнил ваши слова про «Каренину» и «Карамазовых». Удивительно, но я прежде не замечал сходства. Вы считаете, это родственные слова?
— Что значит «считаю»? — Дмитрий Всеволодович развалился в кресле. — Чего тут «считать»? «Кара» — тюркское слово. «Кара-кум» — чёрный песок. «Кара-гёз» — чёрный глаз. «Кара-тай» — чёрная речка или чёрный овраг. «Кара-мазый» — тёмный, чернявый, здесь корня два: тюркский и старославянский. «Каренин» — от «карий», всё то же самое: тёмный, чёрный...
— Удивительно, что у двух великих писателей две великие книги...
— Не просто великие. Главные книги, которые названы по именам персонажей.
Не «Каренин» главный герой, не «кар», а «Каренин-а», «ка-ра». «Кар-ренин-а» — «Кара-мазовы», «ка-ра»-«ка-ра».
— Вы видите здесь какой-то... особенный смысл?
— Я вижу несколько смыслов. Во-первых, само слово «кара». Эпиграф помните «Анны Карениной»?
— «Мне отмщение...»
— «...и я воздам». Сам Толстой с первых строк заявляет, что книга — о воздаянии. «Воздаяние» — буквально «кара». Понятно? Понятно.
Теперь «Карамазовы» — что такое по жанру? «Карамазовы» — криминальный роман, детектив. Есть классическое преступление — и наказание, «кара». Но этот уровень — очевидный. А есть ещё внутренний уровень.
Мы как любители компаративной этимологии понимаем, что слово помнит свой корень. И если в слове есть эта тюркская «чернота» — она никуда не девается. Чувствуют это Толстой с Достоевским? Конечно. Они романисты. А назовите мне цвет романтичнее чёрного! «Чёрный» — в этом уже и тайна, и напряжение, и сюжет, и трагедия: «В чёрной-чё-ёр-рной ком-мнате...» Помните, в «Бешеных псах»: «мистер Белый», «мистер Красный»... «А кто будет „мистер Чёрный"?»
«Никто не будет, потому что вы друг друга поубиваете за эту кличку». Вот какая козырная кличка «Чёрный», не грех за неё и убить.
Неужели Достой с Толстоевским не знали, что знает пацан Тарантино? Они всё знали. Они были профи дай бог. «Кара-мазов», «Каренина» — это и есть «мистер Чёрный» и «миссис Чёрная», вот и всё!..
— Однако Платон Кара-таев совсем не чёрный...
— Ну что Каратаев? Каратаев эпизодический персонаж.
— Но в нём квинтэссенция русскости, русской идеи -
— Во-во: круглый, вонючий...
— Меня задела ваша идея про «память слова», и я согласен — но, может быть, эта память ещё глубже? Представьте: сначала русское слово «кара» в значении «наказание»; дальше тюркское слово «чёрный»; а вдруг ещё глубже — какое-то ещё «пра-значение»?.. Нас учили, что был «пра-язык» — допустим, индоевропейский язык: представьте, что некие пра-значения сохранились буквально на уровне слога или сочетания звуков?..
Вы говорите, «профи» и «романисты»: но Достоевский — не детективщик только, а Лев Толстой не автор любовных романов — они же гении, и писали они про Россию... Тогда, получается: если в одном случае герой «Ка-ра», другая главная героиня «Ка-ра», и ещё один второстепен ный — но крайне важный, центральный герой тоже «Кара» — может быть, в этом карканье что-то содержится? Что-то важное? Что-то про самую суть России, какая-то сокровенная тайна?.. Например, по-турецки «кар» — «снег»...
— Нет, про тайны — увы и ах, не ко мне... Хотя смешно. Карканье. Каркали-каркали — и накаркали...
— Эта девушка, Гуля — она ведь тоже «ка-ра», «карачаевка» —
— Ессессно. «Кара-чаевцы» — «чёрные...» татары, что ли... нет, не татары... черкесы! «Кара-чай» — это «чёрный черкес». Кстати, что у вас делает эта девушка?
— В каком смысле «что делает»?
— Ну, вы какой народ изучаете? Карачаевский? Адыгейский, черкесский? Вы вроде бы изначально про русский народ говорили?
— Вы знаете... — озадачился Федя, — мне эта мысль даже в голову не приходила...
— Ну, вы совсем ошвейцарились. В каком-то смысле, похвально. Мне рассказывали, как в Америке — в США — где-то были написаны физики, перечислены, и кто-то из наших заметил, что все евреи. На него посмотрели квадратными глазами: «Что значит евреи? Мы все здесь американцы!»
Но Россия-то — не Америка, не плавильный котёл. Тут эти номера не проходят. Карачаевка эта ваша — и русская Маня — у них всё разное: уважение к старшим, отношения между мужчиной и женщиной... Народ совершенно другой.
— Народ... Вы знаете, я в последнее время всё думаю: а что значит «народ»? Где место «народа» в Божественном замысле? Место —
— Ох, нет, «божественный замысел» — без меня!..
— Место «личности» — я понимаю... Хотя бы в общих чертах. Вот есть «я», вот есть «ближний», «другой» — некий встреченный мной человек, конкретная личность — я понимаю, что от меня требуется при этой встрече. «Родители», «мать», «отец», «сын», «семья» — понимаю. Есть заповедь. «Друг» и «враг» — понимаю! Свои обязанности понимаю: «враг» — это конкретный злодей, которого я тем не менее должен пытаться любить.
Даже «вся совокупность других», то есть «всё человечество» — более-менее понимаю...
А где «народ»? Где его место? Что это вообще такое? Ведь Бог изначально народов не создавал. Адам не был членом какого-то специфического народа. У Евы не было национальности, и у Авеля не было, и у Каина, и у Ноя... И в будущем веке, после Суда, когда Бог будет «всяческая во всех», то народов не будет, «ни еллина, ни иудея». Даже мужского и женского пола не будет...
— А, вот, оказывается! — усмехнулся Белявский, — отчего меня так не тянет в ваш «будущий век»...
