Видение погасло.
– Как же так?.. Ах, Дениска, ах, сучара, мы же с ним всё перетёрли! Вот… – Максим Васильевич вскочил, выгреб из сейфа стопку бумаг и трясущимися руками начал их перебирать, роняя листки на пол. – Вот же… И вот… И эта вот… Что же он? Не по понятиям! Падла, ах, падла…
Георгий Васильевич терпеливо ждал, иногда прищуривая правый глаз от сигарного дыма.
Постепенно острый приступ ужаса у Максима прошёл, и он начал кое-что соображать. Плюхнувшись в кресло, «Мориарти» долго разглядывал Георгия Васильевича, напряжённо шевеля губами, потом неожиданно сиплым, осевшим голосом спросил:
– Где это, ну, было? То есть будет… То есть, бля… в общем… Когда?
– Я плохо знаю географию Подмосковья, – пожал плечами дьявол, – да и какое это имеет значение? Мы ведь с вами увидели только один из возможных вариантов хода событий.
– То есть…
– Разумеется. Вы ещё можете ну, например, договориться с этим… Как его? Денисом.
– Я уже с ним один раз договорился, – болезненно усмехнулся хозяин, – и вот что из этого вышло. Выходит, в первый раз я лоханулся. Но второй ошибки не будет! Послушайте, а что если…
Разом постаревший, как-то вдруг облезший и потерявший лоск Максим, как преданная собака взглянул на дьявола, – а что если мы с вами… Да нет, чепуха, что это я… Для вас это не уровень… При ваших-то возможностях… У меня и денег таких нет. Ладно, – тяжело вздохнул он, – я уж как-нибудь сам попробую это разрулить.
– Ну, вот и чудесно, – сказал дьявол, аккуратно стряхивая серебристый пепел, – таким образом, проблемы типографии больше не существует? Я верно вас понял?
– А? Что? Какая типография?! А-а-а… Нет, что вы! Если бы я знал… Я бы никогда… – бормотал хозяин, вскочив с кресла и боясь подойти к Георгию Васильевичу.
– Тогда позвольте откланяться, – сказал дьявол, – до встречи.
Выходя, я оглянулся. Максим Васильевич трясущимися пальцами перебирал связку ключей.
***
У входа в Лавру Георгий Васильевич сообщил, что ему нужно навестить «одного старого знакомого» и распрощался, а Букварь повёз меня домой. Он успокоился и вёл машину аккуратно. Стемнело, стало прохладно, над грузными монастырскими стенами метались ночные птицы.
– Н-да-а… – протянул Сан Саныч. – Этот твой Георгий Васильевич – тип. Он раз мне в глаза взглянул – аж сердце остановилось. Не глаза, а как будто две дыры в космос. В пустоту, понимаешь? Такую, в которой ничего нет, ни начала, ни конца. Если у вас в конторе хоть один из ста такой, я диссиде и шпионам всяким не завидую. А может, он и не из конторы вовсе? Ты заметил, как он с Максимкой попрощался?
– Нет, а что?
– А то! Он не сказал: «Будьте здоровы» или там «До свидания», он сказал «До встречи».
– Ну и что? – изобразил я непонимание.
– Я так понял, что Денис всё-таки успеет первым, и Максим с твоим приятелем скоро встретится. А вот где и когда, другой вопрос. Такой вот, понимаешь, жизнеутверждающий намёк.
– Ну, может, и так, – сказал я, – хотя, по-моему, ты что-то себе нафантазировал. Приедешь домой, лучше водки махни и спать ложись.
Остаток пути мы проехали молча.
Глава 18
…вот так и получилось, что я стал целителем крестоносного войска. Не странно ли, отправившись в путь, чтобы спасти святыню добрых христиан, оказаться в лагере их заклятых врагов? Но ведь сказано:
Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадёт на землю без воли Отца вашего.[152]
Во всём промысел Божий, и я должен смириться и принять уготованную мне судьбу.
В обязанностях войскового лекаря нет ничего особенно сложного. В войнах, которые империя вела со своими соседями, мне участвовать не довелось, но сочинения императоров Льва и Константина об организации византийской армии я читал. Стало быть, мне следовало понять, как организовано лечение больных и раненых в армии крестоносцев, проверить наличие и сохранность лекарств, перевязочных материалов и прочих подобных вещей, которые некогда будет разыскивать по всему лагерю, когда на траве будут корчиться окровавленные воины, вынесенные из боя.
Я велел привести отданных в моё распоряжение костоправов и цирюльников и стал расспрашивать их, но они только удивлённо таращили глаза. Тогда я подумал, что ещё плохо говорю по-французски и попросил Альду помочь мне. Результат оказался тем же самым. Они просто не понимали, чего я от них хочу, и это вызвало у меня скверные подозрения.
