Неодолимая сила влекла их друг к другу, но, поименовав свое чувство вслух, они ощутили страх — столь сильное и внезапное, оно казалось безумием. Безумная любовь, внезапная любовь, любовь, поражающая, как разряд молнии, как удар кинжалом!
Молодой монах-махаянист впервые испытывал столь сильное влечение к женщине. Он вспомнил, как старший товарищ, присматривавший за молодыми послушниками в монастыре Лояна, учил, что в таком случае бывает полезно вылить на голову кувшин холодной воды, а затем прибегнуть к медитации. Теперь Пять Защит вдруг понял слова Безупречной Пустоты, ранее казавшиеся туманными; тот объяснял ученику, из чего состоит Просветление, главная цель всех духовных и физических упражнений чань-буддизма. «Стань легким, стань пустым. Устремись туда, куда, увлекаемые ветром, падают с деревьев малые ветки; стань сам такой веткой, пусть дыхание ветра подхватит и понесет тебя. Твой дух должен освободиться от всех мыслей, всех желаний, от мелких целей, от осознания себя; нет иного пути к Просветлению, кроме того, что проходит сквозь тебя, поражает и захватывает! Путь решает, куда идти путнику!» — так говорил ему старый аскет.
Эти парадоксальные слова Пять Защит заучил наизусть, но так и не сумел постичь их истинный смысл. И вот теперь, рядом с этой девушкой, наставления великого учителя дхьяны внезапно стали совершенно ясны и прозрачны.
Ты находишь самое главное, когда ничего не ищешь!
Что касается Умары, в то утро она выехала прокатиться по пустыне, надеясь во время быстрой скачки привести в порядок мысли. Ее горячая лошадка несла и второго седока — Пыльную Мглу; мальчик крепко обнял девушку за талию, чтобы не упасть. Он стал привычным спутником, его присутствие нисколько не смущало Умару. Она прямиком устремилась к той скале, в которой было устроено тайное хранилище монастырских книг. Хранилище ее собственной тайны.
Когда прекрасный незнакомец по имени Пять Защит возник на ее пути, она испытала незнакомые ощущения. В его присутствии Умаре бывало трудно дышать, все тело отзывалось истомой на его приближение. Прежде она не испытывала ничего подобного, но инстинктивно распознала впервые возникшее желание. Ей хотелось оказаться в его объятиях, прижаться губами к его губам…
— Умара, у тебя нерадостный вид! Мудрые говорят, юных девушек отличает веселый нрав, а грустными бывают только влюбленные! — заметил Пыльная Мгла при встрече, которая, как обычно, состоялась вскоре после восхода в епископском саду.
Умара вспыхнула, но сделала вид, что не обратила внимания на эти слова.
— Сегодня у меня нет занятий — учителя китайского и санскрита должны участвовать в священной церемонии. Хочешь покататься со мной на лошади?
— Но ведь твой отец дома!
— Вот уже несколько дней, как папа разрешил мне выходить без сопровождающих. И брать лошадь, когда захочу.
Однако мальчик не спешил прыгать от радости. Ему не хотелось признаваться, что он не умеет ездить верхом.
— А Голеа? Разве она не станет переживать?
— Если ты так беспокоишься о Голеа, — заявила Умара, — я, так и быть, предупрежу ее, что отправляюсь на прогулку и вернусь к обеду. Жди меня на ближайшем перекрестке, сядешь на круп у меня за спиной. Ты легкий, мы сможем скакать на одном коне!
Пыльная Мгла не нашел повода отказаться.
Они галопом пронеслись по пустыне — лошадь взмахивала гривой и радостно ржала, ощущая свободу и простор среди моря песчаных дюн. Мальчик обнаружил, что совсем не боится, и перестал стискивать талию своей спутницы. Вскоре они оказались у скалы, где хранились спрятанные книги, а также их маленькое сокровище. Когда девушка собралась подняться по веревочной лестнице, Пыльная Мгла взмолился:
— Умара, я пойду поохочусь на гигантских цикад, вон там, в расщелине! Пока ты будешь смотреть на пустыню, я успею их наловить. И на тебя тоже!
— Но зачем?
— Как зачем? Они вкусные! Надо только насадить на палочку и зажарить.
