На метле можно лететь с такой скоростью, что волосы сдует. Достаточно сломаться паре башен – а нам ли не знать, что они постоянно ломаются, – и метла обгонит семафоры, еще и потому, что летает она прямо, и ей не нужно следовать за извилистой дорогой, по которой ехали кареты и на которой стояла Магистраль. Магистрали должно крупно не повезти, а человек на метле будет обморожен и, возможно, мертв, но за сутки на метле можно было добраться из Анк-Морпорка до Орлеи. Этого могло хватить.
На лице Позолота застыло злорадство. Теперь-то он знал, что придумал Мокриц.
Кручу-верчу, запутать хочу…
В этом суть любой аферы. Жертва не должна быть ни в чем уверена, но ей можно позволить заблуждаться.
– Я требую, чтобы в карете не было никакой метлы! – заявил Позолот аркканцлеру, что было ошибкой. Нельзя ничего требовать от волшебников. Нужно просить. – Если господин фон Липвиг сомневается в своем средстве передвижения, – продолжал Позолот, – пусть признает свое поражение сейчас!
– Мы будем ехать одни по опасным дорогам, – заметил Мокриц. – Без метлы может и не обойтись.
– Однако вынужден согласиться с этим… господином, – сказал Чудакулли с некоторым неудовольствием. – Это как-то неправильно, господин фон Липвиг.
Мокриц вскинул руки.
– Как скажешь, не буду спорить. А жаль. Но могу ли я просить о равных условиях?
– В каком смысле? – спросил волшебник.
– При каждой башне есть лошадь на случай поломки, – сказал Мокриц.
– Это обычная практика! – огрызнулся Позолот.
– В горах – да, – спокойно отвечал Мокриц. – И то только в самых отдаленных башнях. Но сегодня, кажется, у каждой башни стоит по лошадке. Фактически «Пони-экспресс», без обид, господин Пони. Они обойдут нашу карету, даже не послав ни единого сигнала.
– Ты серьезно считаешь, что мы повезем послание верхом? – воскликнул Позолот.
– Ну, ты же считаешь, что я полечу, – сказал Мокриц. – Если господин Позолот сомневается в своем оборудовании, аркканцлер, пусть признает свое поражение сейчас.
Вот она промелькнула, тень на лице Позолота. Он был уже не просто раздражен, он ступил в тихие глубокие воды чистого животного бешенства.
– Давайте сойдемся на том, что это не гонка лошадей против метлы, – сказал Мокриц. – Это почтовая карета против клик-башен. Карета ломается – мы чиним карету. Башня ломается – вы чините башню.
– Вообще-то звучит справедливо, – согласился Чудакулли. – Постановляю так. Однако хотел бы вынести предупреждение господину фон Липвигу с глазу на глаз.
Аркканцлер положил руку Мокрицу на плечо и завел его за карету. Там он наклонился к нему близко-близко и спросил:
– Ты же в курсе, что нарисованные звездочки на обычной метле не заставят ее подняться в воздух?
Мокриц заглянул в молочно-голубые глаза волшебника, невинные, как у ребенка – такого, который изо всех сил старается выглядеть невинным.
– В самом деле? – сказал он.
Волшебник похлопал его по плечу.
– Значит, оставим все как есть, – сказал он радостно.
Позолот улыбнулся Мокрицу, когда они вышли из-за кареты.
Искушение было слишком велико, и Мокриц даже не стал с ним бороться. Всегда повышай ставки. Испытывай удачу, потому что никто не сделает этого вместо тебя.
– Не хочешь заключить небольшое личное пари, а, господин Позолот? – спросил он. – Чтобы не было… скучно.
Позолот отреагировал достойно, вот только эти едва заметные знаки в его лице…
– Подумать только, а разве боги одобрают азартные игры? – усмехнулся он.
– Что наша жизнь? Лотерея, господин Позолот, – сказал Мокриц. – Скажем… сто тысяч долларов?
Это стало последней каплей. Мокриц увидел, как что-то лопнуло внутри Хвата Позолота.
– Сто тысяч долларов? И где ты найдешь такую сумму, фон Липвиг?
– Я просто помолюсь, господин Позолот. Я думал, это все знают, – сказал Мокриц, к всеобщей радости. Он отвесил председателю свою самую нахальную улыбку. – А вот где ты возьмешь сто тысяч долларов?
– Ха! Я принимаю пари. Посмотрим, кто будет смеяться последним, – сказал Позолот без обиняков.
– Жду не дождусь, – ответил Мокриц.
И теперь ты у меня в руках, подумал он про себя. Ты взбешен. Ты делаешь ошибки. Ты идешь по доске.
Он вскочил на подножку кареты и повернулся к толпе.
– В Орлею, дамы и господа. В Орлею, и будь что будет!
– Что-то точно будет! – сострили в толпе.
Мокриц поклонился и, выпрямившись во весь рост, встретился взглядом с Дорой Гаей Ласской.