В полдень пришёл Гильом де Контр, а за ним на телеге привезли шатёр, который он раздобыл для нас с Альдой. Пока костоправы, изрыгая кощунственную брань, пытались установить шатёр, я набросился на рыцаря с вопросами:
– Скажи мне, Гильом, как у вас лечат больных и раненых?
Он удивился:
– Ты, целитель, спрашиваешь об этом у меня, воина?
– Друг мой, ты не понял вопрос или я плохо спросил. Прости меня, всё-таки ваш язык не родной для меня. Я не спрашиваю у тебя, как мне исцелять раны и сращивать сломанные кости, я знаю это сам. Но я не знаю, например, как у вас организован вынос раненых с поля боя. Кто этим должен заниматься?
– В повозке лежит бочонок вина, прикажи, чтобы нам налили по кубку, – сказал Гильом, усаживаясь на траву. – Сладчайший Иисусе, да когда же эти олухи поставят шатёр? Солнце припекает так, что у меня скоро мозги сварятся! Проклятье, вот и вино степлилось… Нет, так они провозятся до вечера!
Рыцарь подобрал шест от шатра, взвесил на руке и начал охаживать им костоправов, не стесняясь солдатской брани. Это немедленно дало результат, работа стала осмысленной, и вскоре мы смогли войти в своё новое жилище, в котором, впрочем, невозможно было находиться из-за духоты.
– Может, за шатром найдётся хоть какая-нибудь тень? – простонал Гильом.
– Откуда? Солнце же в зените.
– И верно… Придётся терпеть. Так что ты хотел узнать?
– Для начала, кто у вас обязан выносить раненых с поля боя.
– Как это кто? Если ранен рыцарь, его вынесут оруженосцы. Точнее, если он может держаться в седле, то его увезут на лошади, а если нет, положат на щит.
– А если ранен оруженосец?
– Ну, наверное, другие оруженосцы…
– А если простой солдат?
– Да никто… – пожал плечами Гильом.
– Как это никто?!
– Да так. Война есть война. А ты не будь ослом, не дай себя ранить!
– Что же, раненый так и будет валяться на земле, пока не истечёт кровью или пока его не загрызут волки?
– По-всякому бывает, – неохотно сказал Гильом. – Вообще-то рыцарь обязан следить за своими воинами, и если он сам уцелел в бою, то прикажет отыскать пропавших. Раненым окажут помощь, а убитых похоронят. Да только в войске полно воинов, которые сами по себе, они просто приняли крест и пришли в место сбора. Эти люди не входят ни в какой отряд, да, собственно говоря, никто толком и не знает, сколько у нас воинов. Одни приходят, другие уходят, сколько-то мы теряем ранеными, больными и умершими. Потом, ты же видел, сколько здесь шляется всякого сброда? Маркитантки, девки гулящие, гадалки. Вот они-то после боя и выходят на промысел. В основном, конечно, чтобы ограбить трупы, но если найдут раненого, могут и в лагерь отнести… Если у него есть чем заплатить. А могут деньги забрать, а раненого добить. Но за такое сразу петля, если поймают. Говорят, раньше с войсками ходили монахи, вот они раненых подбирали и лечили. Потом какой-то умник изрёк, что «Ecclesia abhorret sanguinem»,[153] ну и не стало их, а зря. А у вас, греков, разве по-другому?
– Конечно, по-другому. Византийская армия построена по принципам, отработанным ещё римлянами. В имперских войсках для выноса тяжелораненых назначались особые санитарные команды из крепких солдат. Они подбирали раненых и на лошадях вывозили в тыл. У них даже были особые сёдла, с двумя стременами на левой стороне. За каждого спасённого воина санитарам платили золотом.
– Надо же… – вздохнул Гильом, – а кто платил?
– Император, из казны, кто же ещё? – удивился я. – Ну, хорошо, а как вы поступаете с ранеными?
– Оставляем в монастырях или отдаём на попечение местных жителей.
– Местных жителей? Это во враждебной-то стране?! Да их же перережут сразу, как только уйдут войска!
– Воинов креста? Не посмеют!
– Гильом, друг мой, – вздохнул я, – иногда ты напоминаешь мне неразумное дитя. Их уже посмели ранить в бою, а теперь ты ждёшь, что будут лечить?
Крестоносец начал злиться, его пальцы, сжимавшие кубок, побелели.
– Пусть только посмеют! Перевешаем всех!
– Да ведь раненым это не поможет, – возразил я.
Альда, тихонько сидевшая в уголке, увидела, что разговор принимает неприятный оборот, и решила вмешаться.
– Не гневайтесь, господин мой, – сказала она, положив руку на плечо рыцаря и заглянув ему в глаза. – Павел Иатрос задаёт вопросы с благой целью. Ведь он целитель, его призвание – спасать страждущих, вот он и хочет понять, как лучше поставить дело. А у кого, как не у вас, разузнать все тонкости устройства крестоносного войска? Ведь он ромей, а не француз, он чужой здесь.
