На поле боя присутствовал еще один трудно поддающийся калькуляции фактор, которого не было ранее и который наложил неизгладимый отпечаток на весь ход битвы, — это был русский солдат. Русские, сражавшиеся под Курском, были бойцами другого склада, чем те, с которыми ранее сталкивались немцы. Первоначально нацисты с презрением относились к «Ивану», считая русских низшей расой, неспособной успешно овладеть боевой техникой или солдатской профессией. Это отношение, однако, изменилось еще до начала Курской битвы. Немцы официально признали, что русским солдатам присущ исключительно высокий морально-боевой дух и они «сравнительно неплохо обучены». Очевидно, что если русские сумели выиграть сражения за Ленинград, Москву и Сталинград со «второсортными», технически слабо подготовленными войсками, то этот «новый» русский солдат, с которым предстояло столкнуться немцам, станет новой грозной силой на поле боя. Это должно было сказаться и сказалось на окончательном исходе битвы. Битва на Курской дуге общепризнанна как самое крупное танковое сражение в истории человечества. Ни в одной другой битве или кампании не участвовало такого количества танков, как под Курском. Но было бы серьезной ошибкой рассматривать эту вооруженную борьбу как схватку только между этими могучими машинами, укрытыми толстой броней. Все это так. Но следует учитывать и другие слагаемые битвы, помимо танков и боевых машин, — людей.
Курская битва, как уже говорилось выше, лишила немецкую армию возможности диктовать, когда, где и как будут вестись будущие сражения на Восточном фронте. Охарактеризовав ее как одно из величайших сражений второй мировой войны в целом, маршал Жуков отмечает, что «с тех пор до конца войны немецкие войска вынуждены были вести только оборонительные сражения».[79]
Никто не собирается утверждать, что немцы утратили способность вести широкие и разрушительные военные действия. Но после 50 дней боев под Курском они более не могли выбирать время и место. Эта привилегия теперь полностью перешла к русским. И подобное положение сохранится до конца войны, до штурма Берлина.
Разумеется, некоторые немецкие генералы признают подлинное значение Курской битвы как провалившейся попытки разбить советские армии и называют ее разгромом, катастрофой неописуемых размеров из-за ее влияния на последующий ход событий.
Большинство же немецких должностных лиц, однако, предпочли отвести свой взор от поля битвы и ее последствий.[80] Они расскажут вам, что ни одна немецкая армия не была окружена русскими, и это верно. Они сообщат вам, что среди солдат вермахта не было проявлений паники. И по большей части они правы. Они опишут доблестные арьергардные бои немецких войск, но им трудно признать, что это была доблесть войск, потерпевших поражение, а не одержавших победу. Они скажут, что русские-де понесли большие потери, чем немцы (хотя это весьма спорный вопрос и немецкие утверждения весьма сомнительны). Главный итог Курской битвы состоит в следующем: когда отгремели последние выстрелы на Курской дуге, стратегическая инициатива в войне перешла к Красной Армии, и именно она потом диктовала, когда и как будет вестись эта война.
Разногласия в верховном командовании Германии
«Цитадель», как и любая другая крупная военная операция, была детищем различных планов, директив, манипуляций и махинаций многих высокопоставленных лиц и офицеров нацистской Германии. Она не родилась на свет в одночасье как полностью созревший плод лихорадочного ума Гитлера или кого-либо из его генералов. Она складывалась постепенно, рывками и частями, и с самого начала на ее подготовке сказывались изменения планов, вызывавшихся многочисленными факторами, которые, казалось, менялись от недели к неделе.
В марте 1943 года в результате немецкого контрудара русские были вынуждены оставить Харьков. Командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал Манштейн хотел продолжить наступление и дальше, но успешным оно могло быть лишь в случае одновременного нанесения удара по русским войскам с севера на Курск армиями генерал-фельдмаршала Клюге.
В Берлине, где генеральный штаб ОКХ рассмотрел этот вопрос, однако, сочли, что предлагаемые Манштейном планы операций «Пантера» и «Ястреб» не приведут к успеху. К тому же начиналась оттепель — малоподходящее время для наступательных операций. Наступление войск Манштейна выдохлось, и фронт стабилизировался. Немцы оттянули с передовых позиций все танковые дивизии для переоснащения, пополнения и подготовки к новым боям.