– Выходи за меня, госпожа Ласска! – прокричал он.
Толпа ахнула, а Сахарисса дернула головой, как кошка, вынюхивающая новую мышку. Какая жалость, что в газете была только одна первая полоса.
Госпожа Ласска выдула колечко дыма.
– Не сейчас, – ответила она невозмутимо под восклицания и гул толпы.
Мокриц помахал рукой и вскочил на козлы рядом с возницей.
– Трогай, Джим!
Джим щелкнул хлыстом, и карета тронулась под возгласы зевак. Мокриц обернулся и увидел господина Пони, который сосредоточенным шагом двигался в сторону башни Тумп.
Потом Мокриц уселся поудобнее и стал разглядывать улицы, освещаемые огнями кареты.
Может, это золото проникало ему под кожу. Он чувствовал, как что-то наполняло его, какая-то дымка. Он поднял руку, и ему показалось, что за ней по воздуху протянулся след искорок. Он все еще летел.
– Джим, как я выгляжу? – спросил он.
– Не видать при таком-то свете, – сказал возница. – Можно вопрос?
– Валяй.
– Зачем ты оставил этим гадам только часть страниц?
– По двум причинам, Джим. Во-первых, это выставило нас молодцами, а их – маленькими нытиками. А во-вторых, это страницы со всеми цветными иллюстрациями. Целая вечность уйдет, пока они их перекодируют.
– А глаз у тебя острый, как бы не порезаться, господин фон Липвиг! А? Во!
– Лети, Джим, лети, как на крыльях!
– Ну, я-то знаю, как сделать все красиво, не сомневайся! Н-но! – хлыст снова щелкнул. Стук копыт эхом отскакивал от домов.
– Шесть лошадей, – заметил Мокриц, когда они прогремели про Брод-авеню.
– Ага. Пусть заодно и мое имя запомнят, – сказал возница.
– Сбавь ход, когда подъедем к старой башне волшебников. Мне нужно будет сойти. Ты взял с собой охрану?
– Четырех человек, – сообщил Джим. – Отлеживаются в карете. Уважаемые люди и профессионалы в своем деле, знаю их с малолетства: Гарри-Жвачка, Тап-Головолом, Вретт Тяжкийтелесный и Безносый Джо Тозер. Товарищи мои, так что не боись, им и самим не терпится отдохнуть немного в Орлее.
– Ага, ведерками и лопатками мы запаслись, – прорычал голос из кареты.
– Они лучше дюжины стражников, – довольно сообщил Джим.
Карета тряслась по дороге, оставляя позади самые дальние пригороды. Дорога под колесами становилась хуже, но карета покачивалась и приплясывала, крепко держась на стальных рессорах.
– Когда высадишь меня, можно так не гнать. Спешить некуда, Джим, – сказал Мокриц через некоторое время.
В свете фонарей он увидел хитрую улыбку Джима.
– Таков твой план, да?
– И это замечательный план, Джим! – сказал Мокриц. Осталось убедиться, что он не сработает.
Фонари кареты скрылись из виду, и Мокриц остался один в холодной темноте. Вдали дым над Анк-Морпорком сливался в один большой, подсвеченный огнями, клубящийся гриб, закрывающий собой звезды. В кустах шуршало, и легкий ветерок разносил капустный запах по бесконечным полям.
Мокриц подождал, пока глаза не привыкнут к темноте. Стала видна башня – столб ночи, лишенный звезд. Оставалось только найти дорогу в густых зарослях сорняков и репейника…
Он крикнул сычом. Поскольку Мокриц не был орнитологом, его сыч кричал: «у-у».
Заросли разразились совиным уханьем. Эти совы гнездились в заброшенной башне, которая днем сводила людей с ума. На сов это никак не влияло, разве что кричали они на все голоса, которыми только могут кричать живые – или умирающие – существа. Среди них слышались и трубящий слон, и, кажется, вой гиены с нотками скрипящего матраца.
Когда их хор стих, голос в нескольких шагах от Мокрица прошептал:
– Все нормально, господин фон Липвиг, это я. Адриан. Дай мне руку и пойдем быстрее, пока остальные опять не перессорились.
– Перессорились? Из-за чего?
– Они друг от дружки уже на стену лезут! Нащупай веревку. Взял? Хорошо. Можно идти: дорожку мы расчистили и пометили веревкой…
Они быстро зашагали вдоль деревьев. Лишь с близкого расстояния сквозь развалившуюся дверь был виден свет – Неопределенный Адриан закрепил на стене несколько газовых ламп. Камни ходили ходуном у Мокрица под ногами, когда он лез наверх. Не обращая на них внимания, он взлетел по винтовой лестнице с такой скоростью, что у него закружилась голова.
Безумный Ал схватил его за плечи.
– Не лети, – сказал он бодро. – У нас еще десять минут в запасе.
