Она стояла на своем помосте прямо и неподвижно. Краска на лице проступила ярко, как у куклы, но она провела прощальный ритуал без заминочки. Я гордился ею: такая выдержка! Пусть, думаю, она не Видит и не Слышит, но царица из нее будет настоящая.
А старина Геракл лежал на том же месте, где упал. Букет анемонов, брошенный сверху, рассыпался у него на голове, словно венок на него надели... Я смотрел на него - и тут он чуть приподнялся, дернулся... и мухи облепили его глаза. И сверху, где дешевые трибуны были темны от коренных критян, раздался торжественный гул голосов, словно люди увидели знамение.
Мы шли к воротам. Устал я страшно, - но не настолько, чтобы потерять способность думать. Вспомнил, как охраняют священных быков - ни один посторонний не мог пройти к ним в ограду... Посмотрел вверх - на пустую ложу Миноса, на соседнюю, где наш покровитель принимал поздравления и похвалы его команде... Принимал поздравления - но я видел его глаза, когда он не видел моих.
Уйдя с арены, я позволил себя нести. В Бычьем Дворе наша знахарка обмыла и перевязала мне ногу, дала укрепляющего питья, горячего и пряного... Актор сидел рядом и насвистывал сквозь зубы. Глаза наши встретились - он показал взглядом на знахарку, покачал головой - молчи, мол, - и отошел.
Подошла Фалестра, встала возле моей циновки - одна рука на бедре, другой чешет свою черноволосую голову... Я поманил ее поближе, она наклонилась. И смотрела на меня не как женщина на раненого, а как настороженный воин в засаде, ждущий команды. Я тихо сказал:
- Быка чем-то напоили.
Она кивнула.
- Оружие хорошо спрятано? Астерион что-то узнал, - говорю. Говорю, а сам думаю - скоро ли он пришлет за мной и какой смертью заставит умирать.
- Много он знать не может, иначе бы нашего оружия уже не было. - Это она верно сказала, Фалестра. - Спрятано все хорошо, - говорит, - а ты не волнуйся; ведь ты же ни на что не будешь годен, пока не отдохнешь.
Она отошла и - я видел - разогнала плясунов, которые собирались подойти говорить со мной. Да, она была умница, Фалестра, - она знала, что если я не отдохну сейчас, то потом может не остаться времени. Я лежал и обдумывал ее слова, а мысли плыли медленно и словно в тумане - от слабости и от лекарства. "Он не знает, что я убил Миноса, иначе открыто казнил бы меня. Он не знает об оружии, иначе его бы уже отобрали. Но, быть может, он знает о Владычице? Или о том, кого она имела в виду, когда пророчествовала? Он допрашивал Пирима или его сыновей? Что он знает?" - так я думал. Но сон наваливался на меня, несмотря на все мои тревоги, и я снова услышал ропот критян, думавших, что бог убил быка у моих ног. Что ж, конечно же он был с нами... Мне казалось, что я и сейчас ощущаю его присутствие: суровая торжественность витала вокруг, и обычный шум Бычьего Двора казался слишком громким, непривычно мешал мне... Но даже подумав об этом, я все равно уснул. Мне снилось детство: я служил в храме на острове и слушал священный источник в полуденной тишине.
Когда проснулся, зажигали лампы и плясуны садились ужинать. Аминтор, наверно, ждал, когда я открою глаза, - тотчас подошел и спросил, чего мне принести. Я сел, хоть едва смог, и первым делом спросил, есть ли новости о смерти Миноса. Он огляделся - вокруг нас никого не было, все плясуны сидели у стола.
- Нет, Тезей... Кто тебе сказал? Ему можно верить?.. Сегодня разошелся совсем другой слух: говорят, что, когда флот уходил на Сицилию, перед штормами, Минос пошел с флотом, но это держится в тайне. Говорят, он хотел захватить остров врасплох, и потому никто ничего не должен был знать. В Малом Дворце эти слухи опровергают, потому все уверены, что это правда.
Он принес мне суп, ячменную лепешку и медовых сотов... Я ел лежа, облокотившись на локоть, и размышлял, сколько времени пройдет до тех пор, как из Сицилии придет известие о смерти Миноса. Но на самом деле, до чего умен скот! И быстро соображает... Отрицать эти слухи - это было здорово придумано; я должен был признаться себе, что сам бы не додумался. Но - раз так - ему нужно время, он еще не готов...
Подошла знахарка, ощупала меня... Потом смазала маслом и принялась массировать: растирала, стукала, шлепала, мяла... Бормоча, заклинания, осмотрела рану и сказала, что заживает быстро.
За столом плясуны сидели над нашим разбавленным вином - это был последний час общей беседы, перед тем как уводили девушек. Я растянулся под руками старухи и чувствовал, как расслабляются, оживают мышцы, как веселее бежит по телу кровь... Боль прошла. Лишь рана саднила от вина да по-прежнему хотелось спать. Когда она ушла, я повернулся на бок - собирался уснуть снова - и увидел, что Актор стоит возле моего ложа.