Изучая общее стратегическое положение Германии, Гитлер и два генеральных штаба — ОКВ (штаб оперативного руководства вооруженными силами Германии) и ОКХ (штаб главного командования сухопутных войск) — пришли к единому мнению по двум пунктам: во-первых, что можно ждать вторжения войск союзников на континент и, во-вторых, что в 1943 году вермахт не сможет добиться желаемого исхода конфликта на Восточном фронте. В остальном же в высших эшелонах нацистского командования царил глубокий раскол. Одна группа генералов во главе с начальником штаба оперативного руководства Йодлем рекомендовала, чтобы Гитлер снял часть сил с советско-германского фронта и укрепил немецкие войска в Средиземном море и на Атлантическом валу. На Восточном же фронте лучше перейти к обороне.
Генеральный штаб ОКХ, который главное внимание уделял России, решительно выступал против такого предложения. Главное командование сухопутных войск подчеркивало, что положение на Восточном фронте ухудшается. К концу января 1943 года немецким войскам не хватало 487 тысяч солдат для выполнения своих оперативных задач. Немецкие бронетанковые войска понесли огромные потери. Германия вторглась в Россию летом 1941 года, имея 19 полностью оснащенных танковых дивизий, в составе которых находилось 3300 танков. Но в конце января 1943 года на всем Восточном фронте у немцев оставалось только 495 боеспособных танков. Сотни других находились в ремонтных мастерских. Требовались срочные пополнения, ощущалась нехватка самолетов, грузовиков и даже лошадей.
На этом основании ОКХ доказывало, что снять часть сил с Восточного фронта можно лишь на определенных условиях — значительно сократив протяженность линии фронта, чтобы войска могли отойти на наиболее выгодные стратегические оборонительные позиции.
Для Гитлера это было неприемлемым. Продолжение отступления на Восточном фронте означало пагубное падение престижа Германии среди сателлитов и утрату важных экономических ресурсов оккупированных районов России.
Однако даже сам Гитлер не мог не считаться с суровой реальностью, что вермахт более не способен предпринять широкое стратегическое наступление в России, и эту точку зрения разделяло его ближайшее окружение. Выход был один — надо было переходить к обороне. Но есть разные способы обороны, и в поисках оперативного решения, наиболее отвечающего требованиям момента, выбор остановился на Курской дуге.
Начальник генерального штаба ОКХ Курт Цейтцлер был полностью согласен с Гитлером, что наилучшим методом обороны длинной линии фронта в России является проведение ограниченных наступательных операций на отдельных участках Восточного фронта. Если провести такие операции, как только дороги подсохнут, русские не успеют начать свое наступление. Это позволит достичь ряда целей, которые наметил для себя Гитлер. Наступательный потенциал Красной Армии будет серьезно ослаблен. Необходимость перебрасывать немецкие войска со всех других театров войны отпадет сама по себе. Ударная мощь вермахта окажет глубокое впечатление на германских союзников, многие из которых стали сомневаться в способности Германии добиться победы.
Эти цели, разумеется, по своему размаху значительно уступали тем планам, которые Гитлер будет связывать с операцией «Цитадель» в разгар ее подготовки. Но планирование «Цитадели» началось довольно робко, и в первых своих приказах, отданных немецким командующим, Гитлер демонстрировал несвойственную ему нерешительность. 13 марта 1943 года он так изложил свой стратегический план:
«Следует ожидать, что русские после окончания зимы и весенней распутицы, создав запасы материальных средств и пополнив частично свои соединения людьми, возобновят наступление.
Поэтому наша задача состоит в том, чтобы по возможности упредить их в наступлении в отдельных местах с целью навязать им, хотя бы на одном из участков фронта, свою волю…
На остальных участках фронта мы должны отражать атаки русских, пока они не истощат свои силы…»
Среди генералов особое доверие Гитлер питал к Вальтеру Моделю, который настаивал, что его войска должны иметь достаточное время, чтобы подготовиться к наступлению и провести необходимую перегруппировку. Ссылаясь на данные воздушной разведки о глубине и мощи русской обороны, Модель доказывал необходимость значительного усиления его войск танками, артиллерией и пехотой. Гитлер признал эти аргументы достаточно убедительными, чтобы предоставить своим командирам дополнительное время для подготовки.
