прокуратуру. Думаю, зайду в уголовный розыск и узнаю, как ты там существуешь.
Николай потянулся к ней, хотел обнять, но Лена резко отстранилась:
— Не надо, Коля. Я ведь для тебя скорее друг, так, свой парень. Ты просто одинок, а во мне всегда уверен.
После плотного завтрака Лена принесла кофе и потребовала:
— А теперь давай все подробно, с самого начала.
Николай говорил долго, Лена не перебивала. Ее умение слушать Сомов ценил особенно. Из рассказа получалось, что убийство Яковлевых ему «подсунули», чтобы испытать на «крепость». Но он это преступление раскроет, чего бы это ему ни стоило. Именно он, Сомов, сумеет справиться с тем, что многим было не по плечу. Они просто не подозревают, с кем имеют дело...
— А пока вот сижу скромненько, изучаю и ищу старые ошибки и промахи. В общем-то, мне несладко, сама понимаешь.
Лена легонько провела рукой по волосам Николая и усмехнулась:
— Ну полно, Коленька, ты и вдруг «скромненько». Мне-то не надо. Знаешь же, что я тебя и такого люблю, — грустно сказала девушка. — Ты ведь гордец отчаянный и считаешь, что сильнее и умнее тебя нет никого.
— А ты сама-то как считаешь?
— Ну, мое мнение что! Я ведь не могу быть объективной.
Николай привлек девушку к себе, на этот раз она не отстранилась. Они лежали на тесной кровати, и Лена гладила его лицо, нежно проводила пальцами по его губам, ласково успокаивала.
— Все будет хорошо. Ты все сможешь. Только не отгораживайся от людей. Не сторонись их. Не считай всех подряд своими недоброжелателями, и все будет хорошо.
— Поедем со мной! Ты мне нужна.
— Не могу! — Лена вздохнула. — Как же вот так я работу брошу? Подожди немного. — Девушка встала. — Ты поспи пока, я прибегу, и о деле твоем поговорим подробно...
Николай прикрыл глаза и слышал, как осторожно, на цыпочках, чтобы не потревожить его, Лена ходила по комнате, направилась было к двери, но вернулась и склонилась над ним. Николай почувствовал ее дыхание на своем лице. Видно, хотела поцеловать, но побоялась разбудить. Волна нежности залила его. «Ах ты Леночка, Леночка, давно бы пора нам быть вместе...» — подумал Николай, засыпая.
В тот же день вечером Лена знала о «Тайне» все подробности.
— Да, ты, наверное, прав, мне тоже кажется, что Марфа Ильинична никому из посторонних дверь бы не открыла.
— А знакомых, Леночка, у них, кроме Валерии Петровны, фактически не было.
— Может быть, их еще просто не разыскали?
— Что ты, Ленок! Все их связи за предшествующие десять лет не просто проверили, а буквально просеяли.
— А вдруг у дочери, у той самой Людмилы, был кто-то, кого она с полным основанием могла скрывать от окружающих?
— Тогда этот «кто-то» был бы знаком и с Марфой Ильиничной. Иначе она ему бы дверь не открыла. Кроме того, этот «кто-то» был бы известен Валерии Петровне.
— Резонно, — согласилась девушка. — Но может быть, связи ее погибшего мужа?
— Проверяли, Леночка! Проверяли все досконально, но ни одного сомнительного человека не нашлось. Позавчера после пятиминутки полковник попросил меня задержаться и велел в одиннадцать часов прийти к нему со всеми своими заметками и соображениями. Я быстренько обдумал, что и как, а когда подошло время, захватил блокнот, гроссбух, куда всех, кто проходил по делу, записывал, и к нему. Зашел, смотрю, а там еще и начальник следственной части областной прокуратуры сидит.
— Свирский? Это мое высокое начальство, — объяснила Лена.
— Это теперь он «высокое», а когда убили Яковлевых, он старшим следователем был и полгода вел расследование по делу. Потом пришел мой Фролов со старшим инспектором Перцовым. Говорят, садись. Если хочешь, кури, чувствуй себя как дома, а заодно расскажи, что нашел интересного. Ну, начал докладывать. Назову фамилию из своей амбарной книги, а кто-нибудь сразу заявляет, что он того человека или группу проверял и что все люди к делу не причастны. Первым так уверенно высказался Свирский, потом Перцов, а когда назвал еще одну группу, сам полковник головой мотает: дескать, эти тоже ни при чем. Да вдруг как засмеется: «Что же это получается, товарищи, — говорит, — я велел всем Сомову своих мнений не навязывать, а выходит, мы удержаться не можем. Так дело не пойдет. Давайте, товарищ Сомов, кто из вашего алфавита остался неясным, непроверенным и вызывает сомнения?» Ну, я отвечаю, что дело еще не дочитал и в отношении каких-то отдельных лиц ничего конкретного сказать не могу, но хотел бы поговорить о деле несколько в ином плане. Все насторожились, полное внимание, а я продолжаю: «Прежде чем говорить о людях, что проходили по делу, может быть, есть смысл попробовать досконально разобраться в мотивах преступления?» Вижу, Фролов нахохлился, собирается что-то сказать, но полковник его опередил: «Вы, Алексей Иванович, — говорит, — погодите возражать, в том, что предлагает Сомов, что-то есть. Позовите Антонину Ивановну, пусть она наш дальнейший разговор застенографирует». Пришла секретарь, приготовилась, а полковник мне: «Продолжайте, Николай Павлович!..» Ты вот, Леночка, при каждом удобном случае эгоистом меня зовешь, а начальство по имени-отчеству величает.
— Это они оттого, что тебя еще не знают. Придет время — разберутся.
— Думаешь, разберутся?
— Всенепременно. И наступит расплата. Ладно, рассказывай дальше.
— Открыл я блокнот, заглянул в записи и спрашиваю: «Как вы думаете, товарищ полковник, если бы это убийство с ограблением совершили рецидивисты, за пятнадцать лет дошли бы до уголовного розыска о них какие-нибудь слухи?» «Скорее всего, — отвечает полковник. — Нам бы, наверное, стало известно, у кого из рецидивистов объявились большие деньги или другие ценности». Я опять вопрос: «А если предположить, что убийство совершено не рецидивистами, а какими-то аморальными, подлыми людьми, но опять-таки с целью ограбления, всплыли бы за эти годы на поверхность ценности, взятые у Яковлевых? Или во время сбыта, или в том случае, когда у сомнительных лиц вдруг появились от реализации награбленного крупные деньги?» Полковник смотрит на меня пристально, но молчит. А Свирский толкнул его в бок: «Силен твой Сомов. Хочет навести нас на мысль, что тут, может быть, месть, а ограбление — дело второстепенное». А я опять скромно опускаю глаза и тихо так рассуждаю: «Окончательно предположить что-нибудь я еще не могу. Все дело не изучил. Однако уже вырисовываются некоторые интересные обстоятельства. Во-первых, из показаний сослуживцев Родиона Яковлева видно, что он постоянно вел