- Ну, - говорит, - значит, ты снова ожил. Я напишу это у входа в Бычий Двор, чтобы не бегать отвечать на вопросы о тебе. Поспал ты неплохо... Когда ты тут лежал во время землетрясения, а все эти чужеземцы не знали, что это такое, и вопили, призывая своих богов, я подошел поглядеть, не умер ли А ты - причмокивал как младенец!..
- Землетрясение?.. Ах да, конечно! - говорю. Я вспомнил ощущение присутствия бога. Настолько был замучен, что не понял предупреждения, когда оно было.
- Ничего особенного, - сказал он. - Полка горшков повалилась на кухне... А Журавлям придется ловить другого быка...
Он смотрел на меня - не просто так смотрел. И вокруг никого не было на этот раз.
- Что ему дали? От него пахло, - говорю.
- Откуда я знаю? - Он снова оглянулся. - Наверно то же, что дают собакам, перед тем как стравить. Собаки как правило выживают, но угадать бычью дозу...
До сих пор он стоял наклонившись, а тут сел на пол возле меня и заговорил еще тише.
- Сегодня одному человеку крупно не повезло. Имени называть не станем но здорово его сегодня ободрали; если ему понадобится еще талант золота, то придется ему ждать лета, когда вернутся его корабли.
- При чем тут золото?
Я спросил, а думал еще о другом в тот момент: думал, что мое лекарство, наверно, на маке было настоено, оттого я до сих пор такой вялый.
- Дух говорит, - сказал он... Это формула такая у критян: если человек не станет повторять свои слова при свидетелях, то так он начинает. - Дух говорит, что он занялся каким-то делом и это дело опустошило его казну. Его агенты целый день потрошили город - собирали налоги и подати, продавали должников, брали взаймы у финикийцев... Ну ставки на вас ты знаешь. Три месяца назад были равные деньги, теперь - от шести до восьми к одному. Пойди к любому и попробуй поставить на то, что Тезей останется жив, - с тобой и разговаривать не станут. Если ставишь на Журавлей - придется играть поровну... Но нынче утром, я слыхал, по всему Кноссу играли на смерть, - сто против одного и даже больше - и играли втихую, в разных местах, но примерно в одно и то же время, чтобы не сбить ставки. Это тебе что-нибудь говорит?
- Говорит?.. Что я понимаю во всех ваших делах?.. Я всего лишь бычий плясун, дикарь с материка; у нас в деревне народ простой, мы без хитростей...
Голова у меня кружилась. Актор посмотрел на меня, почесал затылок...
- Выспи хорошенько свое лекарство, парень, ты еще в дурмане плаваешь. И ушел
Глаза слипались - не выговоришь; веки словно свинцом налиты... Но я подумал, что засыпать нельзя: если усну, то потом буду думать, что это всё мне приснилось. Аминтор слонялся поблизости, я поманил его к себе.
- Есть новости. Позови Фалестру.
Они подошли вдвоем, склонились надо мной и глядели на меня так, словно я вот-вот исчезну.
- Успокойтесь. - сказал я. - Минотавр ничего не знает. Он это сделал ради золота.
Если б я говорил по-вавилонски, они бы поняли ровно столько же, и я не винил их за это.
- Минос мертв, - говорю - Это наверняка. Его где-то спрятали в Лабиринте, сплавили без обрядов, словно казненного бандита. Астериону нужно время. Ему нужна возможность покупать себе войска, - и друзей тоже, - но он не может распоряжаться государственной казной, пока не обнародована смерть царя. Положение у него трудное. Мы бы сказали - попал меж рогов, верно?.. Потому он стал играть на смерть, чтобы раздобыть денег.
До чего они стали похожи друг на друга!.. У обоих челюсти отвисли, как у деревенских дурачков, - я едва не рассмеялся.
Наконец Аминтор медленно заговорил:
- Так он сделал это ради денег? Но ведь мы - Журавли, мы плясали для него целый год...
Фалестра закинула назад голову:
- Мать Кобыл!.. - Она на самом деле смотрелась, как истинная дочь Посейдона-Коня: струилась по спине ее густая черная грива, ноздри раздувались... Она уперла кулаки в бедра и сверкала синеватыми белками черных глаз, словно норовистый жеребенок. - Чего стоят эти критяне?! Они сами, и их ванны, и бассейны, и их болтовня о варварах!.. Пустышки, сушеные тыквы!.. Если их потрясти, они будут трещать как погремушки! Тезей, чего мы ждем?!
Прежде, в Элевсине, Аминтор заговорил бы первым; а теперь вот стоял и молчал. Молчал, - но черные брови его сошлись над орлиным носом, и пальцы шарили по поясу, где должен быть кинжал.