— Бр-р-р… Ты еще скажи, все эти скорпионы и прочие таракашки, которых продают на китайском рынке, тоже вкусные!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Конечно! Поступай, как хочешь: раз не любишь, не ешь. А можно мне взять твою лошадь немножко покататься? Я не очень умею, но хочу поучиться.
— Конечно, бери. Не сомневаюсь, что ты станешь отличным наездником…
Умара в одиночестве отправилась навстречу судьбе, по веревочной лестнице забравшись на вершину, где и встретила Пять Защит.
Назвав свое имя, Пять Защит спросил, как ее зовут.
— Умара, — с улыбкой ответила девушка.
Эти три слога прозвучали для очарованного молодого человека сладчайшей музыкой.
— Кто ты? — спросила красавица, не сводя с него сияющих глаз.
От растерянности и смущения он начал представляться излишне формально:
— Я монах-буддист, помощник достопочтенного Безупречной Пустоты, настоятеля монастыря Познания Высших Благодеяний, что в Лояне. Он принадлежит Церкви Большой Колесницы…
— Но я видела на тебе веревки.
— Меня захватили в плен, — коротко ответил юноша; ему совсем не хотелось говорить о постигших его бедствиях. — Что ты здесь делаешь? — спросил он, утомившись рассказывать о себе.
— Ничего особенного… я гуляла. Мне очень нравится это место. Красивый вид… И ты тоже красивый! — вдруг выпалила она, глядя прямо в лицо оторопевшему от неожиданности юноше.
Юная несторианка, воспитанная в строгих моральных правилах, твердо знала, что ее отец не позволил бы ей смотреть в глаза малознакомому мужчине и тем более — говорить столь свободно. Однако здесь, на краю пустыни, она ощущала себя дикой и необузданной: здесь ей ничего не стоило прикоснуться к мужчине и заглянуть ему прямо в глаза… или даже обнять… А монах-махаянист, которому запрещено было даже случайно прикасаться к женской коже, сам не понял, как заключил ее в объятия… Для него это было истинным Просветлением, какое пережил Будда в индийском пригороде, под деревом Бодхи — священной фигой, у чьих корней всякий год простираются ниц тысячи адептов буддизма. Для нее же — Откровением, которое познал Христос в Гефсиманском саду, пока апостолы спали.
Умара и Пять Защит поняли, что составляют отныне единое целое. Судьба предназначила им эту встречу на скале, надлежащим образом устроив ее.
Внизу, под скалой, с которой свисала веревочная лестница, Кинжал Закона и ма-ни-па ждали своего спутника, который взобрался наверх, чтобы осмотреть окрестности. Они не замечали Пыльную Мглу, ловившего в отдалении цикад и, опасаясь их спугнуть, двигавшегося очень плавно и осторожно… Его голова лишь иногда показывалась над скоплением камней и снова исчезала, когда мальчик, полуприсев, набрасывался на добычу. Лошадь же, которую он увел с собой, оказалась скрыта за крупным обломком скалы.
В тот момент никто из троих монахов даже не подозревал, что за стеной перед ними прячется книгохранилище монастыря Спасения и Милосердия. Знали бы они, как легко в него проникнуть! Как быстро смогли бы разрешиться тогда многие проблемы…
— Хорошо спали? — спросил Улик у Кинжала Закона и Пяти Защит, когда они вышли к завтраку в общую залу постоялого двора.
— Он — очень плохо. Ворочался всю ночь с боку на бок. Мучался животом. Можно мне сходить на рынок за снадобьем? Лучше будет поискать там лекаря. А то ему и в неделю не выздороветь… — Пять Защит кивнул на Кинжала Закона, выглядевшего не лучшим образом и глухо стонавшего время от времени.
Эта уловка входила в план побега, разработанный совместными усилиями. Все ради намеченной цели — постучать в ворота местного буддистского монастыря и обратиться к его настоятелю Центру Равновесия с рекомендациями Безупречной Пустоты и с просьбой о помощи в избавлении от неволи — и самих пленников, и небесных младенцев, ведь те по-прежнему оставались в руках персидского вождя. Улик перевел сказанное Маджибу, у которого со времени прибытия в оазис удивительным образом улучшился характер. Тот милостиво кивнул в знак согласия и сказал лишь несколько слов.
— Вождь Маджиб разрешает вам идти. Но он заботится о том, чтобы дети пребывали в добром здравии, а потому советует не задерживаться, чтобы вечером успеть их умыть и покормить!
